Желтый дьявол (Т. 1 ) - Мат Никэд (бесплатная регистрация книга txt) 📗
— Так вам, сукины сыны! Будете скрывать своих сыновей..?
— Будете давать подати?.. Будете прикрывать партизан?..
Молчание холодное, мертвое — в ответ в толпе.
Она — застыла.
Сжала: глаза — женщины, зубы и кулаки — мужчины.
А потом — ночью их еще пытали: на каленую лопату садили, горячей водой наливали…
Духу уже не было, да и плоть умирала, едва теплилась… Тогда…
Под утро Враштель:
— Собирайсь! — скомандовал…
— Ваше благородие, а стариков куда?..
— Развесить по хатам!.. — и вытащили на коньки и повесили с крыш над окнами крайних хат.
А одного — на журавль, потом вызнали… — все на краю деревни.
И висит над колодцем старик… болтается… бородой гуляет по ветру.
Восемь повесили — всех.
Сами уехали под туман…
Только один сорвался, ожил — уполз…
Семь осталось — висят…
И выглянули сотни глаз — прильнули к окнам…
— Ой, батюшки-светы! — Иван-то, матка… Ой! — на журавле… висит…
— Родимые… Родненькие… Ой!.. — и закликала девка, забилась, заумирала — припадочная.
5. Село Ивановка
— А морозец сегодня здоровый какой! — говорит Василий, входя в хату. Он снимает полушубок, стряхивает снег, и потирает замерзшие руки.
Около весело потрескивающего огня в печке — его сосед Клим.
— Что, замерз? — говорит он встречая Василия. — Да, мороз сегодня крепкий.
Потом задумчиво прибавляет:
— Нам тут хорошо, а каково нашим ребятам в тайге!
Оба мужика садятся у печки, разматывают кисеты, набивают трубки.
— Ну, что слышно? — спрашивает Клим.
— Давеча тут приезжал Степан с Кириллом за овсом. Говорит — готовимся. Скоро, говорит, наступать будем.
— Ну, это уж зря. Мало у них еще сил?
— Ну, так что ж. Если надо будет — разве мы не поддержим. Село у нас богатое — живем, как у бога за пазухой. Пусть берут — все дадим.
— Это вестимо, как оно есть. В этом сумлеваться не приходится. Дадим и сами пойдем — всем селом — истинный господь.
— Вот оружие бы нам только. Ружьишек! Пулемета какого-нибудь: видал, как косит: та-та-та-та. Здорово!
— Ну, тебе еще пушку! — смеется Клим. — Целую автономию.
— А что же? Мы и свою антимонию можем развести. На что нам эти генералы и полковники. Слышал — давеча, одного стражника за баней застрелили — из Благовещенска.
Входит Андрей, сын Василия, только что приехавший из соседнего села.
— Говорят, японцы в Благовещенске хозяйничают во всю.
— Ну, до нас еще далеко… — говорит Клим. — А о Мухине ничего не слыхал?
— Говорят, готовится к восстанию. Отряд у него отважный — маху не даст.
— Эх! — хорошо бы прогнать всю эту свору.
— Да-Да-а… — задумчиво произносит Василий. Делишки! Ну, пойти спать, что ли.
Он стягивает валенки и, лениво раздевшись, влезает на печку.
— Эх, и ночка хорошая! — смотрит Андрей через окошко на улицу. — Звезд-то, звезд-то сколько…
— Ишь, загляделся. Спать пора. Завтра раненько нужно за дровами ехать…
Из доклада японской контр-разведки:
«…настроение среди населения отрицательное. В некоторых селах, как например Ивановка, крестьяне активно поддерживают партизан, снабжая их продуктами…»
— Ну, значит, в Ивановку — решает начальник японского карательного отряда.
— Правильно! Хоть одно село… проучить, как следует — чтоб им!..
С трех сторон к селу под'езжает японская артиллерия. Только одна сторона остается свободной — русло замерзшей реки. Но оттуда путь только один — в тайгу.
— Мы их выкурим отсюда, — грозит командир отряда. Пусть бегут в тайгу — морозец сегодня славный.
От разрывающихся снарядов уже загорелось несколько зданий.
