Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Дверь была открыта, но, когда я толкнул ее, звякнул колокольчик. Приемная оказалась большой викторианской гостиной с лепниной на потолке и обширным набором колченогой мебели. Растрепанные женские журналы были продуманно разложены под сообщениями о необходимости предварительного обследования беременных и образцами рецептов. Их тексты, выполненные странными угловатыми буквами, держались на месте при помощи покоробившихся кусочков скотча.
В одном углу приемной стояла выкрашенная белой краской конторка из древесностружечных плит со словом «Хирургия». За ней хватало места для стола и двух стульев. Один из них, обтянутый кожей, с колесиками на ножках, казался солидным и объемистым, другой — узким, непрезентабельным и хромоногим. Доктор Пайк, крупный, безукоризненно выхоленный человек, лет пятидесяти двух, аккуратно сосчитав пальцы, повернулся ко мне. Прическа его напоминала черную купальную шапочку, плотно прилегающую к голове. Его безупречный костюм отливал блеском стали, как, впрочем, и улыбка.
— Что болит? — шутливо спросил он и снова улыбнулся, чтобы я чувствовал себя свободно.
— Рука.
— Правда? У вас в самом деле болит рука?
— Когда я засовываю ее в карман.
Пайк внимательно уставился на меня, скорее всего припоминая, что существуют личности, которые принимают несколько дружеских слов за приглашение к фамильярности.
— Не сомневаюсь, что вы получили воспитание в сержантской казарме.
— Давайте не будем обмениваться военным опытом, — возразил я.
— Давайте не будем, — согласился он.
На столе Пайка располагался набор ручек, большой настольный календарь с загнутыми уголками, стетоскоп, три рецептурных блокнота и блестящий коричневый шар размерами с мячик для гольфа. Он поглаживал его блестящую округлость.
— Нам придется долго работать вместе, — заметил я, — так почему бы не договориться о принципах сотрудничества?
— Исключительно умная мысль.
Мы с Пайком сразу же преисполнились взаимной неприязни, но, обладая преимуществами в виде соответствующего воспитания и образования, он проглотил мои слова и продемонстрировал, насколько может быть мил по отношению ко мне.
— Эта посылка с... — Он подождал, чтобы я закончил мысль. — С яйцами...
— Она будет доставлена примерно через день. Или около того.
— Это не согласуется с полученными мною инструкциями.
— Может, и нет, — сдержанно ответил он, — но есть масса причин, по которым невозможно точно рассчитать время. Люди, имеющие к нему отношение, не входят в число тех, кому вы можете отдавать приказы. — У него был безукоризненно правильный английский язык, которым владеют только старательные иностранцы.
— Ах вот как, — удивился я. — И почему же?
Пайк улыбнулся, не разжимая губ.
— Мы профессионалы. Наш образ жизни определяется неким кодексом, и весьма существенно, чтобы мы не позволяли себе неэтических поступков.
— И вы убеждены, что не делаете ничего подобного, — сказал я.
— Считайте, как хотите. — Пайк изобразил еще одну свою загадочную улыбку.
— Так я и сделаю, — ответил я. — Когда будет готова посылка?
— Только не сегодня. Рядом с детской песочницей в парке Сент-Джеймс есть несколько скамеек. Встречайте меня там в субботу, без пятнадцати пять. Спросите, есть ли в моей газете биржевые сводки, у меня будет с собой «Файнэншл таймс». Я отвечу: «Могу их вам предоставить на несколько минут». Если у меня будет с собой «Лайф», не пытайтесь входить в контакт, значит, существует опасность. — Пайк поправил желтый галстук-бабочку и кивком головы дал понять, что он меня отпускает.
Господи, подумал я, ну что эта публика напускает туман? Все до одного. Кивнув, словно продемонстрированные шарады являлись рутинными составляющими моего рабочего дня, я открыл дверь.
Провожая меня, Пайк громко произнес: «...Не забывайте брать пилюли и возвращайтесь через неделю»; слова его предназначались для слуха двух старых перечниц, которые сидели в приемной. Он мог так и не утруждаться, но когда я покидал приемную, он чуть не орал мне вслед, стараясь, чтобы на него обратили внимание.
