Interzone (СИ) - Ромашова Елена (читать полную версию книги txt) 📗
«Я ушла».
Сама себе пророк и ясновидец. И в данный момент я — модальность: незавершенное настоящее, но уже прошедшее.
Мы все с вами коты Шрёдингера в коробке возле спускового адского механизма с кислотой, мы все с вами модальность: нечто уже завершенное в будущем и уложенное в гроб, который пока еще не срубили и не послали на лесопилку для заготовки досок.
Но однажды вы совершитесь распадом атома, и закончится ваша модальность всего существования.
У ленты Мёбиуса одна сторона — и вы рано или поздно придете в начало.
Я ее увидела на рекламном щите прямо напротив дома моей единственной подруги. От шока резко остановилась, и в меня тут же влетел огромный черный мужчина. Не слабый удар в плечо привел в чувство. А она продолжала улыбаться, рекламируя линию одежду для молодежи. Стилисты взлохматили ее природные завитушки и покрасили чуть в рыжий, но узнать ее было проще простого. Именно в тот момент я судорожно ввела имя: «Изабель Ханге». Google на запрос моментально разродился многочисленными фотографиями и ссылками на модельные агентства. Я смотрела и не верила своим глазам — она была настоящая!
Это было первое имя.
Я не придумала ее, когда лежала в коме! Иза была настоящей. Я влетела к Джессике и, тряся перед ней телефоном с фотографиями Изы, давясь воздухом и рыдая, твердила: «Я не придумала её! Ты понимаешь? Не придумала!» Джесс была перепугана происходящим не меньше. Она единственная, которая знала, что я видела, пока была в коме. Три дня под аппаратом жизнеобеспечения — три жизни. С этого момента она помогала мне расставлять все точки над i — искала информацию, в то время, как я умирала в пучине допросов, проверок, медосмотров и глотания таблеток, переговоров с адвокатами. Суд над моим убийцей был назначен на шестое. Моя приемная сестра шла по делу, как соучастник.
— Знаешь, может тебе к экстрасенсу надо? Или к медиуму?
Я фыркнула. Зачем? Все у меня есть! И снова обратилась к распечаткам — стопке бумаг, лежащей на коленях. Найти всех девушек не составило труда. Каждая попала в сводку новостей. Изабель красовалась на плакатах по всему городу. Кэтрин Ирвин прошла заметкой: «Подрывник погиб при сносе объекта, нарушив технику безопасности». Барбара и ее муж-маньяк долго держался в первых строчках новостей. Из всех доступных была только Изабель.
— И зачем тебе это, Кэтрин?
— Я не знаю… Наверное, чтобы понять, что не сошла с ума.
Три дня гипогликемической комы. Три жизни. Открой любой справочник и там красочно опишут последствия выхода из комы вплоть до деменции, но ни в одном нет и слова о проживании чужих жизней. Что это было?
Джеймс надеялся и верил, что я поврежусь умом, и тогда весь контроль за деньгами перейдет к моей сестре, а значит, и к нему. Удобно иметь богатую жену-растение и глупую любовницу.
Я поднялась на нужный этаж и нашла дверь. Всё та же безликая бежевая. Я даже знаю, что за ней находится. От этого стало панически страшно. Что я ей скажу? Что спрошу? Как она меня встретит? Я закрыла глаза и громко судорожно вздохнула, на секунду вспоминая, какого это быть Изабель Ханге: резкая походка, длинные ноги, щекочущие пушистые волосы. И характер — дерзкий, своенравный, как и ее завитушки.
Я решаюсь постучаться.
— Не факт, что она дома или не переехала! — В сотый раз повторяет Джесс.
Но я упряма. Жду. Считаю каждый вдох.
— Пойдем, Кэт!
Но я снова стучусь более требовательней, чем до этого.
— Твою мать… — Я чувствую, как пылают мои щеки.
Внезапно в щели под дверью мелькает тень и слышится шорох.
— Кто там?
Это был ее голос! Ничего умнее не придумав, я называюсь:
— Это Кэтрин Ирэн Тай. Я к вам пришла поговорить о Джеймсе… О Джеймсе Монтгомери.
На секунду возникает жуткая тишина, будто звуки замерли вместе со мной, а сумрак коридора стал плотнее. Щелчок замка и дверь открывается. На пороге стоит Иза. Только другая, ни как на плакатах, ни как я ее помню, будучи в ее теле, теперь она — это она, а я — это я. Зеркало и отражение.
