Вкус пепла - Лэкберг Камилла (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— What the fuck is going on here! [22] — На пороге возник Лукас, все с тем же странным выражением в пустых, безумных и холодных глазах.
Анна знала, что это их будущая погибель.
— Can't you get your children to shut the fuck up? [23] — Он произнес это не громогласно и угрожающе, а почти дружелюбно, но подобного тона она страшилась больше всего.
— Я стараюсь, как могу, — по-шведски ответила она и сама услышала, что ее голос звучит как мышиный писк.
Адриан в детском стульчике уже дошел до истерики: громко кричал и колотил по столу ложкой.
— Нет — кушать, нет — кушать! — твердил он.
Анна в отчаянии пыталась его успокоить, но он так разошелся, что уже не мог перестать.
— Ну, не будем кушать. Не хочешь, и не надо. Можешь не кушать, — уговаривала она ребенка, вытаскивая его из креслица.
— He's gonna eat the bloody food, [24] — произнес Лукас все тем же спокойным голосом.
У Анны все внутри заледенело. Адриан отчаянно брыкался, требуя, чтобы его спустили на пол, не желая снова садиться на стульчик, куда она пыталась его водворить.
— Не хочу кушать, не хочу кушать, — кричал он во весь голос, и Анна уже еле удерживала его на месте.
С видом холодной решимости Лукас взял со стола кусок хлеба из тех, что Анна успела нарезать. Взяв одной рукой Адриана за голову и стиснув ее железной хваткой, он другой рукой начал запихивать хлеб ему в рот. Малыш отчаянно замахал ручонками, сначала сердито, затем в паническом страхе, потому что огромный кусок хлеба заполнил ему весь рот и не давал дышать.
Анна сначала оцепенела, затем в ней пробудился древний материнский инстинкт, и весь страх перед Лукасом исчез, как не бывало. Единственное, о чем она сейчас думала: надо защитить своего детеныша. В кровь хлынул адреналин. С первобытным рычанием она оторвала руку Лукаса от ребенка, быстро вынула хлеб изо рта Адриана, у которого уже по щекам ручьями текли слезы. Затем она обернулась, чтобы отразить нападение Лукаса.
Все быстрее и быстрее кружилась спираль, увлекая их обоих в бездну.
Мельберг тоже встал утром с каким-то неприятным чувством, но по сугубо эгоистическим причинам. В течение ночи он несколько раз просыпался в липком поту, потому что ему снилось, как его самым бесцеремонным образом выгоняют со службы. Нельзя допустить, чтобы это произошло на самом деле. Должен же быть какой-то способ снять с себя ответственность за вчерашнее злосчастное происшествие. И в качестве первого шага к достижению этой цели нужно уволить Эрнста — тут не может быть двух мнений. Мельберг признавался себе, что в последнее время слишком ослабил вожжи в отношении Лундгрена, а все потому, что в какой-то мере воспринимал его как родственную душу. Во всяком случае, с ним он чувствовал гораздо больше общего, чем с прочей шушерой в отделении. Но в отличие от самого Мельберга Эрнст проявил катастрофическое отсутствие здравого смысла, и это его погубило. А ведь Мельберг действительно считал его поумнее.
Со вздохом он спустил ноги с кровати и, почесываясь, взглянул на часы. Почти девять. Можно еще успеть на работу в последнюю минуту, но вчера пришлось задержаться до восьми, так как надо было тщательно обсудить все случившееся. Он уже начал оттачивать формулировки, которые употребит в докладе вышестоящему начальству: там надо особенно следить, чтобы не наболтать лишнего. Сейчас главная задача — минимизировать ущерб.
Он вышел в гостиную и на секунду остановился, чтобы полюбоваться на Симона. Тот лежал на диване и храпел с разинутым ртом, свесив одну ногу за край. Одеяло свалилось на пол, и Мельберг с гордостью отметил, что передал сыну свои физические данные. Симон был не какой-нибудь там худосочный недомерок, а крепко сбитый юноша, так что если он поработает над собой, то наверняка будет весь в отца.
Он потормошил его:
— Слышишь, Симон! Пора вставать.
Не обращая внимания на призыв, мальчик повернулся на другой бок и уткнулся лицом в спинку дивана.
