Год Людоеда. Время стрелять - Кожевников Пётр Валерьевич (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Неплохо, да? И что главное, совершенно откровенно! Вот так у него и получилось. Таджик-то этот (а может, и не таджик вовсе, а еще какой урюк), Рамиз Шалманбеков, охранял тюремную больничку. Вот он улучит момент и так это осторожно, без всякого напора, интересуется, что да почему, и сам, между прочим, черт знает что о самом себе тут же рассказывает: и как он зэкам чай и наркоту проносит, и как девок из женской зоны приводит. Ну Корней ему и доверился, так это не то чтобы сразу всю свою беду выплеснул, а по капельке, а тому черномазому паразиту только того и надо!
А дело-то у Ремнева было, по правде сказать, пустяшное — за что там человека в клетку запрятывать? Ну имелась у него слабинка одна — позволял он себе иногда девкам да детишкам елду показывать. Вот так он однажды неудачно и оголился. А они сами-то что? Их разве кто заставлял на его хозяйство свои глазенки пялить?! Да он, может быть, никогда бы на большее зло и не отважился, если бы его добрые люди тогда так сурово не наказали?! Вот за то он им всем и платит до сих пор! Что, детушки-ребятушки, довольны вы такими ваучерами?
А почему, скажем, силачам свои мышцы не запрещают показывать? Ну если так откровенно рассудить, по справедливости, — какая тут такая особая разница между бицепсом, грудями и мудями? Ну а в балете что делается? Мало того что эти плясуны свое хозяйство лосинами обтягивают, они еще — люди говорят — в трусы кроличьи лапки подсовывают. Это, надо полагать, чтобы размер был более привлекательный. А в зале-то — женщины, дети! Но никто почему-то до сих пор эту их забаву к преступлению не причисляет! А что по телевизору нынче показывают?! А газеты-журналы?! Вот сразу сколько беды, а виноват во всем почему-то он один, Корней Ремнев! Очень это все у них интересно получается! Прямо скажем, по справедливости! По ихней справедливости!
Ребятишки-то те были классе во втором, а может, и в третьем — две девчоночки и пацанчик. Корней заприметил этих засранцев еще возле строительных лесов и так и пошел по их свежему следу, словно волк за козлятками, как оно и раньше бывало, а как они вглубь двора зашли, он им путь отрезал и давай упражняться! И обязательную программу им выдал, и даже на произвольную сподобился!
А что? Мало ли что взрослому мужику в голову взбредет? Ну что им до того, что он там из своих штанов извлекает? Они бы лучше школьными уроками занимались или в какие толковые кружки ходили, чем вот так-то по дворам шататься и за другими подглядывать! И то правда: если это тебе неинтересно, так чего же ты, гаденыш, смотришь?!
То, что это могло оказаться засадой, до Ремнева уже позже доперло — пасли его, как серого зверя, только так вот и победили! Ребятишки разом в крик и врассыпную, а бежать-то куда, только через его мужское стриптиз-шоу, больше никак из того двора-колодца было, насколько он помнит, и не выбраться. А сзади уже человека три в штатском залетают и прямо к Корнею. Он — внутрь глухого двора, по этажам, — лестницы-то все сгнившие, вот-вот обрушатся, ну и гонка была! А по концовке-то его захватили, от души вломили горяченьких и — в дежурку. А там — хвать, сотрудник, значит, свой, то бишь мент! Ну а своим-то, как водится, в этой системе особо сердечно и достается! И так его в каждом кабинете обработали, что оттуда он прямиком в больничку отправился.
Да ему бы все отрицать, а он, простак, наоборот, стал с этим чертовым Рамизом советоваться, как бы ему из этой паскудной паутины ловчее выкрутиться. А тот ему внимает, а сам все тяжелее вздыхает, на Корнея сочувственно смотрит и спрашивает: «И это было? И так было? И это делал?» А Корней, знай себе, дальше колется. Вот балда неученая! Прямо как с горки на жопе поехал!
