Искатель. 1995. Выпуск №2 - Козлов Игорь Данилович (серия книг .txt) 📗
Я попытался разжать его пальцы, но они не поддавались — слишком крепко вцепились в шею.
В этот момент кто-то резко повернул меня за плечо, и я прямо перед собой увидел перекошенное от ужаса лицо Франклина. Не готовый к его нападению, я инстинктивно взмахнул правой рукой. Франклин отпрянул и закрылся локтями, будто ожидал удара.
Я вновь повернулся к Шратту. Тот уже потерял сознание. Руки были безвольно вытянуты вдоль тела. Я приказал Франклину помочь мне положить его на диван.
Пульс Шратта в два раза превышал норму, сердце стучало гулко и неравномерно. Больше всего меня испугало его смертельно бледное лицо — ему было недалеко до инфаркта. Я быстро расстегнул верхние пуговицы его сорочки и велел Франклину принести льда.
Когда мое распоряжение было выполнено, я положил несколько кубиков льда Шратту на грудь — слева, ближе к сердцу. Вскоре пульс нормализовался. Шратт глубоко вздохнул и открыл глаза. Увидев меня, он задрожал от страха. Я сказал ему, что опасность миновала, и заставил его выпить теплого молока — однако, когда он пил, его зубы стучали о край чашки.
Судя по всему, Шратт готовился к отъезду. Его чемоданы стояли в передней, пальто висело на спинке стула. Меня удивил способ, которым он собирался покинуть мой дом — ночью, никого не предупредив о своих намерениях. С другой стороны, я не мог взять в толк, зачем он пошел через гостиную, когда мог спокойно выйти прямо во двор.
— Это что такое? — спросил я, показав на чемоданы.
Лицо Шратта вдруг исказилось от ужаса. Я не сразу сообразил, что его так взволновало; он уже давно не прикладывался к спиртному, а эпилепсией вообще никогда не страдал. Затем я проследил за его взглядом — и все понял.
Распределительный щиток у входа в лабораторию был открыт. Прямо под ним на полу лежала шляпа Шратта.
Меня охватила ярость, почти бешенство.
— Вы хотели убить мозг, — не владея собой, закричал я.
Шратт уставился на меня — бледный, перепуганный еще больше, чем прежде.
— А вы пытались задушить меня, — дрожа всем телом, сказал он.
Никогда не видел его в таком состоянии — типичный клинический шизофреник, а не ученый, которому в свое время прочили блестящую научную карьеру.
Его слова потрясли меня. Неужели ему померещилось, будто я напал на него?
Я спокойно объяснил, в каком положении застал его в гостиной. Он намеревался совершить самоубийство — я спас ему жизнь!
— Сам себя человек не может задушить, — с презрением произнес Шратт. — Вы это прекрасно знаете, Патрик.
Он, пошатываясь, поднялся на ноги.
— Продолжим разговор утром, — прохрипел он.
Когда я попробовал помочь ему, он оттолкнул мою руку.
Я вернулся в лабораторию. Лампочка уже не горела — мозг спал. Монотонно шуршал грифель самописца. По бумаге ползли дельта-кривые неправильной формы.
Я сел на кровать и попытался мысленно восстановить события этой ночи.
Итак, меня разбудил крик о помощи. Голос я помнил плохо, но мне казалось, что он принадлежал не Шратту, а кому-то другому. Впрочем, в минуту страха у человека сжимаются голосовые связки, и его крик опознать почти невозможно. Поэтому кричать мог и Шратт. Да и кого же еще я мог услышать, если не его?
Чтобы рассеять подозрения — смутные, но все-таки не дававшие мне покоя, — я встал и направился в комнату для прислуги.
Франклина я застал собирающим скудные пожитки и бросающим их в старый, видавший виды саквояж. Мой визит явно испугал его.
Решение покинуть мой дом, принятое им после стольких лет службы, заставило меня еще больше усомниться в себе.
— Тоже уезжаешь? — спросил я. — К чему такая спешка? Почему ночью?
Франклин сел на край постели. В его глазах застыл тот же беспомощный ужас, который несколько минут назад я видел у Шратта.
Не желая расстраивать его, я сказал, что он может оставить работу, когда ему заблагорассудится, но мне будет очень грустно, если нам все-таки придется расстаться. Он немного успокоился, и я спросил, слышал ли он, как доктор Шратт звал на помощь.
