Осиная фабрика - Бэнкс Иэн М. (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
– Лучше некуда. А ты как?
– Все круто. Слушай, чем ты там питаешься? Деньги хоть есть? Автостопом ездишь или как? Тебя вообще-то ищут, но в новостях ничего пока не передавали. Ты хоть не… – Я осекся, побоявшись ляпнуть что-нибудь не то.
– Говорю же, все лучше некуда. Я тут собачками питаюсь! Хи-хи-хи!
– Господи боже, – простонал я. – Кончай ты с этими шуточками…
– Никаких шуток! Чем еще мне, спрашивается, питаться? Не жизнь, а сказка, братец Фрэнки! Я держусь сельской местности, сплошные поля да перелески, иногда удается кого-нибудь застопить, а когда рядом городишко какой-никакой, я примечаю бобика потолще да посочнее, втираюсь в доверие, завожу в лес, там убиваю и съедаю. Что может быть проще? Полезная штука свежий воздух.
– Ты их что, жаришь?!
– Естественно, жарю! – негодующе откликнулся Эрик. – Что я тебе, троглодит какой-нибудь?
– И больше никакой еды?
– Почему же. Еще я краду. В магазинах. Это, оказывается, так просто. Я на это дело запал, тащу что ни попадя, даже то, что не могу съесть: тампоны там всякие, мусорные мешки, целые поддоны чипсов, коктейльные соломинки по сотне в пучке, цветные свечи для торта, расфасованные по дюжинам, рамочки для фотографий, чехлы для руля из кожзаменителя, вешалки для ванной комнаты, стиральный порошок и сверхмощный дезодорант, дабы развеять устойчивый запах стряпни, и симпатичные коробочки для всякой всячины, блоки аудиокассет, колпачки с фиксатором для канистр, антистатик для пластинок, телефонные справочники журналы как похудеть кухонные прихватки пачки визиток искусственные ресницы косметику антиникотиновый пластырь игрушечные часы…
– Разве чипсы ты не любишь? – перебил я.
– Чего? – сбился он.
– Ты назвал целые поддоны чипсов в ряду того, что не можешь съесть.
– Фрэнк, ради бога! Ты что, хочешь сказать, что можешь съесть целый поддон чипсов?
– Ну а как ты вообще? – быстро спросил я. – Неудобно же, наверно, спать на траве там где-нибудь. И простудиться недолго.
– Я не сплю.
– Не спишь?
– Нет, конечно. Спать вовсе не обязательно. Тебя просто убеждают, что сон необходим, – дабы держать тебя под контролем. Кому это надо – спать? Тебя просто учат спать в детстве, вот и все. От этого можно легко отвыкнуть, если поставить себе такую цель.
Я же отвык. Я больше не сплю. Так гораздо легче не утратить бдительность, не попасть в засаду, идешь себе на автопилоте, и все. Великая вещь автопилот. Как пароход и человек.
– Пароход и человек? – тупо переспросил я.
– Слушай, Фрэнк, кончай повторять за мной, как попугай. – Он кинул в автомат еще несколько монет. – Вот вернусь, научу тебя, как не спать.
– Спасибо. А когда ты вернешься?
– Раньше или позже! Гы-гы, гы-гы.
– Погоди, Эрик, так зачем тебе есть собак, если ты все можешь украсть?
– Совсем, что ли, балбес? Я же сказал, это дерьмо все несъедобное.
– Так не проще ли красть вместо несъедобного что-нибудь съедобное, тогда и с собаками возиться не надо? – предложил я и сразу понял, что говорить этого не стоило; я чувствовал, как мой голос поднимается к концу фразы все выше и выше – верный признак того, что я совсем заговорился, несу полную белиберду.
– Псих, что ли? – выкрикнул Эрик. – Да что с тобой такое? Что ты несешь? Это же псы, обыкновенные псы! Не кошки, не мышки-полевки, даже не золотые рыбки!.. Я о псах говорю, дубина ты стоеросовая, понятно? О псах!
– Нечего на меня орать, – хладнокровно проговорил я, хотя сам уже начинал кипятиться. – Я просто спрашивал, зачем тебе тратить столько сил и времени, чтобы красть что-то несъедобное, а потом тратить еще больше сил и времени, чтобы красть собак, когда ты мог бы за один заход, так сказать, и красть, и есть.
– «Так сказать»? «Так сказать»?!! Чего ты там лопочешь, ни слова не понятно? – заголосил Эрик хриплым, полузадушенным контральто.
– Только орать не надо, – зажмурившись, простонал я и проскреб ежик своих волос пятерней.
