Матросская тишина - Лазутин Иван Георгиевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Верю. А мне вдвойне приятней.
— Почему вдвойне?
— Потому что рядом — ты.
Когда помыли посуду, Эльвира позвонила домой и сообщила матери, что Валерия освободили, что она у него. Потом, прижав трубку к уху и молча кивая головой, она слушала мать. Лицо ее при этом постепенно тускнело, омрачалось.
— Хорошо, хорошо, мамочка, я не задержусь ни на минуту. Я скоро буду. Пожалуйста, не сердись. От радости, что Валера на свободе, я забыла все на свете.
— Что случилось? — спросил Валерий, когда Эльвира положила трубку.
— У мамы плохо с сердцем. Только что была «неотложка». Я же говорила тебе, что после того, как папа ушел к другой женщине, она глубоко страдает. Иногда доводит себя до такого состояния, что ей не мила жизнь. А однажды даже сказала мне, что если бы не я у нее, то она с облегчением ушла бы из жизни. Она такая несчастная, мне ее так жалко.
Попрощавшись, Эльвира остановилась у порога и смотрела на Валерия такими печальными глазами, будто они расстаются на долгие годы.
— Ты что так смотришь на меня? — спросил Валерий. — Должна радоваться: я дома, мы вместе.
— Меня томит какое-то недоброе предчувствие. — Эльвира тяжело вздохнула.
— Тревога за маму?
— Нет, за тебя. У тебя впереди еще столько неясного и запутанного, что я хочу одного.
— Чего ты хочешь?
— Быть всегда рядом с тобой. Чтобы ты не наделал глупостей.
— Ладно, ступай, тебя ждет мама. Передай ей привет. — Валерий проводил Эльвиру до лифта и не входил в квартиру до тех пор, пока не услышал хлопок двери лифта на лестничной площадке первого этажа.
После ухода Эльвиры на Валерия навалилась тоска. Мать тяжело больна, отчим завел любовницу и строит планы развода с матерью, самого его впереди ожидает уголовный суд… Он будет сидеть на скамье подсудимых рядом с закоренелыми преступниками, а потом сам факт, что он был в этот злополучный вечер вместе с ними, таская награбленные ими вещи, пил вместе с ними в Софрине водку… «Отдал бы полжизни, чтобы никогда не бывать на улице Станиславского и в Софрине…» — казнил себя Валерий. При мысли о том, что на суд придут все, кто подписал за него поручительство, ему стало страшно. Придет на суд и его тренер, Валерий Николаевич Чукарин, имя которого когда-то гремело среди московских мастеров-фехтовальщиков. Он тоже обратился с письмом-ходатайством о Валерии. Будет на суде и классный руководитель. Глядишь, придет и директор школы. Даже если и не захочет, то обяжут: его же ученик попал на скамью подсудимых, он же подписал поручительство. Особенно пугало присутствие на суде матери. Как ока переживет это позорное судилище. Ведь она привыкла к тому, что ее сына всегда хвалили: на родительских собраниях в школе Валерия ставили в пример другим ученикам, на спортивных состязаниях она вся светилась, когда ее сын, победитель соревнования, под аплодисменты болельщиков поднимался на пьедестал почета; дворник дядя Сеня любил под легким хмельком поговорить с Вероникой Павловной и никогда не забывал сказать при этом, что у нее растет хороший сын: вежливый, обходительный, всегда опрятный. А вот теперь… Валерий рухнул на тахту, закрыл глаза. Из груди его вырвался протяжный стон. «Если бы не Смоленск!.. Откуда они взялись, эти сыновья и вдова летчика Воронцова? Что я им сделал плохого? Ведь мог же и я иметь такого хорошего отца? За что они меня так? Мама, ты передо мной ни в чем не виновата. Это из-за меня ты терпишь такие страдания. И я ничем не могу помочь тебе…»
Валерий думал о матери, а перед глазами как бы вторым планом вставали видения тюремной камеры, изрытое оспой лицо сержанта-конвоира, водившего его на допросы в комнату следователя, серые лица арестантов, с утра до отбоя не знающих чем заняться… Чтобы прогнать мрачные видения, Валерий порывисто встал с тахты, умылся в ванной холодной водой и долго рассматривал в зеркале свое подурневшее, осунувшееся лицо с темными провалами под глазами. «Вот так-то, дружище! Наверное, не глупыми были на Руси старики, которые сказали: «Не отрекайся ни от сумы, ни от тюрьмы». Сума в наше время ушла в предание. А вот тюрьма…»
Телефонный звонок, раздавшийся в гостиной, оборвал его мысли. Голос Ладейникова Валерий мог узнать из тысячи голосов: была в нем властная сдержанность и доброта.