Однако Мельберг продолжал безжалостно расталкивать его. Он и сам бы, пожалуй, с удовольствием поспал подольше, но пусть парень знает, что тут ему не дом отдыха.
— Эй, слышишь! Давай вставай, я сказал!
Опять никакой реакции. Мельберг только вздохнул: придется, значит, пустить в ход тяжелую артиллерию.
Он вышел на кухню, отвернул кран, подождал, пока не пошла ледяная вода, наполнил кружку и спокойно вернулся в гостиную. С веселой улыбкой на устах он вылил ледяную воду на беззащитное тело сына, что немедленно произвело желаемый эффект.
— Какого черта! — завопил Симон и вскочил как подброшенный. Дрожа, он схватил валявшееся на полу полотенце и принялся вытираться. — Чего это тебе вдруг взбрело в голову? — спросил он, натягивая майку с нарисованным черепом и названием какого-то рок-бэнда.
— Через пять минут будет подан завтрак, — объявил Мельберг и, насвистывая, отправился на кухню.
Ненадолго он даже забыл опасения по поводу карьеры и с огромным удовольствием обдумывал план совместных развлечений отца и сына, которым они посвятят себя в ближайшее время. Ввиду отсутствия в Танумсхеде стриптиз-клубов и игорных домов придется довольствоваться тем, что есть. Например, тут имеется музей наскальных изображений. Нельзя сказать, что сам он так уж увлекался рисунками, накорябанными на каменных плитах, но музей — это хотя бы такое место, куда можно пойти вдвоем. Ибо он твердо решил сделать упор на совместное времяпрепровождение. Никаких больше игр, в которые сын часами погружается один, никаких телевизоров допоздна: все это смертельно опасно для развития личных отношений. Вместо этого — обеды вдвоем, с попутными беседами, а вечерком перед сном, может быть, партия в «Монополию».
За завтраком он с энтузиазмом изложил сыну свои планы, но вынужден был признать, что реакция мальчика его несколько разочаровала. Он-то из кожи вон лезет, стараясь создать условия, чтобы им получше узнать друг друга, отказывает себе в любимых удовольствиях и, жертвуя собой, собирается идти с мальчиком в музей, а Симон вместо благодарности сидит, тоскливо уставясь в тарелку с рисовыми хлопьями! Избалован до крайности, только и можно сказать! Хорошо, что мать, пока не поздно, решила отправить его на воспитание к отцу!
По дороге на работу Мельберг вздыхал. Быть отцом — это нелегкое и ответственное дело!
Патрик был на работе уже с восьми часов. Он тоже плохо спал и в основном только ждал, когда наконец настанет утро и можно будет заняться необходимыми делами. В первую очередь он хотел выяснить, принес ли какую-то пользу ночной разговор. Когда он стал набирать знакомый номер, который помнил уже наизусть, пальцы у него немного дрожали.
— Больница Уддеваллы.
Он назвал фамилию доктора, с которым ему надо было поговорить, и стал нетерпеливо ждать, когда того разыщут. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем его соединили.
— Здравствуйте! Это Патрик Хедстрём. Мы с вами разговаривали вчера вечером. Меня интересует, пригодилась ли вам моя информация.
Напряженно выслушав ответ, он победным жестом вскинул кулак. Значит, он все-таки оказался прав!
Положив трубку, Патрик, насвистывая, принялся за дела, вытекающие из подтвержденных данных. Сегодня у всех будет много работы.
Второй звонок был к прокурору. С таким же необычным запросом он уже однажды обращался, и с тех пор прошло больше года; он надеялся, что прокурор не упадет в обморок от удивления.
— Да, вы правильно поняли. Мне нужен ордер на эксгумацию. Да, опять. Нет, не та же могила. Ту ведь уже вскрывали, верно? — Он говорил медленно и отчетливо, стараясь сохранять терпение. — Да, и на этот раз тоже срочно, и буду очень благодарен, если мой запрос будет рассмотрен безотлагательно. Все необходимые документы отправлены по факсу, вы их, вероятно, уже получили. Документы связаны с двумя запросами: один касается эксгумации, другой повторного обыска в доме.
22
Что тут, черт возьми, происходит? (англ.)
23
Неужели ты, черт возьми, не можешь унять своих детей? (англ.)
24
Сейчас же чтобы съел свою проклятую еду! (англ.)