Она смотрит на меня своими большими карими глазами.
Молчание затягивается и, осознавая глупую ситуацию, я все-таки решаюсь заговорить:
— Я… Я… Я была в коме. И видела вас. Вы были с Джеймсом во время дождя…
Она смотрит на меня своими большими карими глазами на бледном лице. Изабель шокирована.
— Проходите. — Шепчет она и раскрывает дверь.
Передо мной знакомая обстановка. Я шагаю внутрь квартиры, словно ныряю в омут.
— Я Джессика. Ее подруга. — Джесс неловко мнется на пороге под подозрительным взглядом Изы.
— Она в качестве поддержки, — заступаюсь я.
Горло адски пересохло. Может, подруга права, не стоило приходить?
— Выпьете что-нибудь? — Изабель растеряна и напугана, как и я, но пытается не показывать виду.
— Воды бы с удовольствием.
Пока девушка наливает воду в стакан, я пытаюсь справиться с волнением и вспомнить все то, что ей хотела сказать. Но это было бесполезно! Сердце не успокоить, а голова не хочет работать.
— Вот держите. — И мне протягивают стакан с водой.
Жидкость живительно несется по высохшему языку и горлу, заполняя холодом желудок. Когда жажда утолена, я, наконец, выдыхаю и, закрыв глаза, начинаю говорить:
— Меня зовут Кэтрин Ирэн Тай. Я художница. Мой отец владелец знаменитой галереей «Время», несколькими полотнами Малевича, Пикассо и Дали, а также небольшой частью акций от аэрокомпании «Наш воздух». Я единственная прямая наследница всего состояния. У меня есть еще приемная сестра, она тоже получила после смерти отца наследство… но не такое, как я. Мой муж вместе с ней разработали план моего убийства. Я диабетик. Его план состоял в том, чтобы все думали, что я покончила с собой. Для этого он нашел мои дневники и вырвал нужные страницы. Я пробыла в коме три дня…
Здесь я запинаюсь, ощущая, как в груди, чуть ниже яремной впадины, разрастается огнем паника, сжимая в стальное кольцо горло и делая дыхание прерывистым, что невозможно дышать.
— Я видела вас, Изабель… Когда была в коме. Я… Я жила вами.
И сумбурно, спотыкаясь на словах и их значениях, стала рассказывать, что помню. Через мгновение паника исчезает, оставляя пустынное безразличие о том, что подумает обо мне Иза. Это была исповедь, в которой одно цепляло другое: дождь, исчезающие люди, мой Джеймс, преследующий ее, затем зачем-то рассказала о Кэтрин и Барбаре.
Прервавшись, я вижу ее глаза и понимаю, что она мне верит. Ни испуга, ни шока, лишь жгучий интерес.
— Скажите, Изабель, это всё — правда? Это всё было? Вы знали моего мужа?
Ее лицо моментально изменяет выражение: теперь читается разочарование с легкой виноватой улыбкой.
— Простите, но я не знаю Джеймса Монтгомери. Его звали Питер. Но я знаю вас.
Теперь моя очередь удивленно на нее таращиться.
— Всё было так, как вы рассказываете. И я попала в аварию. Тогда, на дороге… Я тоже была, как вы без сознания, и я тоже… — Она нервно сглатывает и дерганым движением проводит рукой по кудряшкам. — Я тоже была вами. Я видела, как он ввел вам в руку инсулин. Правда, в моей реальности его звали, как моего убийцу… Питером.
Она делает вдох, а затем воодушевленно продолжает:
— Наверное, это так бывает, что мы видим своих убийц вместо… — И тут же запинается, поняв нелепость своего предположения.
«Наверное, так бывает».
А так бывает?
Наверное.
Возникает неловкая паза и бессмысленность положения. Я добилась своего: я поговорила с Изой и выяснила даже больше, чем ожидала. Меня не назвали сумасшедшей, не вытолкали из квартиры. Но сейчас я ощущаю всю нелепость своего прихода.
— А что случилось с вашим… — Слово «убийца» так и повисает невысказанным. — С Питером?
— Ничего. — Пожимает плечами девушка. — Ему нельзя теперь приближаться ко мне ближе, чем на 300 метров.
— И всё?
Иза, не ответив, отворачивается к окну, а там небо затянуто облаками и день кажется серым и тяжелым, как наши чувства. Любопытство и эйфория сгорели, теперь остается зола реальности.
