Черный клинок - ван Ластбадер Эрик (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Как рано Торнберг начал играть в прятки со смертью, этого он и сам сказать не мог. Из-за своего непомерного честолюбия ему довелось вращаться в самых разных слоях общества – как на самом верху, так и внизу, а также на всех промежуточных уровнях. В самом начале своей карьеры ему пришлось пообщаться с довольно влиятельными лицами, чьи извращенные понятия о жизни и смерти нормальные люди отвергали и даже поднимали на смех. Но в силу своего неуемного характера Торнберг все же увлекся их воззрениями – и психологическими, и квазирелигиозными, однако в конце концов пришел к выводу, что все они отвратительно смердят и яйца выеденного не стоят.
Тем не менее, жизнеспособной альтернативы найти он не мог до тех пор, пока не появились на свет новые направления в биохимической науке, которая в ту пору еще и названия-то своего не имела. А затем, уже во время войны во Вьетнаме, случайно промелькнуло одно малозначащее – по крайней мере, с военно-стратегической точки зрения – сообщение, которое надоумило его, как обмануть смерть, и показало, что добиться этого все же возможно.
Ему пришла в голову мысль, что с помощью этого сообщения он сумеет подобрать ключ к разгадке тайны хотя бы собственной жизни. Тем не менее, как ему стало известно, неустанные поиски коллективом сотрудников его клиники модификации инсулинообразного искусственного фермента «фактор-1» к нужным результатам не приводили, и их нельзя было добиться до тех пор, пока не будет открыт до сих пор неизвестный элемент, который необходимо добавить к этой модификации. А этот элемент его исследователи не могли не то что синтезировать в лабораторных условиях, а даже определить его свойства.
И вот теперь, глядя в крематории, как пламя пожирает то, что осталось от Тиффани Конрад, Торнберг думал о том, что единственный шанс обмануть смерть – это успешное завершение Вулфом Мэтисоном миссии, возложенной на него. Он считал теперь, что мудро и предусмотрительно поступил тогда, в Камбодже, два десятилетия назад, когда спас Вулфа. И все же жизнь, как убедился Торнберг, зачастую преподносит всякие неожиданные сюрпризы, никогда не знаешь, что пригодится в будущем. Как любят повторять японцы, жизнь – это карма.
Закрыв окошко в камеру, где догорала Тиффани, он подумал, а не наблюдал ли он сейчас за тем, как сгорает сам. Сколько ему еще отпущено прожить? Этого он не знал. Кому-то, разумеется, это известно – в этом он ничуть не сомневался, – но смерть все еще находится за пределами его видения. И вместо того чтобы попытаться определить время прихода смерти, он продолжал колоть себя различными медикаментами, которые поначалу омолодили Тиффани, а в конечном счете угробили ее.
Но в то же время, кто знает, может, без этих лекарств он уже давно бы умер? С некоторых пор он стал подозревать, что уже давно миновал предначертанный ему свыше роковой час. Всего, чего он желал в жизни, он добился. В известном смысле ему удалось обмануть смерть, но он понимал, что в лучшем случае такая уловка окажется пирровой победой, которая, как поучал его отец, вовсе и не является победой.
Он ясно понимал ту простую, но непреложную истину, что процесс приостановки старения – то, что в нас сейчас и происходит, – долго продолжаться не может и вскоре прекратится вообще. Весь его прошлый опыт неумолимо свидетельствует о том, что этот процесс сопровождается ужасными болями, облегчить которые можно лишь с помощью лошадиных доз морфия. От наркотиков же, разумеется, умирать не следовало бы, но он все же умрет именно от них, в этом нет сомнений, если Вулф Мэтисон не сумеет раздобыть ключ к решению загадки, на которую он случайно напоролся много-много лет назад в джунглях Камбоджи.
Марион все еще находилась в кабинке туалета, размышляя над тем, для чего это Джейсон Яшида так много подробно рассказывал ей о своих замыслах, как вдруг услышала, что наружная дверь в туалет открывается. Она хорошо помнила, что заперла ее, и тихонько притаилась, пристально глядя на дверь кабинки, будто стремясь разглядеть, что творится за нею. В то же время она лихорадочно рылась в сумочке, висящей сбоку, в поисках чего-нибудь такого, что могло бы послужить оружием. Господи! Да куда же девалась металлическая пилочка для ногтей? Она же вроде предусмотрительно запихнула ее в узенькое отделеньице, уходя из дому.
