Дело Томмазо Кампанелла - Соколов Глеб Станиславович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
– Стой! Я отец твоего единоутробного брата! – вдруг проговорил Жора-Людоед. – Стой! Давай поговорим с тобой о том о сем…
Рука Жоры-Людоеда в этот момент опустилась в карман пиджака.
Хориновцы затаили дыхание…
Но именно в этот момент на выходе из лабиринта музейных стендов, что вел к двери на улицу, появился очень хорошо и со вкусом одетый господин…
– О, это же Лассаль! Вот это да!.. – потрясенно проговорил Совиньи. – Настоящий живой артист Лассаль, которого я столько раз видел в кино и по телевизору!
Между тем великий артист Лассаль, увидев в зальчике самого необычного в мире самодеятельного театра Жору-Людоеда, чрезвычайно удивился и, обращаясь к нему, проговорил:
– Жора, и ты здесь?! Вот уж кого не ожидал здесь встретить, так это тебя!..
– Да, я тоже, признаюсь, немного удивился, встретив вас здесь, – с достоинством ответил Жора-Людоед, глядя на Лас-саля. – Совсем недавно мы с вами встречались, пили кофе, беседовали… И вот встретились вновь. И где?.. В каком-то маленьком самодеятельном театрике!.. Удивительно!..
– Ты пил кофе с Лассалем?! – пораженно спросил у Жоры-Людоеда Совиньи. – Ты пил кофе с самим Лассалем?! Вот это да!
Жора-Людоед не обратил на Совиньи никакого внимания.
Жак тем временем поднялся с пола, но не стал набрасываться на Совиньи с ножом, тем более что и ножа-то при нем больше не было, а подошел к беседовавшим Жоре-Людоеду и Лассалю.
– Что же тут удивительного? Я предполагал встретить здесь своего сына. Он говорил мне, что заедет сюда, в театр, которым руководила его тетушка… – объяснил Лассаль.
– Познакомься, это мои друзья: Жак, Совиньи, – сказал Жора-Людоед Лассалю.
Тот пожал обоим руки.
Наверное, если бы в тот момент случилось второе Пришествие, то Совиньи был бы потрясен меньше, чем сейчас, увидев в зальчике «Хорина» живого великого артиста Лас-саля.
– Скажите, нет ли здесь с вами моего сына, Сергея Ласса-ля? – спросил Лассаль у стоявших чуть поодаль самодеятельных артистов.
– Нет, его здесь нет, – ответил за всех Журнал «Театр».
– Вот это да! Великий артист Лассаль собственной персоной пожаловал к нам! – выразил свое восхищение приходом известного человека дедок.
– Отлично! Отлично! Вы помните, о чем говорила нам Юнникова?.. Вот он, Лассаль собственной персоной! Она замолвила за нас словечко! – восхищенно сказала женщина-шут. – Перед нашим «Хорином» открывается огромное будущее.
Но Лассаль никак не откликнулся на эти слова женщины-шута…
Неожиданный приход Лассаля настолько поразил всех, кто был в этот момент в зальчике самого необыкновенного в мире самодеятельного театра, что они, казалось, уже напрочь позабыли о совсем недавно разыгравшихся здесь событиях.
И вот хориновцы вдруг заметили, что Лассаль с ужасом и отвращением смотрит куда-то… Они мигом проследили за его взглядом и поняли, что Лассаль смотрит на лежащую на стуле отрезанную фалангу Охапкиного пальца.
– Что это?! – с изменившимся лицом спросил великий артист.
– Черт! Черт побери! Какой ужас! – воскликнул учитель Воркута. – Помните, помните, что нам говорила тетушка курсанта про шквал событий? Вот оно! Именно это и случилось! Вместо трупа за сценой – палец Охапки, вместо двух организаторов театрального фестиваля – Лассаль!.. Вот оно!..
– Я ничего не понимаю, но здесь происходит что-то ужасное, – побледнев, проговорил великий артист Лассаль.
– Все совпало, как нельзя некстати! – продолжал сокрушаться учитель Воркута. – Хуже совпадения случиться просто не могло!
– Да перестаньте, перестаньте же вы! Здесь такой ужас!.. Палец… А вы! – воскликнула Светлана, что работала фельдшером.
– А ему палец все равно не нужен! Зачем ему палец? Ведь работник из него, из такого пьяницы, все равно никакой! А плохой работник что с пальцем, что без пальца всегда одинаково плох, – проговорил вдруг, обращаясь к Лассалю, дедок.
– Жора, если моего сына здесь нет, то мне незачем здесь оставаться! – сказал Лассаль.
