Пятая жертва - Никольская Наталья (серии книг читать бесплатно txt) 📗
Мою мысль перебил телефонный звонок. Звонил Маркелов.
– Я насчет Маргариты Львовны. Она пришла на работу примерно полдевятого, хотя занятий у нее в этот день не было. В десять провела сорокапятиминутную консультацию. В двенадцать началось заседание педагогического совета, которое закончилось около часа. Домой ушла полвторого.
– Все?
– Это то, о чем вы просили узнать…
– Ага, спасибо, Вадим. Да, вот еще что: закончишь с лицеем, пообедай и поговори с ее соседями. Особое внимание обрати на вечернее время субботы. Конкретно – без пятнадцати девять – в это время она вернулась домой в сопровождении мужчины. Дождь пошел только ночью, поэтому наверняка кто-нибудь был во дворе и мог видеть их вместе.
– Я понял.
– Действуй.
Положив трубку, я продолжала обдумывать ситуацию.
Каким должен быть мужчина, чтобы понравиться Маргарите? Наверное, он должен быть похож на ее отца. Хотя – нет. Ведь подсознательно, а может, и сознательно она чувствовала, что отец предал ее, бросив ее мать и уйдя к другой женщине. Значит, это должен быть мужчина, который бы мог понять ее терзания, или, по крайней мере, сделать вид, что понимает. Разделять, наконец, ее точку зрения на искусство…
Да брось ты, Валентина. Может быть, все не так сложно? У тебя вырисовывается прямо не маньяк, а эстет какой-то. Может быть, он просто самец, от которого за версту несет мужской силой?… Нет, тут ты неправа. Если мужчина излучает мощную сексуальную энергию, которую мне хочется называть харизмой, обладает некой животной притягательностью, против которой не могут устоять многие, даже самые образованные, интеллигентные или закомплексованные женщины, то у него не будет недостатка в поклонницах. Он никогда не станет маньяком-убийцей и всегда найдет себе женщин, для удовлетворения своих сексуальных желаний. Женщины как кошки на валерианку бросаются на таких мужчин.
Маньяки, напротив, отягощены разного рода сексуальными проблемами, которые имеют своим источником психологические травмы. Они бывают часто закомплексованы, хотя наличие комплекса не говорит, конечно, что его обладатель – обязательно маньяк. Но вот как он справляется с периодическими выплесками сексуальной энергии, как укрощает свое либидо…
Ведь полным-полно полудохлых застенчивых интеллигентов, обделенных этой самой сексуальной харизмой. Кто знает, какие шквалы неудовлетворенного либидо потрясают их заботливо выпестованный внутренний мирок, который тем не менее спасает их. Ибо каким бы хрупким и уязвимым он ни был, он выполняет роль громоотвода, отдушины.
Человек направляет свою сексуальную энергию в русло социально приемлемой практики. Фрейд вообще считал всю культуру эфемерным облаком над вечно клокочущей пучиной страстей.
Я, сверх-Я, Оно… Я – как компромисс между Оно и сверх-Я. Так что же это получается: значит, маньяк не может, так сказать, осуществить этот жизненно важный компромисс?
Фрейд писал о репрессивных функциях культуры. Как облако ни эфемерно, а подавляет оно на славу! И тот же Фрейд, веривший в могущество подсознательных импульсов, призывал на место Оно поставить Я.
Как ни крути, а без культурной надстройки далеко не уедешь…
Ну, Валентина, ты еще затронь тему уровней фиксации либидо! Маньяк твой явно пережил какую-то, мягко говоря, неприятную ситуацию, причиной которой явилась конкретная женщина. Неудачный сексуальный контакт, охлаждение, изначальное непреодолимое равнодушие с ее стороны, измена, кидание – тут есть из чего выбрать!
В общем, застопорилось либидо, зафиксировалось… Неудовлетворенное Я, бунтующее Оно и ничтожно тонкий слой сверх-Я, то есть культуры, как системы образцов знания и поведения, которым должно подражать. Не слушаешься? Та же культура, общество прибегнут к предупреждениям, угрозам, а потом и репрессивным мерам подавления.
Так что же, маньяк – ницшеанец? Ну ты скажешь тоже!
