Лето страха - Паркер Т. Джефферсон (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Глава 15
Я зашел в «Морской ресторан», заказал две порции виски и два пива, уселся у окна и стал смотреть на проходивших мимо людей. Над берегом начинал сгущаться предрассветный туман. Я следил, как постепенно он распространяется над береговой линией, над пляжем, над набережной, как растекается по Прибрежному шоссе, окутывает здания, подбирается к Океанскому проспекту, хоронит под собой уличные фонари, укрывает мужчин, и женщин, и младенцев в колясках, бродяг и уличных псов, голубей и чаек, прячущихся от людского глаза, кошек, эвкалипты и бугенвиллеи, парковочные столбики, таверну «Хеннеси», художественный салон, магазин по продаже солнцезащитных очков, патрульную машину, развернувшуюся и поехавшую направо по шоссе, тротуар, и трещины на нем, и пробивающиеся сквозь него растения. И, хотя туман подкрался совершенно неслышно, я был не единственным, кто осознал его появление. Словно по мановению палочки дирижера возникла случайная всеобщая пауза, какой-то провал в сознании каждого на этом оживленном летнем тротуаре. Туман обволакивал лица, и люди замедляли шаг, как бывает это в фильмах, когда герои разом замедляют шаги или останавливаются совсем, словно реагируя на мощную невидимую психическую стремительную атаку, разом обрушившуюся на них, ни о чем не подозревающих. Что-то промелькнуло в выражениях их лиц в тот самый момент, какой-то вопрос. Муж взглянул на свою жену; жена взглянула на мужа; влюбленные прижались еще крепче друг к другу; одиночки обернулись, чтобы бросить взгляд через плечо, неожиданно перешли на другую сторону улицы, остановились и принялись оглядываться по сторонам. И на всех лицах — один и тот же вопрос: "Что это было? Я? Кто-то другой? Кто? Или все же я?" И точно в то же самое мгновение оркестр, игравший в глубине ресторана, оборвал свою песню, и рухнула тишина — один из редких моментов, когда замирают все разговоры, когда тишина именно обрушивается, чтобы напомнить нам: тишина была — вначале и тишина будет — в конце. Тишина пронзает все вокруг подобно тайне, которую никто не хочет разгадать. На каждом лице возникло мерцание страха. Страх каждого слился в общий страх. Казалось, выражение лица каждого обнажает чрезмерность всех наших претензий, дерзкую наглость утверждения, что жизнь всегда — и со следующим ударом пульса — будет такой же веселой шуткой, какой притворяется сейчас.
Глубоко в этой тишине я услышал голос — скорее даже стон, похожий на низкочастотный рев-приказ, но не смог разобрать смысла этого приказа. Я не имел ни малейшего представления о том, слышит ли кто-нибудь еще этот голос. И тут же раздался оглушительный взрыв смеха — наступательного, фальшивого, отчаянно показного — отменяющего тишину и отвергающего все те истины, которые тишина несла с собой. Снова врубилась музыка. Я вышел из ресторана.
Несколько минут просидел в машине, не включая двигателя, — слушал запись на пленке, украденную Эмбер у Мартина Пэриша. Это был голос Полуночного Глаза. Он заикался и мямлил что-то, выдавая совершенно невразумительные фразы: «Вжу... ярую... шкарусерву... тепло... ползущу из... он...»
Я не смог понять ничего. Ведь если Эмбер права и Мартин хотел бы приписать убийство Элис мне, эта запись должна была бы давным-давно быть уничтожена. Когда я прослушал ее во второй раз, я заботливо спрятал пленку в такое место под половиком машины, до которого никак не смог бы дотянуться ногой.
В каньоне, сразу при выезде из города, движение сильно замедлилось, машины буквально ползли, и мне понадобилось минут двадцать передвижения с черепашьей скоростью, чтобы понять, в чем дело. Оказалось, дорожная полиция установила один из своих проверочных «постов трезвости» с целью отлова пьяных водителей. Я мог видеть вспышки сигнальных огней, оранжевые пограничные столбики, сводившие движение полос в одну, и фигуры полицейских, светивших фонарями в лица водителей. В глубине души я поддерживал активность тех, кто оспаривал необходимость создания подобных контрольных постов. Может быть, потому, что суды всегда солидарны с борцами за трезвость — утверждают конституционность подобных действий, чем и вызывают во мне недоверие к власти вообще и раздражение от ее карающей десницы. Как-то я подумал: вероятно, мне больше подошла бы карьера грабителя банков, чем сотрудника правоохранительных органов, но эта мысль, естественно, ни свежа, ни глубока. Писательская же деятельность предоставляла прекрасную возможность достигнуть некоего компромисса между обеими этими позициями.
