Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (лучшие книги онлайн txt) 📗
– Не говорите так, – перебил Джураев, – мы в уголовном розыске почувствовали, что в Узбекистане появился человек, решивший навести порядок невзирая на лица…
Но прокурор, пропустив слова полковника мимо, продолжал:
– Я не знаю, сколько я здесь пролежу, полгода, год, и каким отсюда выйду, и чем стану заниматься позже. Вряд ли мне удастся вернуться на прежнее место, на мой взгляд, идет откат назад, многие наверху считают, что пора свернуть работу всех следственных групп Прокуратуры СССР в Узбекистане, да и местной Прокуратуре поубавить пыл, я эту узду ощущал во время ферганских событий. Да и в самой Москве то же самое. Но не об этом речь. Я хотел бы заручиться вашим честным словом: каким бы я отсюда ни вышел, у вас в угрозыске найдется для меня работа, любая, хоть делопроизводителем, хоть посыльным. Только вместе с вами я доведу дело до конца и поквитаюсь за вашего друга Азларханова, и за себя, и за всю семью, и за попираемый Закон…
– Я обещаю вам это в любом случае, у меня с ними тоже свои счеты, – сказал, волнуясь, полковник.
В августе Хуршид Азизович приободрился, вышел правительственный указ о создании Чрезвычайной комиссии по борьбе с организованной преступностью.
Создали такую комиссию и в Узбекистане, с полномочиями на два года, в ее состав вошел и генерал Саматов. Спустя четыре месяца, ближе к Новому году, Джураев, как и Камалов возлагавший немало надежд на новый указ, сказал в сердцах прокурору, что указ оказался очередным правительственным постановлением, никого и ничему конкретно не обязывающим, не подкрепленным законодательными актами, не обеспеченный ни материальными, ни техническими, ни кадровыми ресурсами. Преступный мир понял окончательную импотентность власти, ибо проверил ее терпение во всех регионах и по всему перечню преступлений: квартирные кражи, хищения, разбои, угон машин, мошенничество – и на воровских сходках решил наращивать масштабы уголовных деяний. Пока государственные институты находятся в глубоком нокауте, народ оставлен на растерзание уголовникам. Чуть позже, анализируя статистику преступлений за второе полугодие 1989 года, Камалов отметил, что криминальная ситуация с созданием Чрезвычайной комиссии по борьбе с организованной преступностью увеличилась почти вдвое, значит, не сгущали краски осведомители полковника Джураева из уголовной среды, воровской мир реально оценил наши возможности, понял, что пока мы готовы лишь давать грозные названия комиссиям.
В октябре, когда у прокурора сняли гипс с левой руки, он попросил Уткура Рашидовича, начальника отдела по борьбе с мафией, принести документы, что удалось собрать о жизни и связях Сенатора.
Материалов оказалось достаточно, работали тщательно, прилагалось немало фотографий. Хуршид Азизович знал эти документы, но сегодня, после покушения, они виделись иначе. Он не сомневался, что кто-то из тех, что фигурировал по разделу «Связи», причастен к убийству его семьи. Каждый день после уколов, процедур, капельниц он перебирал бумаги, выстраивал планы, за которые возьмется, как только выйдет из стен больницы. Несмотря на неопределенность со здоровьем, он чувствовал, что имеет достаточно сил, чтобы распутать зловещий клубок преступлений, за которым виделась рука Сенатора и хана Акмаля, находящихся в московских тюрьмах. Из обширных связей заведующего Отделом административных органов, оказавшегося убийцей, Камалов постепенно выделил две, и чаще всего его рука тянулась к этим папкам, на одной значилось:
ШУБАРИН АРТУР АЛЕКСАНДРОВИЧ
(кличка – Японец)
В этой папке оказалось немало фотографий, на них Японец чаще всего был заснят в компании, и люди, с которыми он находился рядом, прежде обладали завидной властью: секретари горкомов и обкомов, министры, депутаты, крупные должностные лица. Имелась цветная фотография, где Шубарин улыбался хану Акмалю, рассматривавшему удивительной красоты и изящества охотничье ружье. Прилагались два снимка, где Шубарин рядом с Шарафом Рашидовичем, но на обоих присутствовал и Анвар Абидович Тилляходжаев, с которым, говорят, Японец был накоротке.
