Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен (лучшие книги читать онлайн txt) 📗

Официантка принесла графин водки и еще одну порцию красной икры. Синьор Фраголли, крупный мужчина с выразительной физиономией, изрезанной глубокими морщинами, и большим крючковатым носом, как у римского императора, блеснув белозубой улыбкой на бронзовом от загара лице, принялся в такт музыке отбивать ножом ритм на серебряном ведерке для шампанского.

— Что вы продаете? — спросил Харви.

— Вот это.

Положив нож, он потянулся за своим черным атташе-кейсом, извлек из чемоданчика женский пояс с подвязками и качнул им в воздухе, изображая движение бедер. Металлические застежки звякнули.

— Это мне нравится, — одобрил Харви.

На следующий день мы встречались с синьором Фраголли в половине второго у Центрального военно-морского музея, который он упорно называл биржей.

Музей располагается на восточной стороне одного из сотни островов, из которых и состоит Ленинград; соединяют их между собой шестьсот двадцать мостов. Здесь Нева достигает своей предельной ширины.

Над скованной льдом рекой дул холодный ветер, порывы которого долетали до Петропавловской крепости. Итальянец несколько задержался и появился, рассыпая поклоны и извинения. Он возглавил нашу процессию, спустившись на твердый лед, который тянулся до северного берега. До Кировского моста нам предстояло пройти немалое расстояние, и мы двинулись по протоптанной тропинке. Женщина в тяжелом тулупе, с шарфом на голове и меховых сапогах, терпеливо подергивала леску, опущенную в круглую дырку во льду. Ребенок рядом с ней навел на нас пластмассовый пистолет и изобразил звук выстрела, но женщина приструнила его и улыбнулась нам. Улова у нее не было или же она бросала его обратно в воду. Когда мы оставили ее далеко позади, синьор Фраголли заметил:

— Лицо города изменилось. Вы обратили на это внимание?

— Да, — согласился Харви. Он держал голову низко опущенной, словно даже тут, на льду, наш разговор мог быть перехвачен параболической антенной с направленным микрофоном.

— Надеюсь, что ни одно из них вы не разбили?

— Нет. Я был очень осторожен, — сказал Харви.

Мне не требовалось лишних доказательств, дабы убедиться, что полдюжины яиц, украденных у меня в лондонском аэропорту, находятся у Харви. Я ничего не сказал. Им еще доведется испытать удивление, когда они присмотрятся к этим яйцам из буфета. И у Харви, и у Фраголли оказались одинаковые черные чемоданчики.

— Обменяемся за ленчем, — предложил Фраголли. И 6т души расхохотался, блеснув полным набором зубов.

Я предположил, что если кто-то наблюдает за нами с берега, это введет его в заблуждение.

— Один из вас, — продолжая улыбаться, сказал он, — отправится в Ригу.

— Поедет Демпси, — ответил Харви. — Я должен быть здесь.

— Меня не волнует, кто из вас, — заметил Фраголли. На ходу он пристроился поближе ко мне. — Завтра вы едете в Латвию. Рейс 392-й, отправление без десяти три. Остановитесь в гостинице «Рига». С вами выйдут на связь. — Он повернулся к Харви: — Вы ввели его фотографию в «Мозг»?

— Да, — кивнул Харви.

— Отлично, — одобрил Фраголли. — Человек, который найдет вас, будет знать, как вы выглядите.

— Но я-то его знать не буду?

— Конечно, так безопаснее.

— Нет, только не для меня, — возразил я. — Мне не нравится идея, что любой из ваших бездельников может обнаружить мое фото.

— Ни один из снимков не выдается просто так, — успокоил меня Харви. — Человек, который выйдет на контакт, скорее всего, будет среди пассажиров самолета.

— И как, по вашему мнению, я должен действовать? — спросил я. — Обзавестись бинтами и гипсовой шиной?

— Чем скорее ты вобьешь себе в голову, что в этой организации исключены любые ошибки, тем скорее ты расслабишься и перестанешь подкалывать меня, — нетерпеливо заявил Харви.

Поскольку эти слова, по всей видимости, были предназначены, чтобы ублаготворить синьора Фраголли, я сказал всего лишь «о'кей».

