Воскресшая жертва - Каспари Вера (книга бесплатный формат .txt, .fb2) 📗

Через некоторое время он выпалил:

— Я очень хотел бы, чтобы моя сестра увидела эту квартиру. После замужества она переехала в Кью-Гарденс, и она не держит спичек в гостиной. Эта квартира, — он помедлил, — она очень удобная.

Мне показалось, что он хотел сказать «классная», но не произнес этого слова, зная, что интеллектуальный снобизм подпитывается такой тривиальной грубостью. Его внимание привлекли книжные полки.

— У нее масса книг. Она их когда-нибудь читала?

— А как вы думаете?

Он пожал плечами:

— О женщинах ничего нельзя знать наверняка.

— Не говорите только, что вы женоненавистник.

Он крепко сжал зубами мундштук и посмотрел на меня по-мальчишески вызывающе.

— Ну-ну, а подружка у вас есть? — спросил я.

— У меня их было много, — ответил он сухо. — И я не ангел.

— Любили вы кого-нибудь?

— Одна красотка из Вашингтон-Хейтс вила из меня веревки. А я ведь шотландец, мистер Лайдекер. Так что можете сделать выводы.

— А вы были знакомы когда-нибудь с девушкой, которая не была бы красоткой или дамой?

Он подошел к книжным полкам. Пока он говорил, его руки и глаза были заняты небольшим томиком в красном сафьяновом переплете.

— Иногда я приглашал куда-нибудь подружек моей сестры. Они никогда не говорили ни о чем другом, кроме как о жениховстве и замужестве. И всегда хотели пройти мимо мебельных магазинов, чтобы показать мебель для гостиной. Одна из них чуть было не подцепила меня.

— И что же вас спасло?

— Автомат Мэтти Грейсона. Вы правы. Это была не трагедия.

— Она вас не ждала?

— Ждала. В день выписки из больницы она была у дверей. С любовью и планами на жизнь. У ее отца была масса денег, рыбный магазин, он готов был обставить нам квартиру, заплатить за нее наличными первый взнос. Но я все еще ходил на костылях и сказал ей, что не приму жертвы. — Он громко засмеялся. — После того как я месяцами читал и думал, я не мог заниматься мебелью для гостиной. Сейчас она замужем, у нее двое детей, живет в Джерси.

— И она не прочла ни одной книги?

— Наверно, купила несколько комплектов для шкафа. Стирает с них пыль, но не читает.

Он взял в руки томик в красном сафьяновом переплете. До наших ушей доносились резкие звуки свистка продавца воздушной кукурузы, детские голоса напоминали о кладбищенском карнавале, который разыгрывался внизу, на улице. Бесси Клэри, служанка Лоры, сказала полицейским, что в первое мгновение она увидела труп в искаженном отражении в вазе из ртутного стекла на каминной полке. Эта тусклая ваза привлекала к себе взгляд, и мы могли представить себе отражение неподвижного тела в голубом халате, темную кровь в темных волосах.

— Что вы хотели у меня спросить, Макферсон? Зачем вы меня сюда позвали?

На его лице как бы застыла маска осторожности, свойственная многим поколениям покоренного народа. Мститель, когда он является, является с гордым и сдержанным выражением лица. На мгновение я почувствовал враждебность. Я барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Странно, но заглушаемые обивкой кресла звуки дошли до его слуха, он повернулся ко мне с таким видом, как будто мое лицо напомнило ему о неких мимолетных мечтах. Прошло еще, как я полагаю, секунд тридцать, прежде чем он взял с ее стола круглый предмет, завернутый в промасленную кожу.

— Что это, мистер Лайдекер?

— Человек с вашими спортивными пристрастиями, Макферсон, наверняка знаком с этой потрясающей игрушкой.

— Но почему она держала на своем столе бейсбольный мяч? — Он сделал ударение на местоимении. И местоимение начало жить собственной жизнью. Внимательно изучив потертую кожу и расползшуюся шнуровку, он спросил: — Он что, у нее с 1938 года?

— Знаете, я не запомнил точную дату, когда этот objet d’art[6] появился в ее домашнем хозяйстве.

— На нем автограф Куки Лаваджетто. 1938 год был для него победным. Она болела за команду «Доджерс»?

— Ее характер был разносторонним.

— А Шелби тоже болельщик?

— Разве ответ на этот вопрос поможет вам разрешить загадку ее убийства, дружище?

Он положил бейсбольный мяч точно на то же место, где его оставила Лора.

