Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая - Корджева Елена (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Так и сидели в тишине под треск дров в печи, решали примеры и слушали, как читает Густа вслух учебник истории.
2
Рождество прошло спокойно.
Загодя, едва только зажгли первую свечу на венке Адвента, стали готовить подарки. У мамы, сколько Густа помнила себя, был настоящий ткацкий станок. Сразу же после дня Микеля, когда шумно отмечался праздник урожая, папа доставал его, и на всю зиму это большое сооружение занимало своё место в комнате. Всё, от ткани на юбку до половичков ткалось на нем.
И в этом году он тоже привычно раскинулся вдоль стены. Однако много ткать не получалось. Марта, которая обычно с удовольствием прибивала челночную нить широкой деревянной гребёнкой и легко нажимала на педаль, почти такую же, как на рояле, увы, к станку почти не подходила. В искусстве ткачества Марта давно переплюнула маму. Но в этом году в её руках не было сил, чтобы широкими взмахами гнать тяжёлый деревянный челнок по реке из туго натянутых нитей.
У Густы же сил, может, и хватило бы, но умения не было. Так что станок просто стоял и напоминал о себе, отзываясь иногда лёгким скрипом.
В ожидании прибавления в семействе вроде бы и надо было ткать, но холод, тревога, которую излучало радио, а главное, неуверенность в будущем как Густы, так и Марты, от мужа которой тоже не было вестей, порой просто лишали сил. Но ныть и жаловаться не принято было в семье Лиепы. Именно поэтому Густа обучала семью математике и читала вслух учебники, папа шутил, а мама, сидя со спицами у зажжённой лампы, пела своим звонким сильным голосом, прогоняя грусть и печаль.
К Рождеству подарки были готовы. Мама, что-то втихомолку вязавшая, уже засунула какие-то пухлые колобки в каждый подарочный носок у печки. Густа тоже постаралась – для каждого члена семьи приготовила она небольшую тетрадочку с несложными весёлыми задачками и загадками. Тетрадочки были аккуратно переплетены и подписаны. И даже уже положены, каждая – в свой носок. Папа с Кристапом, уже несколько дней потихоньку уединявшиеся в дальнем углу и что-то мастерившие, теперь с гордостью переглядывались. А носки – заметно толстели. Даже Марта, несмотря на нездоровье, умудрилась сделать сюрпризы для домашних.
На Рождество мама напекла скландраусиши, Густа и Марта, которую, к счастью, перестало выворачивать по утрам, намесив крутого с пряностями теста, наделали традиционных перечных печений piparkukas. Серый горох со шпеком, пирожки…
Эти, в сущности, незатейливые приготовления к рождественскому столу возвращали Густу в детство. И этот дом с большой, уверенно противостоящей морозу печкой, беременная Марта, вытянувшийся не по годам Кристап и почти седой папа порой казались ей нереальными. Глядя на догорающую в венке Адвента свечу, она вновь чувствовала себя маленькой девочкой, с нетерпением ожидавшей праздника и подарков.
3
Морозы продержались до конца февраля.
И до конца февраля обитатели хутора не покидали его.
Да и сам хутор, как необитаемый остров, стоял себе, затерянный в лесу, пережидая нелёгкую холодную пору.
Сказать по совести, Густа была этому даже рада. Она с трудом могла представить себе, как будет смотреть в глаза людям, родив внебрачное дитя. Этот позор ей, судя по всему, предстояло переживать всю жизнь. Так что данная морозом отсрочка принималась с благодарностью.
А когда в конце февраля мороз, ни за что не желавший отпускать насквозь промёрзшую землю, всё-таки, теснимый солнцем, начал сдавать позиции, Марта родила.
