Циферщик (СИ) - Пихтиенко Андрей Николаевич (лучшие книги онлайн .TXT) 📗

Подростки начали отступать вниз по лестнице, не ожидая появления столь серьёзной подмоги. Та девчонка, из-за которой всё и началось, крикнула напоследок:

— Да он сам начал! Сумасшедший какой-то, его самого сажать надо!

Мужчина повернулся к Виктору, который начал уже было заходить в лифт, тронул его за плечо.

— Парень, ты бы не пил так. Я сам всё понимаю, но надежды никогда терять нельзя. Крепись, слышишь.

Виктор кивнул ему. Двери лифта закрылись, и кабина стала опускаться вниз. Виктор ощутил прилив благодарности и расположения к этому чужому человеку, до этого дня, не выказывавшему ему ни малейшего внимания. Он даже хотел было послушаться соседа, подняться обратно и лечь спать, прекратив на сегодня своё забвенное пьянство. Но эта мысль быстро прошла, и вот он уже подходил к ближайшему магазину.

Набрав в тележку алкоголя, по его подсчётам дня на три, захватив ещё пару коробок лапши быстрого приготовления, батон, пачку пельменей и палку колбасы, он направился к той кассе, у которой выстроилась очередь поменьше. Раздался звук, источник которого Виктор не сразу распознал. Скорее по привычке достал из кармана телефон, увидел оповещение о новом «эсэмэс». Хотел было тут же убрать телефон обратно, не вдаваясь в подробности, но что-то подтолкнуло его всё же прочитать сообщение:

Виктор подходил к моргу, у дверей которого курили двое полицейских.

Мир рушился перед его глазами. Прочитав сообщение, присланное отцом, он опустил корзину с покупками на пол и выбежал из магазина. В кармане нашёл ключи от машины. Сел за руль. В голове лишь одно: «быстрее, быстрее». Виктору казалось, что, если он поторопится, всё ещё можно будет изменить. Может, это не Оля? Может, это ошибка, и она на самом деле жива?

Остатки пьяного забытья, мерзкий привкус во рту и ноющая головная боль отошли на второй план. Он не боялся попасться гаишникам и даже сама такая возможность не приходила в его голову. Где было можно, он вдавливал педаль газа в пол, небрежно обгоняя другие машины. Весь город за стеклом превратился в сплошную серую и грязную декорацию. Подъезжая к старому кирпичному зданию морга, он не заметил светофор и пролетел перекрёсток на красный, подрезав сразу пару машин.

На парковке у входа кипела жизнь. Две полицейские машины разгоняли мигалками вечернюю полутьму. У машины скорой помощи кружком стояли люди. От них нёсся к небу сигаретный дым. Виктору сразу бросился в глаза джип отца и «матиз» Олиной матери. Холодный ветер бил в лицо, будто упрашивая его не заходить в это мрачное здание. Виктор и сам никак не мог на это решиться. Закурил, оттягивая неизбежное.

До ушей доносились слова куривших полицейских, стоявших на страже роковой двери. Они нагло, громко, без тени стеснения обсуждали нечто, о котором Виктор до сих пор старался всерьёз не задумываться. А они говорили так просто, будто обсуждая какой-то фильм или новостной сюжет. «Почему они орут об этом на всю улицу? Тупые мрази.»

— Тот же почерк, абсолютно. Но, мне кажется, — это не очередная его рядовая жертва: она для него особенная.

— Ну да — гнида такая, — ещё бы в центральном парке труп положил! Странно, что так поздно обнаружили. Показывает: какой он весь из себя крутой и неуловимый! Лично бы, суке, пулю в лоб всадил.

— Простынку под неё подстелил, макияж, причёску сделал. Да и в целом, что-то здесь не сходится. Как будто, он её уже знал до этого.

— Может типа цифра «семь» для него что-то значит? Или просто-напросто, девчонка ему показалась красивее прочих? Кто поймёт, что у этих чертей в голове творится?

Виктор нервничал, жадно затягивался. В нём закипала злоба к этим бездельникам, которые строят из себя сраных профайлеров из американских сериалов, вместо того, чтобы предотвращать трагедии. К этим мудакам с толстыми физиономиями, которые ничего не знали и не чувствовали, но раздувались самомнением и важностью. Виктор докурил, затоптал бычок.

— А всё-таки странно, что сняли версию, мол, баба убивает. Мужик бы не устоял перед такими девчонками, снасильничал, точно тебе говорю.

