Четыре сына доктора Марча - Обер Брижит (книги регистрация онлайн txt) 📗
Я посмотрела ей прямо в глаза: «Вы и вправду не помните того случая, Шэрон? Это так важно — не понимаю, как такое можно забыть!» Она, похоже, замялась, потом сказала, понизив голос: «Я предпочитаю не вспоминать о тех каникулах, потому что как раз после них бедняжка Зак…»— «Зак?» — «Ш-ш-ш, никогда не произносите его имя в этом доме!» — «Но кто он?» — «Закария — их брат», — прошептала она. «Что?» — «Да, их брат. Он умер в десятилетнем возрасте как раз после этих каникул. Для тетушки это было страшным потрясением! Озеро замерзло, он пошел туда кататься на коньках, а лед под ним проломился. Когда прибежали остальные, было уже поздно… (Она взглянула на часы.) Опаздываю — пора бежать! (Послышался гудок машины мадам Блинт.) Пока, обедать не буду — мне надо в библиотеку!»
Я была совсем ошарашена! Плодятся хуже кроликов! Понимаю теперь, почему Старушка удалилась от мирских наслаждений. Наверное, из-за этого и мой гаврик спятил… Лицемер — никогда не рассказывал об этом Закарии… Ему, надо полагать, не очень хотелось, чтобы о том зашла речь… Стоп, чушь какую-то несу. Закария Марч… да, конечно, «3. М.» — костюмчик-то его! Нужно будет разузнать об этой истории, но в данный момент самое неотложное — Шэрон. Она хотя бы верит мне — я это чувствую. Интересно, до чего же у нее развитая интуиция: заметила, что за ней шпионят. Славная девчонка. Наверняка она все вспомнит. Наверняка! И — конец проблемам! Даже не верится, что такое возможно…
За обедом они сидели мрачные; заметно было, что малышки им не хватает: девочка — вовсе не лишнее в этом доме, это как-то смягчает атмосферу.
И еще: я снова все перерыла в их комнатах, чтобы посмотреть, нет ли недостающих листков. Ничего, конечно же, не нашла. Кажется, есть какой-то рассказ про то, как вот так же ищут какое-то письмо, а оно тем временем лежит у всех на виду — на столе.
Заодно решила проверить свой дневник… вот если бы он писал в моем дневнике… нет, ну что за нелепая мысль. Диву даюсь иногда: и что это с моей головой!
Дневник убийцы
Итак, шпион, вы с Шэрон уже запанибрата? Думаешь, никто не замечает ваших перешептываний? Я всеведущ — заруби себе это на носу. Но ты и слова-то такого не знаешь. О чем с тобой болтает Шэрон? О нашем счастливом детстве? О своем дорогом, обожаемом Заке? Говорю тебе, что мне все известно!
Держи свое рыло подальше от Зака. Зак был святым. Любезность из него так и перла. Всегда к вашим услугам. Всегда вежлив. Ну прямо само совершенство. Рядом с ним все чувствовали себя злыми и паршивыми. Сокровище Зак! Когда он умер, я страшно плакал, ты ведь меня знаешь. Жизнь — такая несправедливая штука. Знаешь, он ведь едва не умер еще при рождении — да, акушерка думала, что родится мертвым. Десять лет отсрочки — это не так уж и плохо. «Такой славный малыш», — говаривала мама. Прямо душечка. Ну разве что не в меру любопытен. Вечно таскался за мной, как хвост, словно я непременно должен наделать каких-нибудь глупостей! К примеру, в тот день он спрятался в подвале и подсматривал за нами с Шэрон. Я увидел его, когда поднялся с пола. Он смотрел на меня в упор, а глаза у него были как у священника. Живой упрек. И знаешь что, Джини? Лично я предпочитаю упреки мертвые. Ну и — бедный, бедный Зак… Мир праху его! Но кстати, что за глупая идея — кататься на коньках на замерзшем озере и до тех пор держать голову под водой, пока не задохнешься! Не надо говорить, что он получил по заслугам, Джини, прояви немножко христианского милосердия!
Дневник Джини
Он и это сделал. И это! Убил родного брата! Скорее убирайся отсюда, Шэрон, в нем нет никакой человечности — ни капельки. Бред какой-то. Он специально пишет такие вещи, чтобы запугать меня. Наверняка это был несчастный случай. Наверняка. Но как узнать? Не могу же я расспрашивать Старушку…
Наверное, это его он имел в виду, когда писал про «другого шпиона». «Временный зритель…», «Пятое колесо в телеге…» — в самую точку сказано. Но именно поэтому-то Старушка и ходит только на кладбище! Украшать цветами могилу сыночка, которого другой ее сыночек… Ну полный бред!