Итак, травма, влекущая за собой проектирование травмирующей ситуации в будущем, но только в качестве ответных защитных мер пережившего травму. Меры в данном случае – это физическое насилие. Вечное возобновление – либидо буксует. Клинический невроз.
Не удался контакт с женщиной, давай-ка я подстрахуюсь, то есть из живой, которая может противоречить и сопротивляться, которую нужно очаровывать, убеждать, покорять, с которой нужно вести словесный поединок, меряться силой характера, отстаивать свою точку зрения, прислушиваться одновременно к ее мнению, уважать ее взгляды, делиться с ней своими переживаниями, быть открытым и т. д., и в игре-борьбе с которой можно проиграть, давай-ка из этой опасной своей непредсказуемостью личности я сделаю что-то вроде безмолвной мумии, давай-ка превращу ее в полено, с которым можно делать все что угодно… Она будет сохранять внешний облик той, живой, такой манящей и отталкивающей из-за своего произвола…
Эта бездыханная кукла будет покорно все сносить, эта аппетитная ледышка даже не пошелохнется, когда на ее мертвенно-бледной коже ты оставишь кровавый знак своего могущества.
Валандра взглянула на часы: половина третьего. Обычно она не обедала в кафе и ресторанах, хотя вполне могла себе это позволить, предпочитая или домашнюю пищу, или легкое перекусывание прямо на рабочем месте. Но сегодня был такой теплый солнечный день, практически первый теплый день в этом году, что ее невыносимо потянуло на улицу. Кроме того, довольно напряженная работа в первой половине дня утомила ее и она решила расслабиться.
Она закрыла тетрадь с записями, быстро привела себя в порядок и стремительно вышла из кабинета.
– Сергей, – окликнула она Болдырева, заглянув в дежурку, – поехали.
– Уже иду, – засуетился он, неуклюже поднимаясь с дивана.
– Куда едем, Валентина Андреевна? – поинтересовался Сергей, когда они уселись в «Волгу», и ее двигатель ровно заработал.
– Куда-нибудь в центр, – махнула рукой Валандра, закуривая.
Сергей удивленно уставился на нее: не часто она так неопределенно указывала адрес.
– Ну что смотришь? – она усмехнулась, – я еду обедать, куда-нибудь на проспект.
– Понял, – кивнул Сергей и нажал на газ, – тогда я вас прямо в начале проспекта высажу.
Проспектом в Тарасове называли Немецкую улицу, которой вернули ее первоначальное название. А в совдеповские времена она называлась проспектом Кирова, а в среде продвинутой молодежи просто проспектом. Именно в те времена одному из тарасовских градоначальников пришла в голову идея сделать из нее пешеходную улицу, как Арбат в Москве.
Сказано – сделано: через некоторое время с улицы убрали транспорт, замостили плиткой и она стала пешеходной. В прессе она сразу же получила неофициальное название Тарасовский Арбат, а уже в постперестроечные времена даже стала выходить газета с таким названием.
В летнее время многочисленные кафешки выносили пластиковые столики с зонтиками и стулья, давая возможность посетителям потягивать в тени пивко и наслаждаться прохладой в знойные дни.
Именно на этот проспект и направлялась Вершинина, надеясь перекусить и подышать относительно свежим воздухом. Через несколько минут Болдырев остановил «Волгу» перед перекрестком.
– Не жди меня, – сказала Вершинина, выбираясь из машины, – обратно я сама дойду.
– Как скажете, – Сергей флегматично пожал плечами и подождав, когда дверца закроется, тронулся с места.
На проспекте было многолюдно. Народ толкался у стендов с солнцезащитными очками, возле фотографа, на плечах которого сидела обезьянка в пестром наряде, возле киосков с видео– и аудиокассетами, на террасах кафе.
Вершинина остановила свой выбор на кафе под большим синим навесом. Народу здесь было меньше, чем в других подобных заведениях. На красных пластиковых столах стояли стаканчики с салфетками. Да и официантки этого кафе доброжелательно улыбались.
Валандра подошла к стойке и принялась изучать выставленные в витрине блюда. Взглянув на цены, она поняла, почему здесь было мало народа. Двухсотграммовая порция шашлыка стоила пятьдесят два рубля, пицца среднего размера тянула на двадцать пять, сэндвичи с салями и с сыром по девять, спиртное же стоило почти вдвое дороже, чем в магазине.