— Да не пори чушь. Может, он импотент или вообще пидор? Поэтому и убивает, вымещает свою злобу.

— Ты ведь был там, где её нашли?

— Ага. Хорошо он так её положил. Даже дождём не намочило почти. Кстати, девчонка и правда клёвая. Была. Сиськи так ничего.

Виктор не мог дальше всё это выслушивать. Ему казалось, что хватит и ещё одного слова, как он набросится на них двоих и порвёт голыми руками.

Последний ледяной порыв ветра с моросью прямо в лицо. Виктор уверенно шёл к полицейским. Один из них перегородил ему дорогу, лёгонько, но угрожающе погладил ствол автомата:

— Вы куда?

— На работу, — выплюнул из себя Виктор. Говорить слово «опознание» подразумевая за ним Олю, было бы нестерпимо.

— Пропуск? — Безразлично от второго.

— Дома оставил.

— Чего-то ты на врача не шибко похож.

— А вы меня в халате не видели. Сразу преображаюсь.

— Да хрен с ним, пусть идёт!

И Виктор вошёл в морг. Представил себя со стороны. Мятая домашняя одежда, опухшее лицо, неаккуратная борода, перегар. «Да им всё по хрену. Мрази».

На его пути попадались невнятные и плоские люди, похожие на манекены, позволяющие себе стрелять в него бессмысленными и пустыми взглядами.

Электрические белые лампы освещали путь. От этого света хотелось закрыть лицо. Настойчивый стук в голове заглушал любые мысли. Всё вокруг превратилось в вязкий, сковывающий и мерзкий кисель.

Он заметил своего отца, который о чём-то говорил с людьми в форме. Слишком много людей со всех сторон. Виктор шёл дальше. Увидел, как рыдает Олин отец, прислонившись к стене и закрыв руками лицо.

Вот и безликая дверь, от которой веяло холодом. За этой дверью, мир Виктора окончательно рассыплется на мелкие осколки. Он подошёл в нерешительности. Боялся протянуть руку, заглянуть в то, что было скрыто. Нервно кусал губы. Теперь ему даже захотелось, чтобы те двое у входа решили всё-таки проявить сознательность, догнать его, увести отсюда. Он сглотнул вязкую гадость во рту.

Тут дверь открылась, вышла его мать и бросилась на шею Виктору с рыданиями:

— Витенька, сынок! Не ходи, не ходи, прошу тебя! Нету больше Оленьки. Витя-я-я! — захлёбывалась она в слезах. Виктор отстранил её от себя и зашёл в комнату. Вот теперь оттягивать стало невозможным.

На столе, закрытое белой простынёй, лежало тело. В углу комнаты оказывали помощь, видимо, потерявшей сознание матери Ольги. Пахло формалином, чем-то ещё химическим. Отчего-то в голове возник запах мясного отдела на рынке. К горлу подступила тошнота.

Виктор на ватных ногах подошёл к трупу. Трясущимися руками неловко потянул простынь в районе головы. Последняя, с самую маленькую песчинку, надежда, что за простыней окажется не Оля ещё теплилась в сердце.

В глазах тотчас потемнело. Виктор прокусил губу, во рту привкус крови. Внутри, как будто, что-то окончательно оборвалось. Звуки вдруг стали такими далёкими, неживыми, приглушенными. Он мог только потрясённо смотреть в мёртвое лицо. У неё, и правда, были аккуратно подкрашены ресницы; нанесены тени на глаза; накрашены губы, бережно и неброско, как она обычно и носила; чуть припудрено лицо. От всего этого ещё сильнее давило понимание, что Оля мертва. Виктору жутко было наблюдать макияж, нанесённый на маску смерти. Худенькая шея девушки покрыта уродливыми синяками и ссадинами. Волосы заплетены в длинную косу. Такую причёску она не носила со школы. Он было протянул руку, чтобы коснуться её лица, но на полпути отдёрнул, так и не решившись.

В памяти Виктора всплыло их первое свидание.

Новенький кинотеатр. Запах попкорна и лёгкий аромат духов от Оли, которые она взяла тайком у матери. Витя делал неловкие попытки её поцеловать, но она со смехом уворачивалась, играя с ним, хоть по ней и было видно, что она совсем не против такого внимания. Оле хотелось показать себя порядочной девочкой. Какой она всегда и была. Только под конец фильма (который она оба почти и не смотрели) сама положила свою ладонь на его.