Рамиз чувствует, что у Ремнева образовалась брешь в обороне, и к нему так очень деликатно подъезжает: «Да ты что, — говорит, — взаправду хочешь отмазаться? И так, чтобы тебя, при самом дурном раскладе, в зоне не замочили? Ладно, может, найдется у нас с тобой один выход». И с улыбочкой такой поганенькой ему предлагает, как говорится, ты — мне, я — тебе: «Короче, ты для меня на манер бабы послужишь, а я тебя за счет своих связей отсюдова сто процентов вызволю». А какие у него по той части могли быть связи? Кто он сам-то такой был? Да пустое место! Беда в том, что и Корней тогда был сам не в себе, ухватился, можно сказать, за соломинку! А соломинка та обернулась для него колючей проволокой!
И то мало сказать! Разве на этом то позорное дело кончилось?! С этого-то все только и началось! Мало того что Шалманбеков сам его чуть ли не каждый день приходовал как врага народа, так он потом к нему еще и других охранников привел! И главное, что ничего ведь не сделаешь! Кто ты после этого? Никто!
С этим клеймом Корней и на зону пошел. И вот тут-то для него и начались всамделишные адовы мучения…
И кому он теперь такой нужен? Вон, даже родная семья его за человека принимать отказывается! И это ведь при том, что они ничего такого особенного, ну главного, что ли, про него еще не знают! Ну действительно ровным счетом ничего! Это даже смешно! Насколько все-таки правильно в народе говорят: и смех и слезы! То есть не знают и смеются-потешаются! А вот как узнают, тут уж слез не оберешься! Да не за него слез-то, за себя, только за себя, — опять же как в детстве: «Палочка за себя!» Вот так и звучат в его голове звонкие ребячьи голоса, так и манит его какая-то великая сила в опрокинутое взрослой жизнью безмятежное детство!
А ведь он все тот же мальчишка, Корнейка Ремнев, Корень, как его часто обзывали, — да что уж там, пусть обзывают как хотят, лишь бы только по-человечески относились, ну пусть даже и не любили — он на этом и не настаивает, а просто замечали, что он, вообще-то, есть на белом свете и тоже вроде как человек, а не животное.
Глава 11
УТЕШЕНИЕ ЛЮБИМОЙ
Еремей ни разу не был у Офелии дома. Впрочем, узнав о том, что ее отцом был не кто иной, как сам Тит Засыпной, Уздечкин, конечно, решил, что с материальным достатком у ее семьи должно быть все в порядке, да и ситуация с квартирой, естественно, тоже. Доехав от метро «Лесная» до площади Мужества, а оттуда на трамвае до искомого адреса, молодой человек настроился вскоре опознать искомый номер на каком-нибудь наиболее респектабельном здании, скорее всего на элитном коттедже. Еремей немало удивился, когда уперся в облезлую, треснувшую в нескольких местах пятиэтажную «хрущобу». Первая мысль явилась о том, что он все-таки ошибся. Да нет, вроде бы все правильно. А корпус? Да, тот самый!
До чего эти строения, наспех собранные из железобетонных блоков для страждущего советского народа, похожи между собой, а также на бани, больницы, тюрьмы. Просто никакой разницы, за исключением, к примеру, медицинских машин перед подъездами или решеток на окнах да колючки на высоких стенах.
А внутри? Те же самые камеры, только обставленные по прихоти обитателей! И все были виноваты! По крайней мере, такое мнение о тех совсем, оказывается, недалеких временах, складывается у него, молодого человека конца девяностых.
Неожиданно Еремей ощутимо остро испытал тот страх, который, наверное, испытывали те, кто когда-то получал квартиры в этих пятиэтажках. Перед ним в своей предельной ясности предстал смысл выражения: «От тюрьмы да от сумы…» Да, правда, все ведь перед Богом, а тогда кто был заместо Бога, Сталин?
С другой стороны, как интересно получается: один, если всерьез вдуматься, попадает в зону за совсем пустяшную провинность перед законом или даже вообще оказывается невинно осужденным, и его, уже заживо сгнившего на нарах, отмазывают через пятьдесят лет. А другой может вести преступную жизнь, грабить и убивать, пусть как-то и не впрямую, а чисто своими, скажем, указами и приказами, и так и остается вне поля действия закона. В чем тут секрет? Какие тут действуют законы природы? Или, может быть, Еремей, в силу своего скромного образования, просто не в состоянии полностью отследить жизнь того, другого, поистине преступного человека?