Я открыл окно, закурил и стал ждать.
Впереди острые лучи фонарей били в салоны машин, полицейские склонялись к раскрытым окнам, а поток автомобилей с прошедшими проверку водителями вяло набирал скорость в направлении к северу. В зеркальце заднего вида я видел клочья тумана.
Через десять минут наконец подошла и моя очередь. Я направил машину между рядами оранжевых столбиков, кивнул — вместо приветствия — полицейскому и... позади него, около патрульной машины... увидел знакомый мне человеческий силуэт. Но не успел присмотреться — мне в глаза ударил луч света.
— Как самочувствие сегодня, сэр?
— Прекрасное.
— Пили вечером, сэр?
— Пару пива.
— И это все?
— Так точно.
— И все же сколько именно, сэр?
— Я недавно проверял: слово «пара» по-прежнему означает «два».
Полицейский помолчал, скользнул лучом фонаря по заднему сиденью моей машины, осветил пассажирское место рядом со мной, снова уткнулся лучом в глаза.
Из-за его спины послышался знакомый голос, но все, что я мог видеть, — это лишь сноп белого света.
Скрытые слепящей завесой полицейские немного посовещались. Обладатель фонаря отошел в сторону, слепящий свет исчез, а в мое окно чуть не по пояс влез Мартин Пэриш.
Глаза налиты кровью, массивный подбородок, явно символизирующий моральное превосходство, небрит, вязаный галстук свисает вдоль дверцы. А чуть в стороне за ним — машины управления шерифа, целые три штуки!
— Видишь, Монро, я все правильно рассчитал, именно здесь мы тебя и подловим, — сказал Мартин.
— Нетрудно рассчитать, если знать: это — единственная дорога к моему дому.
— Сказать им, чтобы они хорошенько проверили тебя? Этот умник почти уверен, что ты хватанул отнюдь не пару пива.
— Как хочешь, Марти. Но два пива — это все, что я выпил сегодня.
— Что-то мало в это верится.
Мартин обошел мою машину спереди, и свет фар отбросил на асфальт длинную его тень. Он открыл мою правую дверцу, уселся и захлопнул ее.
— Я провожу тебя до дома, Рассел. А то эти «трезвенники» и так уже записали твой номер.
— Чувствую, тайная мысль движет тобой.
— Я и сам большая тайна, Расс. Давай, трогай.
— Назад тебе придется довольно долго чапать, Марти.
— Об этом я уже позаботился.
Полицейский направил меня между столбиками по длинному коридору, который вскоре вывернул на основную дорогу.
Поворот к моему дому был меньше чем через милю. Я остановился у почтового ящика, достал почту и — двинулся вверх по крутой, извилистой дороге, что вела к моему свайному домику.
Когда мы поднялись на вершину склона, на моей стоянке я увидел машину управления шерифа. Почему-то на ум пришла мысль — она здесь не только для того, чтобы доставить Мартина Пэриша обратно, к его посту на шоссе. Я обогнул ее и двинулся к гаражу.
Опершись на капот, стоял незнакомый мне субъект в форме и наблюдал за тем, как мы подъезжаем. Я подумал: а не решил ли Марти отплатить мне за то, что я избил его на пляже ночью четвертого июля? В таком случае он, пожалуй, переборщил.
Я поставил машину в гараж.
Мы вышли и двинулись назад по дорожке к патрульной машине.
Представитель управления высок, широкоплеч, коротко подстрижен. У него массивный нос и высокие скулы. Чем-то он походит на индейца. На его форменном значке выбита фамилия: Кейес.
Марти представил нас друг другу. Но Кейес ничего не сказал и руки мне не подал. Глаза у него были черные, маленькие и при этом очевидно выражали злобу и подлость.