– Я бы и сам здесь не оставался ни минуты, если бы мы с друзьями (Жора-Людоед посмотрел на Совиньи, который по-прежнему не сводил глаз с Лассаля) не разыскивали здесь одного человека, у которого находится один очень важный для меня документ, – сказал Жора-Людоед, обращаясь к Лассалю. – Пойдемте, я провожу вас до дверей…
И обходительно взяв великого артиста Лассаля под руку, Жора-Людоед углубился с ним в лабиринт из музейных стендов, что вел к выходу из зала самого необыкновенного в мире самодеятельного театра.
– Вот так-то, дружище! – проговорил Совиньи Жора-Людоед, вернувшись через какую-нибудь минуту обратно в зальчик театра. – У меня еще и не такие знакомые водятся!..
Совиньи молчал.
– Кстати, – обратился Жора-Людоед к хориновцам, – кто из вас Томмазо Кампанелла, а?..
Между тем голос Жоры-Людоеда звучал некоторым образом истерично-приподнято, чего с ним никогда прежде не случалось (но последнего обстоятельства хориновцы, естественно, знать не могли).
– Томмазо Кампанелла здесь нет! – ответили Жоре-Людоеду сразу несколько хориновцев.
Нет?.. Вот так дела! – как будто удивился Жора-Людоед. – А я так рассчитывал его здесь встретить… Ну что ж, раз Томмазо Кампанелла здесь нет, то нам, Жак, больше нечего здесь делать. Пойдем отсюда!..
– Подожди, Людоед, может быть, они его просто прячут! – не согласился Жак, потирая лоб и время от времени бросая косые взгляды на молча стоявшего чуть в стороне Совиньи. – Откуда ты знаешь, как выглядит Томмазо Кампанелла?..
– Нет-нет, пойдем отсюда! – едва ли не силой потащил за собой Жака Жора-Людоед.
Совиньи молча смотрел, как Жора-Людоед и Жак исчезают в лабиринте музейных стендов… Воцарилась тишина.
– Я растоптал Жору-Людоеда! – удовлетворенно проговорил наконец Совиньи. – Я сожрал Людоеда! Значит, я – людоед вдвойне! – радостно заключил он. – Я обманывал их насчет того, что я отрублю им пальцы и выколю глаза. Колоть, резать – это не мое! Я не хочу попасть в тюрьму! Треснуть кого-нибудь, так чтобы все было шито-крыто – это мое!.. Я и так уже из-за вашего «Хорина» познакомился с милицией, чего со мной прежде не случалось!..
– Как не случалось?! – поразился Журнал «Театр». – Вы же говорили, что «знакомы с черным миром», что начальник группы захвата подарил вам часы?! Значит, это все было неправдой?!
– Нет, что-то было правдой, что-то неправдой… – спокойно признался Совиньи. – Что-то имело место в действительности, пусть и чуть-чуть иначе, чем я это рассказывал вам, чего-то и вовсе не было. Но характер у меня, действительно, такой, как я вам говорил. А вот с милицией, признаюсь честно, я никогда дела не имел, бог миловал. И в тюрьме, слава богу, никогда не сидел. И под судом не был. Но ты, артист, успокойся. Тебя это волновать не должно. Это все мои дела. Только мои. А вам всем, самодеятельным артистам, я по случаю своей победы дарую спокойствие! И больше не буду докучать вам своим обществом. Пойду докучать кому-нибудь другому. А вы – отдыхайте по случаю моего праздника, – сказал Совиньи хориновцам. – Жора-Людоед познакомил меня с великим артистом Лассалем. Это знакомство мне очень пригодится! Я намерен продолжить его сегодня же вечером!.. Я видел афишу – сегодня вечером у Лассаля премьера… – и Совиньи произнес название одного из самых модных столичных театров. – Уже совсем скоро… До премьеры осталось совсем чуть-чуть времени. Лассаль будет там. Будет играть. И я пойду туда… Вот только чуть-чуть передохну и подумаю…
Совиньи опустился на стул, услужливо подставленный ему Охапкой, и задумался.
Охапка тем временем тоже задумался. Он понял, что второго такого случая удружить настоящему вору Жоре-Людоеду не представится. Но вот только где теперь найти Жору-Людоеда, чтобы быстро переговорить с ним?! Охапка никак не мог сообразить – где?..
А надо заметить, что еще когда Жора-Людоед спрашивал участников самого необыкновенного в мире самодеятельного театра нет ли среди них Томмазо Кампанелла, на улице перед подъездом произошла следующая сцена…