– Хочу орать – и буду! – заорал Эрик. – Чем я, по-твоему, тут занимаюсь, а? Ради чего? Это же псы! Слышишь, ты, недомерок, дерьмо безмозглое? Мозги-то еще остались, а, братик? Что, язык проглотил, а? Я спрашиваю, язык, что ли, проглотил?
– Только не надо колотить… – сказал я, даже не в трубку.
– Та-а-а-а-ак-ра-ас-та-а-а-а-а-а-ак!!! – давясь, выплюнул Эрик на своем конце линии и с визгом и скрежетом заколошматил трубкой по стеклам будки.
Я вздохнул и дал отбой. Как-то нам последнее время тяжело с братцем найти общий язык по телефону.
Я вернулся в свою комнату, стараясь не думать об Эрике: надо было пораньше лечь, чтобы не проспать намеченную на утро церемонию крещения новой рогатки. Разберусь сначала с этим, а там можно будет спокойно подумать и о том, как вести себя с братцем.
…Тоже мне, пароход и человек. Псих ненормальный.
4
Бомбовый Круг
Я часто думал о себе как о государстве, как об административном округе или, на худой конец, городе. Порой мне казалось, что, когда я обдумывал ту или иную мысль или намечал линию поведения, мои чувства были сродни, скажем так, политическим поветриям. Я всегда считал, что люди голосуют за новое правительство не потому, что поддерживают его курс, а только из-за жажды новизны. Им кажется, что новое – это всегда лучшее. Да люди вообще тупые, но тут-то умственные способности и ни при чем, это скорее дело настроения, минутной прихоти, нежели умения взвешивать «за» и «против». И по-моему, в голове у меня происходит что-то похожее. Иногда мои мысли ну никак не могут между собой договориться, да и чувства тоже; не мозг, право слово, а целое народное собрание.
Например, какая-то часть меня постоянно терзалась муками совести из-за убийства Пола, Блайта и Эсмерельды. Теперь та же самая часть не находила себе места из-за кроликов, – мол, зря я с ними так, остальные-то не виноваты, что один длинноухий паршивец спятил. Но я приравниваю мои терзания к оппозиции в парламенте или к независимой прессе: совесть общества, конечно, своего рода тормоз – безусловно; однако реальной власти у них никакой, даже в перспективе. Другая часть меня однозначно расистская – скорее всего, потому, что цветных я почти не встречал, только читал о них в газетах или видел по телевизору, а там то и дело твердят об их «угрожающей численности» и придерживаются презумпции виновности. Эта часть по-прежнему довольно сильна, хотя я понимаю, что для расовой ненависти нет никаких разумных оснований. Когда я вижу в Портенейле цветных – скажем, покупающих сувениры или заходящих в кафе, – то каждый раз надеюсь, что они у меня о чем-нибудь спросят и я смогу проявить всю свою вежливость, доказать превосходство моего интеллекта над грубыми инстинктами или плодами воспитания.
Впрочем, это только лишний раз подтверждает, что мстить кроликам было незачем. Мстить вообще незачем, даже в большом мире. По-моему, акции возмездия по отношению к людям, связанным с обидчиками отдаленно или в силу обстоятельств, нацелены лишь на то, чтобы принести радость мстителю. Это как со смертной казнью: дело же не в том, чтобы другим неповадно было, или прочей ерунде – а в том, чтобы получить удовольствие самому.
Кролики хотя бы не узнают, что это Фрэнк Колдхейм обрушил на них свою карающую десницу; а вот у людей все иначе, люди-то прекрасно понимают, что сотворили с ними злодеи, и в результате месть производит эффект, строго обратный ожидаемому: она не столько подавляет сопротивление, сколько его стимулирует. Я-то хоть признаю, что стремлюсь возвыситься в собственных глазах, залечить уязвленную гордость и доставить себе удовольствие, а не спасти страну, восстановить попранную справедливость или почтить память павших.
Так что какие-то части меня смотрели на обряд крещения новой рогатки как на пустую забаву, и даже с некоторым презрением. Так интеллектуалы посмеиваются над религией, будучи в то же время не в силах отрицать ее влияние на народные массы. Согласно ритуалу, я помазал железные, резиновые и пластмассовые детали нового оружия своей кровью, мочой, ушной серой, соплями, пухом пупочным и творожком подноготным, затем вхолостую выстрелил по бескрылой осе, изучавшей циферблат Фабрики, а напоследок посадил себе синяк, что есть сил вмазав резинкой по босой ноге.