— Вам придется выучить наизусть две тысячи слов, — предупредил синьор Фраголли. — Справитесь?

— Не дословно, — слабо запротестовал я. — Слово в слово не получится.

— И не надо, — улыбнулся Фраголли. — Только формулы — довольно короткие — будут нуждаться в дословной передаче.

— Это получится, — согласился я и подумал, как им удастся раздобыть мне визу в Ригу, но спрашивать не стал.

Мы добрались до вмерзшего в лед судна. Его высокий борт украшали деревянные галерейки и иллюминаторы с занавесками. Поднявшись на борт, мы миновали груды пустых ящиков из-под пива и лимонада и услышали за собой оклик:

— Товарищ! — В голосе звучали угрожающие нотки. — Товарищ! — повторился зов снова.

— Он волнуется потому, что мы не оставили ему верхнюю одежду, — предположил Фраголли. — Тут считается некультурным заходить куда-либо в пальто.

Плавучий ресторан мало чем отличался от всех прочих аналогичных заведений. Столовые приборы, как и посуда, меню, да и сами официанты — все здесь носило марку одного и того же государственного предприятия.

Мы ели бульон с пирожками, и Фраголли рассказывал, что сегодня утром он успел продать партию поясов.

— Вы не имеете представления, до чего толковы эти русские; может, они въедливы и неискренни, но уж умны, это да. Я продаю свои товары во многих западных странах, но эти русские... — Он поцеловал кончики пальцев, демонстрируя свое восхищение, и понизил голос до конспиративного шепота. — Мы заключили сделку. Другие клиенты просто называют мне количество и дату, к которой надлежит поставить восемь тысяч подвязок модели 6а таких-то и таких-то размеров. Но только не русские. Они хотят, чтобы застежка была на дюйм ниже, они хотят двойные швы.

— Это непросто, — покачал головой Харви.

— Да, — согласился Фраголли. — Меняя спецификацию, они получают уверенность, что этот товар пойдет только им. Понимаете, эластик портится от долгого хранения. И они не хотят, чтобы их товар месяцами лежал на складах. У них очень толковое капиталистическое мышление.

— Капиталистическое?

— Конечно. Вот взять этих старушек, что продают букетики цветов на Невском. Ни один милиционер ничего им не говорит, хотя они нарушают закон. Но в свое время продавать таким образом цветы было довольно опасно. Ах, если бы я мог дать одной из этих женщин партию поясов... — Он остановился. — Я прикинул, что если продавать их по нормальной цене — а сегодня в Ленинграде ее можно поднять, самое малое, вдвое, и она будет считаться нормальной, — так вот при такой цене я мог бы уйти на покой после одного рабочего дня. Эта страна изголодалась по потребительским товарам, как Европа в 1946 году.

— Тогда почему же вы этого не делаете? — спросил Харви.

Фраголли скрестил пальцы обеих рук универсальным для России жестом, изображающим тюремную решетку и все, что с ней связано.

— Со временем все станет попроще, — заверил его Харви. — И скоро вы сможете спокойно продавать свои пояса; это у вас получается.

— В Ленинграде мне рассказали анекдот: «Пессимист — это человек, который считает, что раньше было плохо, сейчас плохо и так будет всегда. А оптимист говорит: да, раньше было плохо, плохо и сейчас, но будет еще хуже». Это житейская философия. — Фраголли развел руками.

— Так почему они с этим мирятся?

— В этой стране ребенка сразу же при рождении пеленают. С головы до ног, и он напоминает полено. Когда его распеленывают, чтобы, скажем, искупать, он кричит. Он кричит, потому что теперь его больше ничего не сковывает, ничто не контролирует. Он свободен. Но он обеспокоен. Его тут же снова пеленают, и в психологическом смысле он остается в таком состоянии до самой смерти.

— В наши дни они не так уж скованы по рукам и ногам, — возразил Харви.

— Посмотрите, например, на эту официантку, — развивал мысль Фраголли. — Она просто не может себе позволить купить нормальную одежду. У нее нет ни приличного лифчика, ни пояса.

— А мне и так нравится, — хмыкнул Харви. — Мне нравится, когда у моей бабы выпуклости с обеих сторон.