— Ты что сейчас делаешь, Валерий? — звучал в трубке голос следователя.
— Я?.. Да ничего. Думаю во второй половине дня съездить к маме в больницу.
— Ты можешь сейчас подъехать в прокуратуру?
— А зачем?.. — Голос Валерия дрогнул. — Это обязательно?
— Обязательно! Я жду, — сухо сказал Ладейников и повесил трубку.
«Зачем?.. Зачем я ему понадобился? — сверлила мозг тревожная мысль. — Неужели опять что-нибудь не так? Когда же все это кончится?»
Как во сне Валерий спустился в лифте, в троллейбусе по рассеянности забыл купить билет, за что был оштрафован ревизором, перед входом в прокуратуру ему дорогу перешла женщина-маляр с пустым ведром, из которого торчали грязные кисти. Никогда не веривший в приметы, Валерий резко, словно перед разверзнувшейся пропастью, остановился. Стоял до тех пор, пока перед ним седенький старичок с вытертым портфелем не вошел в прокуратуру. При этом даже подумал: «Ему-то что — он уже прожил свою жизнь…»
Однако тревога Валерия была напрасной. Это он скорее почувствовал сердцем, чем понял разумом, когда вошел в кабинет Ладейникова и сразу же попал под обаяние его душевной улыбки.
— Садись!.. У меня для тебя подарок.
Валерий сел, не спуская глаз со следователя.
— Что за подарок? — тихо произнес Валерий и тут же подумал: «Не шутит ли? В таких учреждениях подарков не преподносят».
Но Ладейников не шутил.
— На, читай. — С этими словами он положил перед Валерием белый лист, на. котором был текст, отпечатанный на машинке.
— Что это? — с испугом в голосе спросил Валерий. Взгляд его метнулся с листа бумаги, лежавшего перед ним, на следователя.
— Постановление. — Ладейников видел, как к щекам Валерия прихлынула кровь.
— Что за постановление?
— О прекращении против тебя уголовного дела. Весь текст можешь не читать. Фабула твоего деяния тебе известна. В протоколах допросов и очных ставок ты подписывался под ними несколько раз. Читай вот отсюда. Здесь главное. — Ладейников пальцем показал, откуда нужно читать.
И Валерий прочитал:
«1. Прекратить уголовное дело по обвинению Воронцова Валерия Николаевича в преступлении, предусмотренном ч. 2 ст. 145 УК РСФСР.
2. О прекращении дела уведомить Воронцова В. Н. и дирекцию школы № 121 г. Москвы, разъяснив им при этом, что они могут в течение пяти суток с момента уведомления обжаловать настоящее постановление прокурору Фрунзенского района г. Москвы.
3. Копию настоящего постановления о прекращении дела направить прокурору Фрунзенского района г. Москвы.
Старший следователь прокуратуры Фрунзенского района г. Москвы юрист первого класса Ладейников».
Ниже, с некоторым отступом, стояла виза прокурора:
«Согласен.
Прокурор Фрунзенского района г. Москвы старший советник юстиции Захаров».
Валерий, в душе которого чувство радости перемешалось с тревогой, широко раскрытыми глазами смотрел на Ладейникова и не мог понять: о каком обжаловании говорилось в постановлении.
— Что тебе здесь не ясно? — спросил Ладейников, догадываясь, что смутило Валерия. — Второй пункт постановления?
— Что это за обжалование? Какое может быть с моей стороны обжалование? Я не хочу никаких обжалований! Здесь все правильно!
— Успокойся. Так нужно. Эту формальность предусматривает Уголовно-процессуальный кодекс. — Ладейников встал, подошел к Валерию и крепко пожал ему руку. — Поздравляю тебя, ты невиновен. Но пусть все, что случилось с тобой, будет наукой на всю жизнь.
Губы Валерия дрожали, он хотел что-то сказать, но не мог так велико было его волнение.
— Езжай сейчас к матери и сообщи ей то, о чем я только что известил тебя.