Замедленное падение (СИ) - "Rust Rowan" (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Людям, разочаровавшимся в науке и почти отчаявшимся, оставалось только верить — и молиться тем, в чью милость они так жаждали поверить.
Церковь Священного Сосуда в благополучные времена держалась в тени — государство было подчеркнуто мирским, и религиозная структура не имела ни малейшей возможности, ни желания вмешаться в политику или как-то влиять на общественную жизнь. Однако в бедственном положении те, кто формально оставался у власти, предпочли, склонив головы, уступить трибуны тем, кому было что сказать испуганным и обессиленным людям.
В один из оптимистично-солнечных весенних дней третьего года эпидемии Патриарх выступил перед горожанами на площади перед Собором. Своим глубоким и сильным, но мягким, как у детского врача, голосом он говорил о том, что у страха глаза велики, что вот уже почти полтора года число заболевших не возрастает в сколько-либо значительной прогрессии, что элементарные меры предосторожности оказались достаточно эффективными против угрозы заражения — и что в конечном итоге все, кто имеет возможность в этот миг слушать его, Патриарха, речь — счастливчики, избежавшие смерти в самые черные дни. А значит, надо и впредь уповать на волю тех высших сил, что ниспослали Городу это испытание: раз уж упомянутые силы для чего-то оставили именно этих горожан в числе живых и здоровых, значит, для них уготована какая-то особая судьба, которую нужно принять с благодарностью и смирением.
Удивительно, но в Городе с этого дня стало намного спокойнее. А у Церкви закономерно прибавилось прихожан.
Что сильнее — страх или жажда чуда?
Ответ Патриарху был хорошо известен. Иначе он не был бы Патриархом.
1.2
***
По мере приближения к одиннадцатому квадрату улицу заволокло дымом. Да не таким, что «приятно» пахнет горящими прелыми тряпками и деревяшками, а удушливым плотным дымом с ядовитой вонью паленого мяса. Пауль, выругавшись, перешел на бег, на ходу доставая из сумки «треск». Проклятущие Факельщики уже здесь…
«Факельщиками» именовалась группировка, возникшая на базе расквартированной в Городе военной части. Несмотря на поведение, по своей жестокости немногим отличающееся от поведения потерявших рассудок зараженных, Факельщики ухитрились сохранить военную иерархическую структуру и некое подобие порядка в своих рядах.
Расположенная на правом полуострове военная база, в которой находилось убежище Факельщиков, именовалась у них Чистилищем. Члены этой группировки полагали, что единственный способ выжить — это уничтожить все возможные источники заражения, а попросту говоря — уничтожить всех людей. Нет переносчиков — нет заразы. Как следовало из названия, излюбленным методом «зачистки» у Факельщиков был огонь. Применяли все виды зажигательных смесей, бомбы, огнеметы. Группировка не имела в своих рядах врачей, раненых не лечили. «Если ты ранен, значит, ты заражён». Без промедления сжигали любого из своих, если тот демонстрировал хотя бы малейший признак болезни. И при всем этом Факельщики были самыми отъявленными и беспринципными мародёрами в Городе: вытаскивая жителей из квартир и устраивая костры из тел — хорошо если из предварительно умерщвленных — они не упускали возможности обшарить разоренные жилища и утащить на базу всё мало-мальски ценное. Тут, видимо, страх перед заразой давал сбой, уступая место алчности.
Естественно, такой подход не мог не поставить эту группировку вне закона. А закон в Городе с начала эпидемии представлял Луч. Причем лучевики еще и ухитрились разграбить оружейные склады военной базы, чем тоже не заслужили любви нынешних ее «квартирантов». И в столкновениях с Факельщиками патрульные Луча получали ранения и гибли гораздо чаще, чем в стычках с зараженными.
Что сильнее — страх перед чудовищами или страх перед людьми с фанатичным блеском в глазах?
Спросите у горожан — и они невольно покосятся в сторону величественных шпилей Собора.
***
Группа Факельщиков из восьми человек двигалась по одной из улиц. За ней тянулся дымный и зловонный след из полыхающих домов и догорающих тел. Не менее двух десятков горожан нашли сегодня смерть от рук карательного отряда. Заражены ли их жертвы, здоровы ли — полубезумных, опьяненных жаждой убийства бандитов это не волновало. Тех людей, что могли передвигаться, грубо выталкивали наружу и там предавали огню. Ослабевших, стариков и детей сжигали в собственных квартирах.
