Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка" (книги TXT) 📗
Жеан смолк, не в силах произнести вслух то, на что навели его туманные слова Пио. Сердце юноши ёкнуло, горло свело спазмом. Что, если это конец? Что, если сегодняшней беседе с творцом его судьбы, посредником между затворничеством и миром суждено стать для Жеана последней? Щемящая тоска и жгучий ужас вмиг одолели юношу, и Пио, по всей видимости, уловив его беспокойство, как можно беспечнее и веселее, произнёс:
— Никея будет нашей! Но не сегодня. Сейчас нам пора отходить ко сну, завтрашний же день мы посвятим старательной боевой подготовке. Что ты об этом думаешь?
— Да. Наверное, это хорошая идея.
«Ты лукавишь, Пио, и я отчётливо вижу это».
Но что тревожит его?
Что он предчувствует?
========== 4 часть “Анатолия”, глава II “К бою. Воссоединение” ==========
«Просыпайся, монашек!» Задорный оклик Яна заставил Жеана пробудиться.
— Что… что такое? Нападение?! — спросонья всполошился тот.
— Дурачина! — осадил Жеана Ян, швырнув к его ложу громоздкую кольчугу. — Неужто ты забыл, что сегодня нам отдастся большущая крепость?
Заявление Яна повергло Жеана в колкий трепет. Он вспомнил, как весь вчерашний вечер военачальники, суетливо расхаживая по побережью Анатолии, вдохновенно взывали к своим бойцам, в попытке вновь воспламенить их угасший боевой дух. Вечерня прошла по-особенному торжественно, а Жеан молился так горячо и искренно, что, казалось, в ушах его звучали ободряющие трели Божественного гласа.
— Мы отправляемся проливать кровь, а радуешься ты, будто приглашён на чревоугодное пиршество, а то и вовсе спробовал опиума! Почём знать, отдастся ли Никея нам именно сегодня?
— Да ну тебя! Только и умеешь, что во всём прекрасном и желанном скверну искать! Ты видел армию Готфрида? Это же сплошные бесчисленные полчища… а уж сами бойцы… Ух! Все, как на подбор, могучие, закалённые в боях, вооружённые до зубов! К тому же, германцы, а значит, народец не из робкого десятка! Дикари! Один язык чего стоит! От одного «Gott mit uns» у меня волосы дыбом встают — ей-Богу, в сравнении с этим лай бешеной собаки с пережатой глоткой звучит как серафимова песнь! — Вытаращив глаза, Ян принялся безостановочно изрыгать немецкие слова, какие приходили ему на ум.
— Хватит!
— Да эти магометанские ублюдки даже не встанут на защиту своей крепости! Они с криками кинутся врассыпную!
— Очень сомневаюсь, — буркнул Жеан, натягивая на ноги шерстяные шоссы.
— Да ты хоть помнишь, сколько мы здесь проторчали в ожидании подкрепления и пока строили эти дурацкие осадные машины?! Так не пора ли наконец разогнать кровь по жилам и показать сарацинам, кто здесь хозяин?! Ишь, распустились! Ишь, пригрелись! — хорохорился Ян, мечась по тесному пространству шатра. — Ты это… давай-давай, не мешкай! Шлем на-ка! И про перчатки, гляди, не забудь…
И с этими словами он бросил на постель к Жеану его шлем и бармицу.
— Оставь меня!
— Понял-понял… Жду! — весело брякнул Ян и метнулся к выходу, оставив Жеана наедине с нарастающим холодным ужасом, пробравшим его тело зыбкими мурашками.
«Подумать только! Бог весть сколько дней я провёл в этом изнурительном странствии, и только теперь мне грозит по-настоящему серьёзная опасность! Как странно… и страшно! Но в то же время что-то тянет… безудержно влечёт… Чувство долга? То самое чувство долга, о котором в то судьбоносное августовское утро поведал мне Пио и которое даже за столь длительные месяцы не утихло во мне до конца, но единственно — лишь притупилось предательским ощущением страха?» Жеан невольно прокрутил в голове все события недалёкого прошлого, от посещения бенедиктинской общины Пио до злополучной стычки с ассасинами и кровавого кошмара на землях Фессалоник. Он вспомнил Франческо, аббата Леона и всех братьев, по чьей опеке так горько тосковал. Как они там?! Думают ли о нём, скучают ли? Жеан ощутил себя последним негодяем, осознав, как жаждет, чтобы Франческо страдал от бессмысленных тревог: если волнуется — любит…
«Никогда не жалей о своём выборе», — эхом прозвучали в его ушах слова Пио.
Но что может знать этот молодой рыцарь в то время, как даже сам Жеан терзается в сомнениях? Как верить Пио, если не веришь даже самому себе?
Проглотив щекотавшие в горле рыдания, Жеан направился к выходу из шатра, пожираемый худым предчувствием.