— Мне просто хотелось узнать. Если вы не хотите отвечать на вопрос, мистер Лайдекер…

— Нечего на меня сердиться, — огрызнулся я. — Шелби не был болельщиком. Он предпочитал… а почему я говорю о нем в прошедшем времени? Он, знаете ли, предпочитает более аристократические виды спорта: теннис, верховую езду, охоту.

— Да… — проговорил он.

Возле двери, в нескольких футах от того места, куда соскользнуло мертвое тело, висел портрет Лоры кисти Стюарта Джэкоби. Будучи одним из подражателей Юджина Шпайкера, он изобразил плоское лицо, которое на самом деле отнюдь не было плоским. Самым лучшим на портрете, как и у живой натуры, были глаза. Их раскосость, подчеркнутая округлой формы бровями, придавала лицу тот застенчивый облик олененка, который так очаровал меня в тот день, когда я открыл дверь худенькой девочке, попросившей меня взяться за рекламу ручки-самописки. Джэкоби уловил то плавное беспокойство в позе, которую она приняла, опираясь на ручку кресла; в одной руке она держала желтые перчатки, в другой — зеленую охотничью шляпу. Портрет был не вполне реалистичен, чуть манерен, слишком много в нем было от Джэкоби и недостаточно — от Лоры.

— Внешне она была недурной, да… — он помедлил и сочувственно улыбнулся: — девушкой, правда, мистер Лайдекер?

— Это сентиментальный портрет. В то время Джэкоби был влюблен в нее.

— Много ли было влюбленных в нее мужчин?

— Она была доброй женщиной. Доброй и щедрой.

— Но мужчины влюбляются не за это.

— Она была деликатна. Если знала о недостатках мужчины, никогда не показывала виду.

— Была ли она противоречива?

— Нет, очень честна. Ее лесть никогда не была пустой. Она умела находить в характере других людей настоящие качества и подчеркивала их. Внешние недостатки и всякая манерность при ней исчезали, подобно тому как уходят неискренние друзья, сталкиваясь с чем-то себе противоположным.

Он изучал портрет.

— Почему она не выходила замуж? Раньше?

— В ранней молодости она пережила разочарование.

— Большинство людей в молодости разочаровываются. Но это не мешает им находить кого-то другого. Особенно это относится к женщинам.

— Она не была такой, как ваша тогдашняя невеста, Макферсон. Лоре не нужна была мебель для гостиной. И замужество не было для нее призванием. Она сделала карьеру, зарабатывала много денег, вокруг нее всегда были мужчины, которые ее сопровождали и обожали. Замужество могло дать ей лишь некую завершенность, и она берегла себя для этого.

— Чтобы не исчезало ощущение занятости, — добавил он сухо.

— Разве вы осмелились бы посоветовать уйти в монастырь женщине ее темперамента? У нее были мужская работа и мужские заботы. А искусство вязания не числилось среди ее талантов. Кто вы такой, чтобы судить о ней?

— Не волнуйтесь, — сказал Марк, — я вовсе не осуждаю.

Я подошел к книжным полкам и подвинул томик, который он так внимательно рассматривал. Он сделал вид, что не заметил моего движения, но зато обратил внимание на увеличенную фотографию Шелби, который был особенно хорош в фланелевом спортивном костюме.

Опустились сумерки. Я зажег лампу. В быстром переходе от сумерек к искусственному освещению я увидел оттенок более темной и более непроницаемой таинственности. Здесь имело место не просто расследование, проводимое полицейским управлением. В таких не связанных между собой деталях, как старый бейсбольный мяч, потрепанный томик «Гулливера», дорогая для обитательницы квартиры фотография, Марк искал ключ не к разгадке частного убийства, а к вечно загадочной женской природе. Ни один мужчина не мог вести такие поиски, опираясь только на свое зрение, участвовать должна была и его душа. Он, как человек суровый, первый отверг бы такое сочетание, но я, глядя на мир сквозь толстые линзы очков, понимал истинную причину его антипатии, объектом которой был Шелби. Его собственная тайна, гораздо более глубокая, чем тайна совершенного преступления, имела отношение к ответу на вопрос, который всегда ставил влюбленного в тупик: «Что она нашла в другом?» Пока он сердито рассматривал фотографию, он, я в этом уверен, размышлял над характером привязанности Лоры к Шелби, над тем, может ли женщина с такими чувствами и умом удовлетвориться только прекрасной мужской внешностью.