Этого события ждали. Мама потихонечку готовилась, доставала старенькие, помнящие Кристапа пелёнки-распашонки. Постиранные, они то и дело сушились у печки и аккуратно складывались в стопку. Папа достал из сарая люльку – Густа даже удивилась, как это столько лет хранилось это добро в каких-то сундуках и закромах. Огорчённо покрутив над рассохшимся деревом уже изрядно поседевшей головой, папа принялся что-то строгать и прилаживать, готовя люльку для младенца. Время от времени он посматривал на живот Густы, тоже сильно округлившийся, и, как видно, прикидывал, когда же настанет пора для второй люльки. Папе приходилось нелегко. Ведь обе дочки на сносях, а от отцов детей – ни слуху ни духу. Как ушёл в начале сентября записавшийся на корабль Петерис, так ни одной весточки от него и не было. Знали только, что на корабль он попал. Куда уплыл тот корабль, в какие моря-океаны, не знал никто. В Европе шла война, новости, передаваемые по радио, звучали очень страшно. Но, кажется, военные действия шли только на суше. Поэтому была надежда, что рано или поздно, но Петерис вернётся домой. Для Густы же война в первую очередь означала смертельную угрозу для Георга. Как раз он был в самом центре Европы. И хоть по радио и говорили, что Германия наступает, Густе снились страшные сны, в которых Георг, получивший пулю, падал на рельсы и не шевелился. От него вестей тоже не было с октября. Впрочем, удивляться не приходилось – хутор, отрезанный морозом и сугробами от внешнего мира, вестей не получал ни от кого.
С утра Марта стала держаться за поясницу. А к вечеру стало понятно, что роды уже совсем близко.
Мама, то и дело заглядывавшая к дочери, наконец кивнула. Как видно, родители приняли решение давным-давно. Папа, сидевший в ожидании, только и ждал команды. Немедленно поднявшись и молча накинув тулуп, он пошёл запрягать лошадь. Хлев был большой и вмещал не только коров и лошадь, но и кур и уток. Разбуженные в неурочное время, несушки заквохтали, подняв в птичьем царстве немалый переполох. Да и лошадь, похоже, была удивлена. Только коровы, даже не поведя своими сильно округлившимися боками, продолжали невозмутимо пережёвывать жвачку.
Сани тронулись со двора, чтобы вскоре вернуться и привезти повитуху.
Густа, отвыкшая от посторонних, с ужасом ждала визита повитухи, чей опытный взгляд не мог не заметить явно выдающих беременность форм. Мама, словно читая мысли, тут же распорядилась:
– Кристап, на тебе ответственность. Нечего тут сидеть и прислушиваться, как там у Марты дела. Всё в своё время произойдёт. Ты давай, бери Густу и иди к ней в комнату. Проследи, чтобы ей от волнения плохо не стало.
Кристап, с утра не находивший себе места, наконец-то оказался при деле. Ему было поручено важное задание, к которому он, как и любой почти ребёнок, отнёсся очень ответственно. Посмотрев на Густу, вдруг оказавшуюся на его попечительстве, он приготовился командовать.
Но мама и тут успела раньше:
– Давай-ка, печку подтопи, чтобы потом уж, когда самое трудное начнётся, не отвлекаться.
И пока Кристап был занят печкой, успела шепнуть Густе:
– Нервничает парень. Пусть уж при тебе побудет. Посидите тихонечко, а как повитуху увезём, так и младенчика покажем.
Густа поняла маму с полуслова. Мама тоже не желала, чтобы длинный язык повитухи разнёс новость о потерявшей невинность младшей дочке. Поэтому, как ей не хотелось помочь, временное заточение в собственной комнате она восприняла с благодарностью.
И, сопровождаемая Кристапом, удалилась к своим книгам.
Папа вернулся быстро.
Повитуха – средних лет женщина, закутанная едва не по самые брови, вскоре уже разматывала свои платки возле печки. Густа и Кристап отчётливо слышали каждое слово, сказанное довольно резким высоким голосом:
– Ну здравствуй, Вия. Что, скоро бабушкой станешь? Какие у тебя полотенца белые, спасибо. Сейчас посмотрим, как там у Марты дела. А что, от мужа её вестей никаких нет?
Голос удалился в комнату Марты.
А Густа в очередной раз подумала об удивительном свойстве соседей – знать всё обо всех. Как происходит, что жители затерянных в лесу хуторов каким-то образом знают, что творится у соседей, было загадкой. Но что касается самой Густы, то её положение пока что оставалось тайной. Тайной для всех, кроме семьи, и даже для Георга, что бы с ним сейчас не происходило.
Роды длились долго.
Густа с Кристапом, закрытые в дальней комнате, поначалу пробовали читать. Густа выбрала какой-то исторический роман и сама не заметила, как увлеклась. Кристап тоже слушал с интересом. Но луна за окном уже далеко продвинулась по одному ей известному маршруту, а шум и топанье в доме становились сильнее. Потом Марта закричала. Кристап, окончательно испугавшийся, прижался к Густе и вдруг отпрянул, почувствовав толчки в её животе. Как видно, неродившееся дитя тоже разволновалось.