Жизнь в лагере кипела, как никогда, бурно. Бойцы натягивали кольчуги, полировали оружие, отрабатывали боевые приёмы, весело наскакивая друг на друга, — это смотрелось в глазах Жеана как извращённое приготовление к смертной казни и только пуще отвращало от грядущей битвы. Огнегривый рыцарь, сопровождаемый маленьким, облачённым в бурый балахон пажом, двое ромеев, суетящихся вокруг баллисты, высокорослая женщина в льняном платье, что бережно укладывала в суму целебные припасы, — все, на кого падал взгляд Жеана, все шли навстречу погибели. Кроме борзых собак, кружащих вокруг богатых хозяев и тоскливо поскуливающих, словно осознавая: недавняя охота была последней.
«Кьяра!» — мысленно оживился Жеан, распознав в толпе знакомую щуплую фигурку, и сердце его заныло ещё сильнее.
Нет! Жеан должен остановить бедняжку, иначе ей придётся дорого поплатиться за свою бесшабашную отвагу!
— Кьяра…
— Да-да? Ах… здравствуй, Жеан, — смущённо потупилась воительница, развернувшись к нему.
— Послушай, ты понимаешь, куда мы сейчас отправляемся? — вполголоса спросил он, невольно кладя руку на плечо Кьяры.
— Хм! А, что, есть сомнения? — И воительница пренебрежительно отстранилась.
— Нет, Кьяра. Ты не понимаешь… а если понимаешь, то лишь условно, не до конца. Это битва… это кровавый хаос, где не выстоять не то что хрупкой деве — даже слабому оруженосцу или рыцарю! Я не отпущу тебя, слышишь! Я сейчас же отправлюсь к Танкреду и стану настаивать на том, чтобы он запретил тебе, наравне с прочими женщинами, покидать лагерь до окончания битвы!
— Ты не отпустишь меня?! — взвилась Кьяра. Её наивное лицо исказилось приступом бешенства. В уголках пухлых губ выступила пена. — Ты, кажется, слегка забылся, Жеан! Ну-ка припомни, когда показывала себя дурно во время боевых упражнений? Пускай лучше Рожер остаётся в лагере да клинки куёт! Самоубийственно с такой прытью в бой соваться!
— Между битвой и фехтованием на деревянных мечах — огромная разница! Там тебе не поможет ни мудрый наставник, ни боевой сотоварищ, а любое неверное движение будет стоить жизни! Не будь же глупой… Ты… У тебя даже шлема нет! А твоя кляча…
— Кем ты себя вообразил?! Проваливай!
«Всё кончено!» — сокрушённо подумал Жеан, как только Кьяра, поставив победную точку в этом кратком и жёстком споре, исчезла в гуще толпы, и его охватил безумный ужас.
— Господи… не допусти, — только и смог выдавить из себя юноша, чувствуя, как слёзы начинают застилать его глаза.
«Милостивый Боже, не допусти! Я не хочу потерять в грядущей битве всё, всё… всё!» — отчаянно выстукивало сердце Жеана, в то время как воображение с каждым мгновением рисовало ему всё более кошмарные картины. Вновь и вновь Жеан окидывал взором суетящийся лагерь, и одно-единственное омерзительное выражение зрело у него на губах:
— Перед смертью не надышишься…
***
Было уже далеко за полдень, когда крестоносцы, навьюченные баллистами и осадными лестницами — достоянием греческих мастеров, достигли города Никеи, обнесённого неприступной каменной стеной, что включала в себя не менее сотни массивных башен. Знойное вешнее солнце сморило Жеана и его лошадь. Хотелось пить, однако за время продвижения поблизости не показалось ни единого водоёма, а крохотная фляжка, бессменная спутница молодого крестоносца, была опустошена ещё в первый час продвижения. Продвижения тяжёлого и опасного. По неровной, скользкой дороге, заросшей колючками, что нещадно полосовали ноги лошадей и пехотинцев.
Зимы здесь были коротки и малоснежны, и Жеан знал это отнюдь не понаслышке. На протяжении более чем четырёх месяцев объединённая под предводительством Готфрида армия провела на побережье Анатолии в ожидании пополнения, что, впрочем, не послужило для Жеана особенным лишением. Большую часть времени он, наряду с прочими новобранцами, посвящал усердным боевым упражнениям и в конечном итоге во многом сумел превзойти Кьяру, что с поразительной тонкостью отрабатывала каждый боевой приём. Жеан стал внимательнее и сильнее. С каждым разом всё точнее предсказывал атаки противника, всё увереннее изворачивался в седле и даже пытался работать левой рукой. Миролюбивая Лилия значительно уступала боевым скакунам в скорости, понятливости и бесстрашии, однако старалась изо всех сил, казалось Жеану. Увы, юноша так и не освоил ни копья, ни лука, ни рыцарского меча — необходимо было в спешке оттачивать навык владения грубым коротким мечом. Жеан поклялся, что будет беречь его как зеницу ока.