Учитывая, в каком темпе работала эта публика, имелись основания предположить, что они пустят за мной хвост, так что, взяв такси, я подождал, пока мы не попали в уличный затор, быстро расплатился с водителем и, выскочив, взял такси в противоположном направлении. Такая тактика, если ею правильно пользоваться, позволяет обрубить хвост, но только когда у него нет своей машины.
Еще не наступило время ленча, как я вернулся в контору и доложился Доулишу. Тот обладал качествами, над которыми не властны ни время, ни возраст; когда-то именно с их помощью чиновники британской Гражданской службы обретали доверие туземцев. Его единственным интересом в жизни, если не считать увлечения антиквариатом, образцы которого захламляли кабинет и отдел, было изучение и выращивание садовых растений; может, они отвечали ему взаимностью.
Поглощая сандвичи, присланные из кафе Уолли, он задал мне кучу вопросов о Пайке и Харви Ньюбегине. Я подумал сначала, что Доулиш воспринимает ситуацию с излишней серьезностью, но он, хитрый старый пройдоха, обосновывал свои предположения, исходя из информации, к которой я не имел доступа. Когда я рассказал, что сообщил Харви Ньюбегину о своем свободном рабочем распорядке, Доулиш заметил:
— Ну, на сей счет вы не соврали, не так ли? — Тщательно прожевав один из сандвичей от Уолли, с соленой говядиной, он спросил: — Вы знаете, что они сейчас предпримут?
— Нет, сэр, — совершенно честно ответил я.
— Они пошлют вас в свою школу. — Он кивнул в подтверждение своей теории. — Когда они сделают вам такое предложение, принимайте его. Мне опять дали с зернышками! — Доулиш смотрел на меня, и в глазах его возник маниакальный ужас. Я сочувственно кивнул. — Я просил и раз, и два, и тысячу раз...
— Да, сэр, — согласился я. Доулиш щелкнул клавишей интеркома.
— Я говорил и раз, и два, и тысячу раз. Я не люблю хлеб с семенами тмина.
Из ящичка на столе донесся голос Алисы, полный возмущенного достоинства, чего не могла скрыть даже техника.
— Одну порцию принесли с белым хлебом, а другую с ржаным с тмином. Вы взяли не то, что предназначалось вам.
— Я тоже не люблю с тмином, — поддержал я шефа.
Доулиш кивнул мне, и я громко и отчетливо повторил эти слова в интерком.
— Никто из нас не любит хлеба с тмином. — В тоне Доулиша звучала мягкая укоризна. — Как мне внушить вам это, Алиса?
— И в голову не приходило, — ответила та.
— Я бы хотел, — настаивал Доулиш, — чтобы мои пожелания шли под грифом немедленного исполнения. — Он улыбнулся и кивнул мне, удовлетворенный своей находчивостью.
— Нет, сэр, вам лучше класть их в мусорную корзинку для бумаг вообще без грифа. Я буду посылать кого-нибудь за ними. Может, вам принести что-нибудь еще?
— Нет, благодарю вас, Алиса. — И Доулиш отпустил клавишу интеркома.
Я мог бы объяснить Доулишу, что ему никогда не переспорить Алису. Это никому не удавалось. Но вывести Доулиша из себя не так просто.
Этот год складывался как нельзя лучше. В январе его отчет поступил в казначейство, и нам вдвое увеличили ассигнования, хотя многие предрекали, что нас вот-вот закроют. Я провел достаточно времени и в армии, и на гражданской службе, дабы понять, что мне не хочется служить ни там, ни там, но сотрудничество с Доулишем было учебой, единственной учебой, которая мне нравилась.
— Пайк, — задумчиво произнес Доулиш. — Они вечно вербуют врачей, черт возьми?
— Насколько я понимаю, это имеет свои преимущества, — заметил я. — В приемной всегда полно народу, общение с врачом носит интимный характер; установить, о чем идет разговор, довольно трудно.
Доулиш снова углубился в размышления, разглядывая второй сандвич. Кончиком ножа для разрезания бумаг он стал выковыривать тмин и лишь после этой процедуры поднес его ко рту.
— О чем шла речь? — переспросил он. — Я не слушал.
— О том, что трудно установить предмет разговора.
