Опасные игры - Мэрфи Уоррен (лучшие книги TXT) 📗
Открыв дверь, полковник увидал невысокого мужчину, который сидел на краю стола и вместе с секретаршей чему-то смеялся. Заметив на левой руке Бехенбауэра обручальное кольцо, Соркофский мгновенно проникся к нему антипатией. Всего один день, как из дому, и уже готов пуститься в любовные похождения. Полковник никогда не изменял своей жене — ни до, ни после ее смерти — и презирал мужчин, которые так поступали.
— Капитан Бехенбауэр, не так ли? — громко произнес он.
Секретарша подскочила, на ее личике отразилась растерянность. Бехенбауэр взглянул на Соркофского, на девушку, потом снова на полковника. Нахмурившись, он соскользнул со стола и, подойдя к верзиле, протянул руку.
— Рад познакомиться с вами, полковник. Я слышал о вас много хорошего.
Соркофский повернулся, делая вид, что не замечает руки немца.
— Входите, капитан, — пригласил он и направился к своему столу.
Услыхав, как за его спиной Бехенбауэр прошептал что-то секретарше, Соркофский почувствовал еще большее раздражение.
Когда Бехенбауэр вошел в кабинет, Соркофский вежливо произнес:
— Садитесь.
Немец повиновался и с насмешливым выражением посмотрел на русского.
— Мы с вами едва познакомились, полковник, а у нас уже что-то не ладится, — проговорил он на превосходном русском языке.
— Это у вас что-то не ладится, если вы, не успев оторваться от жены, принялись увиваться за другими женщинами, — сказал Соркофский.
— Прошу меня извинить, если вторгся в ваши личные владения, — проговорил Бехенбауэр.
Прошло несколько секунд, прежде чем до Соркофского дошел истинный смысл этой метафоры; побагровев, он вскочил со стула.
— Гражданка Камирова просто моя секретарша, капитан, и не более, поэтому ваш намек считаю неуместным.
— В таком случае, прошу прощения за намек, — ответил Бехенбауэр. — Однако я не прошу прощения за мое поведение, поскольку это вас не касается. Мы с вами встретились для того, чтобы выполнить некое задание. В мои намерения не входит призывать вас менять какие-либо привычки, и я был бы вам признателен, если бы и вы отказались от вашего намерения менять мои. Скажу вам только одно: я по-своему люблю свою жену и не желаю это более обсуждать.
Соркофский быстро заморгал, глядя через стол на этого человека. Немец его смутил. Он, по-видимому, искренне любил свою жену и в то же время ее обманывал. Соркофский улыбнулся и воздел вверх руки.
— Прошу прощения, капитан, за то, что я вспылил. Это происходит не часто. И больше не повторится.
Бехенбауэр переложил сигару из правой руки в левую, встал и, сделав шаг к полковнику, протянул руку.
— В таком случае, может быть, начнем с того, что пожмем друг другу руки?
Соркофский посмотрел немцу в глаза, и они, как старые друзья, прежде чем пожать руки, оба улыбнулись.
— Вот и хорошо, — сказал Соркофский.
— И еще, — добавил немец, — я хочу, чтобы вы знали, что я признаю вас руководителем операции. Я же здесь только затем, чтобы помогать вам по мере моих возможностей.
— Спасибо. — Оба уселись на свои места. — Вы знаете, почему вас сюда прислали?
— Мне известно, что американцы просили разрешить им прислать сюда своих агентов для охраны спортсменов. Я знаю, что ваша страна им отказала. Я знаю, что американцы предложили вам меня в качестве консультанта. Я знаю также, что этим самым хотят усыпить бдительность русских, чтобы они не догадывались, что сюда так или иначе будут посланы американские агенты.
Соркофский усмехнулся.
— Вы очень проницательны, — сказал он.
Бехенбауэр улыбнулся в ответ.
— Но это не беда, — продолжал он — Если американские спецслужбы работают теми же методами, что и их внешнеполитические ведомства, то нам останется всего лишь найти спортсменов, носящих френчи и кинжалы. Найти их будет нетрудно. Главная наша трудность, я думаю, будет состоять в том, чтобы не давать им путаться у нас под ногами.
— Я точно такого же мнения, — сказал русский. — Вы были в Мюнхене?
Едва заметная улыбка, все время таившаяся в уголках рта Бехенбауэра, исчезла с его лица.
— Да, полковник. Боюсь, что даже не смогу передать вам, какой это был кошмар.
— Я был на войне, капитан. Я знаю, как выглядят трупы.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответил немец. — Но здесь речь идет не о солдатах, убитых в бою. Здесь речь идет о молодых людях, которые приехали в Мюнхен на спортивные состязания, а нашли смерть. Для таких, как вы и я, насилие — часть жизни. Но это были дети. Вот почему я здесь. И я вызвался поехать, потому что чувствовал, что не могу позволить этому повториться.
— Но почему? Ведь вы не участвовали в обеспечении мер безопасности в Мюнхене, — сказал русский.
— Это зверство было совершено в моей стране, — ответил Бехенбауэр.
Соркофский смутился, но усомниться в искренности слов собеседника не мог. Как странно, что этот человек может быть столь чувствительным в одном отношении и абсолютно бесчувственным в другом. Если только не считать чувствительными бродячих мартовских котов.
— Понимаю, — сказал Соркофский — Вам, наверное, следует отдохнуть, а утром мы обсудим наши планы.
— Очень любезно с вашей стороны, полковник, — сказал Бехенбауэр и с улыбкой добавил: — Может быть, мне даже удастся найти какую-нибудь молодую даму, которая покажет мне московскую ночную жизнь.
«Нет, он неисправим», — решил Соркофский, но не успел сказать и слова, как коротышка немец выпорхнул из кабинета.
Бехенбауэра полковник Соркофский тоже заинтересовал, и, во второй раз за ночь позанимавшись любовью с гражданкой Камировой, он решил поговорить с ней на эту тему.
— Ваш полковник меня заинтриговал, Иля.
— Да? — произнесла она, хлопая своими большими карими глазами.
Они лежали в постели в его гостиничном номере, завершив таким образом скучную экскурсию по московским ресторанам. Бехенбауэр был ниже ее ростом и на двадцать с лишним лет старше, тем не менее она откровенно дала понять, что он ее очаровал, — он многих очаровывал. Ее поразило неистовство, с каким он занимался любовью. Он знал свое дело, и с ним ей было лучше, чем с кем-либо из тех молодых людей, с которыми ей приходилось сталкиваться. А ей приходилось сталкиваться со многими, ибо она обожала секс.