С каждым днем Камалов убеждался все больше и больше, что и Сенатор, и хан Акмаль могли поручить предприимчивому Японцу устранить его, уйди он у них с дороги, с остальными людьми в органах они могли найти общий язык, как находили его все годы прежде. Могли они и шантажировать Шубарина, и жизнь прокурора вполне могла стать платой за молчание процветающего Японца. Следовало внимательно присмотреться к человеку с официальным миллионом и имеющему много друзей в прошлом и нынешнем государственном аппарате республики.
На другой папке, тоже красным фломастером, значилось:
ХАШИМОВ САЛИМ ХАСАНОВИЧ
(кличка Миршаб – Владыка Ночи)
Тут не было фотографий со знаменитыми и влиятельными людьми, словно Миршаб избегал ненужной рекламы, и снимок прилагался всего один. Человек из Верховного суда заснят на ней с хозяйкой модного ресторана «Лидо», некой красавицей Наргиз, в прошлом танцовщицей знаменитого фольклорного ансамбля. Сведений о Хашимове имелось мало, но отмечался его высокий профессиональный уровень как юриста, выделялось и его неуемное тщеславие, хотя он всегда вроде был на вторых ролях при Сухробе Ахмедовиче. Люди, хорошо их знавшие, утверждали, что в ту пору, когда они возглавляли районную Прокуратуру, некоторые важные решения принимал и реализовывал все-таки – Миршаб, не зря у него такая двусмысленная кличка. Обращали внимание на его жестокость, изворотливость, намекали, что он сумел купить своей любовнице не только дом в престижной махалле, но и помог ей открыть ресторан, приносивший невероятные доходы. Обращали внимание на несколько судебных решений, принятых с тех пор, как в Верховный суд пришел Хашимов, когда крупные расхитители отделались тюремными сроками вместо высшей меры, отступное в таких делах могло стоить казнокрадам многих миллионов. Выходило, что Сухроб Ахмедович работал в паре с умным и коварным человеком, которого так просто не возьмешь.
Когда полковник Джураев пришел к нему в очередной раз проведать, прокурор передал ему досье на Шубарина и на Хашимова со словами:
– Возьмите, кажется, эти люди выдали срочную лицензию на мой отстрел.
Джураев, мельком кинув взгляд на обложку папки, сказал:
– Спасибо. Я уже давно собираю на них материал. – И после паузы добавил: – Должен вас одновременно обрадовать и огорчить. Японец отбыл в Западную Германию на годичные курсы по банковскому делу – за месяц до начала Ферганских событий, он намерен открыть в Ташкенте коммерческий банк. Я думаю, не в его интересах уничтожать таких людей, как вы, он как никто заинтересован в правовом государстве.
Сознание, что он наконец-то нащупал тех, на кого делают ставку и Сенатор, и хан Акмаль, придали энергию прокурору Камалову, и он целыми днями упорно делал гимнастику в постели, врачи опасались, что он будет хромать на левую ногу.
Узнав, что семья погибла, Хуршид Азизович долго пребывал в шоке и заметно потерял интерес к своему здоровью, но теперь, когда появилась цель, он неистово цеплялся за жизнь, стремился восстановить силы, чтобы непременно остаться работать в органах.
В палате стоял телевизор, и он часто стал слушать выступления с третьей сессии Верховного Совета СССР, и поражался близорукости депутатов, не понимавших, что любые социальные программы, впрочем, как и другие проблемы, никогда не решить, не сломав хребет преступности, ибо финансирование их рано или поздно окажется у них под контролем. Призывать людей с трибун работать больше и лучше, зарабатывать – безнравственно, ибо обеспеченный тут же становится жертвой преступности. Богатеть в нашей стране – значит подвергать себя и свою семью опасности. Тьма наводчиков: от людей, работающих в милиции, до уборщицы в подъезде, быстро ставят в известность уголовный мир, у кого что в доме завелось. Упаси господь компьютер или видеомагнитофон, – жди беды. У нас даже статьи на наводчиков нет, справляй свое подлое дело без страха, если что – испугом отделаешься. Рэкет, дитя кооперации, почувствовал вкус больших денег и бессилие власти, и его уже теперь не остановить, тем более с такими милосердными законами.