Молодому парню, шедшему немного позади всей группы, до смерти надоело все это безумие… Огонь, человеческие крики, полные боли и отчаяния. Жар и… И отвратительный запах горящей плоти, от которого не спасала маска. Все это он видел каждый день наяву и каждую ночь — во сне. Лица тех, кого он безжалостно убил, сжёг, уничтожил… Их крики, их слезы. Все это начинало сводить с ума. И начинало пугать — а где грань между первобытным, кровожадным упоением чужими смертями и безумием нейрочумы?..
Надо как-то вырваться, освободиться… Пока не поздно. Пока есть еще шанс умереть честной смертью.
А почему бы и не прямо сейчас?
Парень немного замедлил шаг, воровато покосившись на командира их отряда, матёрого головореза лет сорока пяти с уродливым шрамом через всё лицо, которого, впрочем, всё равно не было видно под защитной маской.
Да, почему бы и нет? Либо смерть, либо… Тоже смерть, но не такая грязная.
Отряд проходил мимо подворотни, из которой тянуло гнилью и сыростью. Парень чуть подотстал, сделав вид, что услышал какой-то шум. Командир оглянулся и нетерпеливо махнул рукой, на что парень в свою очередь отмахнулся — мол, не ждите, сейчас догоню! — и, держа наготове ручной огнемет, сунулся в арку, ведущую в темный двор.
Парень, которого звали Адам, родился и вырос в этом районе. И он, в отличие от командира, прекрасно знал, что этот двор — проходной.
Адам бежал, пытаясь не оглядываться, пытаясь экономить дыхание, закинув за спину мешающий огнемет. Бежал, потеряв счет времени и расстоянию, задыхаясь и боясь остановиться. Знакомые улицы родного пяти-шестиэтажного квартала давно сменились стеклом и бетоном многоэтажек делового центра. Время от времени на пути попадались спокойно прогуливающиеся горожане, которые в ужасе шарахались от бегущего вооруженного человека, черный огнеупорный плащ которого безошибочно выдавал в нем Факельщика.
В груди уже невыносимо жгло, дышать сквозь маску было все тяжелее и тяжелее, а снять ее Адам не решался: кругом было слишком много людей — потенциальных источников заразы. Выбежав из очередного переулка, парень едва не налетел на патруль Луча и только чудом успел затормозить и скрыться за выступом здания, прежде чем его заметили.
Осторожно отступая вглубь двора, Адам с трудом переводил дыхание. Ему казалось, что воздух с оглушительным шипением вырывается из фильтра маски. Сейчас его обнаружат, и тогда… От Луча пощады ждать не приходилось. И не докажешь, что вот прямо сейчас решил завязать с разбойным прошлым и начать новую жизнь. Никто и слушать не станет. И правильно сделают. Не те сейчас времена. Сначала стреляй, потом спрашивай.
Перебежав ко входу в ближайший подъезд, Адам заглянул в дверной проем и прислушался. Дверь была сорвана с петель и валялась в паре метров, бетонное крыльцо было заляпано какой-то мерзко пахнущей жижей. Кровь чудовищ?.. Адам принюхался. Из прохладной темноты сладковато тянуло гнилью, но не кровью и не порохом. Адам, мысленно вознеся молитву Незримым, в которых он отродясь не верил, шагнул в подъезд.
Крадясь от площадки к площадке, он прислушивался к происходящему за дверями квартир. На первом этаже все двери были выбиты, проемы завалены обломками мебели и разным тряпьем. Ни малейшего звука, кроме тихих шагов самого Адама, в подъезде не раздавалось, и парень позволил себе слегка расслабиться, поверить, что здесь он в безопасности…
Ох, как напрасно.
Всё случилось в считанные доли секунды. Чья-то рука ухватила его за капюшон плаща и с нечеловеческой силой рванула назад. Адам ударился затылком о стену так, что лязгнули зубы и потемнело в глазах, и начал беспомощно заваливаться на бок. Ворот плаща впился в горло. Раздался выстрел, по правому плечу словно ударили стальным прутом. Рука сразу же онемела и повисла, как чужая. Мелькнула мысль: «Тут же никого…». Следующая пуля огненно-ледяным лезвием чиркнула по виску, и Адам потерял сознание.