В селе суматоха. Крики, шум, шопот. Вперемежку пулемет:
— та-та-та-та…
Бегут крестьянки, накинув поверх рубашек полушубки… Спешно на ходу укутывают детей, грудных младенцев…
О защите села и думать нечего. Но отдаться в руки японцев — верная смерть.
Единственный путь спасения — по руслу реки в тайгу.
— Идем, — распоряжается Василий среди своих. Скорей собирайтесь. Андрей запрягай лошадей.
Но это последние его слова. Снаряд разрывается в двух шагах от него, ранит осколком в грудь и он ложится плашмя наземь, смешно раскинув руки и ноги. Андрей и Климов бросаются бежать, забыв про лошадей и про добро.
В русле реки паника. Бегут крестьяне, погоняют лошадей, скот. Все смесилось в причудливую толпу, колыхающуюся, движущуюся…
Над обрывом реки, в снежном сугробе упала женщина. В ее руках трепещущее маленькое тело — ее дитя. Никому до нее нет дела. Она останется тут одна… одна… умрет со своим ребенком…
Вперед, вперед, без оглядки, в ночь, в холодную снежную тайгу…
А за спинами бегущих — зарево пожара: горит родное село.
6. Опять (Рассказ Ефима)
— Вот вам, товарищ, пакет:
Смотрю — сургучные печати, пять штук… Перевернул:
— Вот, товарищ, вы отвечаете собственной головой за целость этого пакета и его доставку адресату. Остальное — вам расскажут в Разведупре. Прощайте.
И крепко пожал мне руку.
Он меня знал еще, когда мы брали Зимний дворец: я тогда по его личным поручениям ходил в разведку. Ну, теперь вспомнил, вызвал.
Стою, работаю; только запустил стружку, — из коллектива секретарь:
— Зовут в штаб, срочно — Подвойский. Бросай работу.
Остановил станок и в штаб.
А в Разведупре мне и говорят: «Должен поехать секретно на экспрессе Петроград-Владивосток. Отходит завтра в тринадцать часов».
Поехал…
Остальное тебе известно. Спецам не доверяли, да и белогвардейцев надо было обмануть — вот и послали два пакета…
— Значит, у этого полковника был фальшивый пакет, а командировочные документы — того отравленного…
— Так оно и было…
Теперь ему все понятно…
…A-а лай-ла… у-гу… у-у-ху… тягучее однообразное… доносится точно издали… из другого мира…
Он думает…
Оба молчат — каждый про свое…
А над головой только бездонная пропасть неба.
Не хочется ворочать головой. Глазами чуть ниже — верхушка мачты, край паруса… — старый, черный, дырявый… чуть треплется…
Чуть ветром по волосам — хорошо… не жарко…
Даже не хочется думать…
Отдых…
После такой тяжелой борьбы.
Одно только — что стоило пробраться сюда…
И мысли на Аян.
А там…
…Седьмые сутки без пищи… маленький отряд измучен: дальше не в силах идти… Остановились… Он с ординарцем поехал в разведку… Заплутались… Попали на какие-то брошенные прииски… Едут… Крик сзади… Оглянулся — пусто, тайга, болото… Ординарца нет… И коня… Назад вернулся… дыра… и ничего больше… В окно провалился… В шахту… вместе с конем…
…Потом едва нашел место, где оставил отряд… отряда не было… Только место костра, да… кости… человеческие — кого-то с'ели… Наверное гольда… А потом ушли… может быть все погибли…
…Добрался к реке… таежная, быстрая, глубокая… Опять — неделя — только морошка, да голубица… — а потом уж и ее не мог есть… тошнило…
…Под утро увидел лодку… человек в ней… Звал под‘ехать… грозил — мимо едет… Прицелился — выстрелил… Человек ткнулся в лодку…
…Разделся, поплыл за лодкой… едва не утонул… ослаб с голода… — все-таки догнал… ранил его только… Отдал ему лошадь… взял муки… спустился на лодке до устья… чуть не унесло в море… — помогли рыбаки… Добрался на японском хищнике до Николаевска.
Маленький город дрожит, как придет ночь.
Стук в ворота:
— Бурсуйка, отворяй… — Входят — фонарь к лицу каждого… потом к себе в книжечку — посмотрят… погоргочут по-своему…