Дневник убийцы
Когда ты прочитаешь эти строчки, Джини, будет уже слишком поздно.
Дневник Джини
Пойти посмотреть, не оставил ли он там чего после обеда, не было времени. Ничего не поделаешь. Умираю спать хочу. Перед тем, как подняться к себе, выпила вербены: пока я убирала со стола, они приготовили отвар, и теперь я на ходу засыпаю!
Зато есть одна хорошая новость, превосходная новость! Перед ужином Шэрон заглянула на кухню. Я вышла к ней, и она мне шепнула: «Кажется, я начинаю вспоминать — меня осенило как-то сразу, после полудня, на уроке математики: помню, завязалась драка, я очень разозлилась, кого-то больно, изо всех сил била; я была просто в бешенстве, а кто-то кричал, отбивался; как сейчас вижу открытую дверцу дышащей жаром топки, ее красное нутро, но никак не могу увидеть, кого же я била: все очень смутно, как во сне, понимаете; но не знаю — может быть, это игра воображения; в детстве, как известно, частенько дерутся!..» — «О, умоляю вас, Шэрон, ну попытайтесь же!» — «Поговорим об этом завтра в горах — там мы будем чувствовать себя спо-. койнее!» Словно собираясь что-то добавить, она приоткрыла было рот, но потом передумала: «Нет, это невозможно». — «Что именно?» — «Ничего, завтра увидим». Явилась Старушка: «Ну что, молодежь, секретничаем?» Она последнее время повеселела. И слава Богу. Я пошла за блюдом с колбасой. Скорей бы утро — уверена, что наконец-то все узнаю!
До чего же спать хочется — ручка выскааааальзывает ииииз паааальцев, забавно: плаваю в тумане, хотя ничего, кроме отвара, не выпила; но если от него можно захмелеть, то тогда и джина не хочется, хочется только спать, спать, спать. Завтра нужно быть в форме, в потрясающей форме, а сейчас — в койку!
Это уже не шутки. Совсем не шутки. Сейчас пойду в полицию и, конечно же, обратно уже не вернусь. Но иначе поступить я не могу. Полдень, сижу у себя в комнате. Старушка возится в саду. Просто катастрофа, и я не в силах понять, как это могло получиться.
Может, люди когда-нибудь прочтут мои записи, значит, нужно рассказать все по порядку. Я проснулась — все тело было тяжелым, голова раскалывалась на части, глаза опухли, вдобавок меня тошнило. Встаю. Смотрю — день уже в разгаре. День, хотя должно быть семь утра! В это время года в семь утра солнца не бывает.
Иду к двери, — он запер меня, закрыл! — но нет, дверь открывается. Открывается, а в доме — тихо, очень тихо, ни звука, только радио бубнит внизу; бегом бросаюсь вниз по лестнице, влетаю как сумасшедшая: «В чем дело, что случилось?» Старушка, с лейкой в руках, делает большие глаза: «Что с вами, Джини?» — «Где они?» — «Вам прекрасно известно, что они собирались в горы, Джини. Вы заболели?» — «Но вы же знаете, что я должна была поехать с ними!» Обеспокоенная — это видно по глазам, она отшатывается, вода из лейки течет на ковер. «Джини, я тут ни при чем». — «Почему вы не разбудили меня, — заорала я не своим голосом, — почему?» — «Помилуйте, Джини, вы же оставили в кухне записку…»— «Что?! Что!»
Как есть — в чиненой-перечиненной ночной рубашке, со всклокоченными волосами, я надвигаюсь на нее. Она натыкается на стол. «Эта записка в кухне… Вам плохо, Джини?» Бегу на кухню, на столе — клочок бумаги, белый такой листок; я останавливаюсь, уставившись на него.
Подхожу. Протягиваю руку — вижу, как рука тянется к листку, — странно, он совсем чистый. Беру листок — клочок бумаги, а на нем всего две строчки:
«Вообще-то я слишком устала и предпочитаю выспаться, извините. Надеюсь, что вы хорошо проведете время.
Джини».
Две строчки моим почерком.