Наконец она нащупала пилку, но в это мгновение дверь кабинки распахнулась и на нее злобно уставилась физиономия Джейсона Яшиды. В изумлении она отшатнулась при виде ненависти, отчетливо читаемой на его искаженном лице. К ненависти примешивалась и безличная гримаса презрения. Марион моментально охватило чувство, будто она смотрит на зловонное дно тускло освещенного колодца. От одного лишь беглого взгляда на Джейсона Яшиду у нее застыла кровь в жилах.
Яшида разорвал на ней платье и сорвал с бретелек бюстгальтер, причинив ей боль. К этому моменту Марион уже справилась с первоначальным шоком и попыталась все же достать из сумочки пилку для ногтей. Но пилка встала поперек, зацепившись одним концом за какой-то другой предмет, а другим – за кольцо.
Быстро намотав на шею. Марион плотную ленту из синтетики и кружева от ее же платья, Яшида с хриплым рычанием, какое обычно издает бродячий пес, когда найдет на улице объедки пищи, так резко и сильно затянул оба конца, что она даже приподнялась на цыпочках. Она захрипела, глаза ее выкатились и налились слезами от удушья.
Сумочка упала на мокрые плитки пола, и из нее вывалилась пилка для ногтей. Но для Марион она уже никакой ценности не представляла. Яшида подавлял все отчаянные попытки своей недавней собеседницы высвободиться из смертельной петли.
Он придвинулся к ней вплотную, так что ее даже обдало жаром от его тела, пышущего словно раскаленная печь. А ей сделалось так зябко, что, кроме холода, она больше ничего не ощущала. Потом постепенно и это ощущение исчезло. На мгновение она поплыла, будто в невесомости, и тут же перестала что-либо ощущать.
Токио – Вашингтон
«Поразительный город, – подумал Вулф, оказавшись вместе с Чикой на шумных и многолюдных улицах Токио. – Он похож на какую-то удивительную крепость из силикона и стали». Всюду, куда ни глянь, в глаза бросались характерные признаки современного, устремленного ввысь мегаполиса: миллионы крошечных частных владений теснились одно над другим, освещаемые неоновым светом огромных вертикальных реклам.
– Многих иностранцев этот город ошеломляет, – заметила Чика, разводя руками. – Но понять его легко, Токио обладает своим неповторимым «хаде». Это слово лучше всего перевести как «блеск», хотя оно также означает «красота», «сияние».
Она указала рукой на огни реклам над головой.
– Посмотри, какие цвета вон там и еще там. Мерцающее золото на фоне ослепительно яркой киновари... А вон там колонны из нержавеющей стали сверкают на солнце рядом с богатым желто-оранжевым орнаментом храма. В этом сущность Токио, его «хаде» – буйство форм и красок.
На улице неподалеку от реки Сумида пахло рыбой. Здесь, в закусочной, они поели лапшу «соба» с чешуйчатой «бонито» в рыбно-соевом соусе, запив зеленым чаем.
Во время долгого ночного перелета Вулф спал, но даже во сне он ощущал, будто на спину ему легло что-то тяжелое и зловещее. В огромной летящей птице из стали и алюминия ему спалось тревожно, и сны его перекликались с наихудшими дневными страхами относительно того, что Чика и Сума только внешне враги, а на самом деле они союзники и искусно заманили его в непонятную, смертельно опасную игру.
– Не дай себя обмануть ультрамодерновым внешним видом Японии, – сказала Чика, когда они пробирались сквозь уличные пробки. – У нас во многом все еще феодальное общество. Не совсем в европейском понимании, а в чисто восточном смысле. Как я столетия назад, здесь все еще сохраняются отношения подчинения и долга – «гири».
Закрытая конфиденциальная информация, без которой не будет ни карьеры, ни прибыли, свободно циркулирует внутри тесно замкнутых групп связанных между собой людей, выходцев из одной местности, выпускников одной школы или же скрепленных родственными и брачными отношениями. В этом смысле у нас все еще существуют феодальные повелители и вассалы. Совсем как в конце шестнадцатого века, до того как Иэясу Токугава, став сёгуном и объединив Японию под своим знаменем, покончил, казалось бы, с феодальными князьями «даймио».