К моему облегчению, он кивнул. Однако, когда я спросил, зачем он оттащил меня от Шратта, он с испуганным видом признался, что видел, как я напал на него.
— У доктора Шратта был приступ эпилепсии, — сухо заметил я. — Мне пришлось оказать ему помощь, вот и все.
Франклин снова кивнул, но, судя по всему, не поверил. Вернувшись в лабораторию, я долго не мог собраться с мыслями.
В случившемся было что-то необъяснимое. Франклин тоже слышал, как Шратт звал на помощь. И так рьяно оттаскивал меня, что у меня до сих пор болело плечо. Странно. Если бы не какая-то опасность, он не осмелился бы поднять руку на хозяина.
А кроме того, человек и впрямь не может сам себя задушить.
Шратт был абсолютно прав, когда указал мне на абсурдность моего утверждения. Стало быть, я и в самом деле напал на него.
Как это могло произойти? Неужели мозг Донована достиг такой власти надо мной, что под его влиянием я чуть не совершил убийство? Если так, то существует ли предел его возможностей? Известно, что человек в минуту смертельной опасности способен мобилизовать все свои внутренние и внешние силы. Вполне допустимо, что и этот мозг, исчерпав остальные ресурсы, позвал на помощь меня.
Он знал, что Шратт собирается отключить электричество. Энергия, питающая компрессор, ему необходима, как человеческим легким — воздух. Вот почему он решил не подпускать Шратта к распределительному щитку.
Нам неведомы потенциальные возможности нашего мозга. В сущности, мы располагаем лишь одним достоверным фактом, что клетки серого вещества создают электромагнитное поле, пронизывающее пространство вокруг него.
Между тем, эти клетки способны производить новые, обладающие какими-то дополнительными, еще не изученными свойствами. Каковы их функции? Увы, современная наука не в состоянии ответить на этот вопрос.
Когда я спал, чувствительные рецепторы моей центральной нервной системы приняли мощный сигнал, посланный мозгом Донована. Его энергии хватило, чтобы привести в действие мускульный аппарат и внушить мне мысль о том, что я должен спасти Шратта. Это дьявольское наваждение рассеялось, когда Франклин схватил меня за плечо.
Мозг использовал свою силу непосредственно против Шратта — в отличие от меня, тот не спал. Вероятно, содержимое стеклянного сосуда может командовать людьми лишь в двух случаях: если они спят или добровольно подчиняются ему.
Крик, поднявший меня с постели, принадлежал Доновану. Его голос звал меня, но звучал лишь в тайных уголках моего подсознания.
12 ноября
Шратт пришел после обеда. Он казался отдохнувшим, был тщательно выбрит — вообще выглядел моложавым бодрячком, чем немало удивил меня.
К еще большему моему удивлению, он первым делом приветливо улыбнулся.
— Франклин сбежал, — радостно сообщил он. — Придется нам самим готовить друг другу. Установим очередность?
Его беззаботность покоробила меня. Переведя разговор на события этой ночи, я сказал, что находился под влиянием Донована и пообещал впредь не допускать ничего подобного.
Он с рассеянным видом кивнул и — насколько я понимаю, вполне искренне — извинился за попытку помешать ходу эксперимента.
Его словно понесло. Переменившись в лице, он вдруг принялся расписывать перспективы моих исследований. Он поздравил меня с успехом, столь убедительно продемонстрированным ночью, и в шутку заметил, что не удивится, если в следующий раз увидит меня на вручении Нобелевской премии.
Поведение Шратта с каждой минутой казалось мне все более странным.
Объясняя причины ночного происшествия, я изложил свою теорию новых возможностей мозга. Показав на свежие наросты бледно-серого вещества на мозговых полушариях, сказал, что именно там может находиться источник его телепатической силы.
Шратт согласился со мной. Затем ненадолго задумался и наконец произнес:
— Видите ли, Патрик… Этой ночью мне не повезло, но я сам виноват в своих несчастьях. Мне не следовало вмешиваться в ваши эксперименты. Теперь я вижу, к чему привела моя старческая сентиментальность. Поверьте, я искренне раскаиваюсь в ней. У вас есть талант, Патрик, и вы поступили бы глупо, если бы не воспользовались им. Я завидовал вам, потому и пытался встать на вашем пути. Прошу вас, простите вздорного, ревнивого старика.
