Покушение - Сенде Елена (электронная книга txt, fb2) 📗
Сириль облокотилась об алтарь, чтобы не упасть. Опустив голову, она глубоко дышала, кровь стучала у нее в висках. Постепенно дурнота прошла. Подняв голову, она увидела прямо перед собой палочки ладана, горевшие перед фотографиями покойных обитателей дома Арома. Здесь было около десятка снимков разных размеров. Портреты китайских мужчин и женщин. Их души охраняли обитателей дома.
Сириль скептически хмыкнула, и вдруг ей захотелось оказаться как можно дальше от этого дома-призрака. Шум рынка привлекал ее, словно водоворот жизни, после того как она увидела смерть.
На улице было людно, и она нырнула в эту живую человеческую массу. В ушах у нее звенело, в глазах чувствовалась резь. Работая локтями, расталкивая людей, Сириль добралась до переулков. Пройдя мимо магазина пряностей и серебряной посуды, она наконец-то оказалась на главной улице. Вытянув перед собой руки, она продвигалась вперед, и тайцы, толкаясь, уступали ей дорогу. Показался клочок неба, а значит, туннель окончился. Огромная жила Чайнатауна пульсировала. Повсюду виднелись вывески в китайском стиле, улицы были заполнены тележками с дымящимися блюдами — настало время обеда.
Сириль поспешила покинуть этот район.
* * *
Он все-таки потерял ее из виду. Она как будто испарилась! Жюльен остановился в растерянности. В этом городе, где не хватало воздуха, где было так тяжело дышать, он чувствовал себя все хуже и хуже. Бангкок напоминал ему Ханой, но только более бесчеловечный. Внутренний голос говорил, что ему нужно добраться до Сириль Блейк и заставить ее говорить. Взбешенный, Жюльен остановился на пересечении улиц. Что-то хрипело у него в груди, в голове вертелись противоречивые мысли. Неприятно пахло свининой. Вполне естественно, ведь он находился перед ларьком, где продавали странные вещи: подвешенных на крючках выпотрошенных животных, какие-то клейкие массы в горшках и банках. Будто зачарованный, смотрел он на распятых животных. Здесь было все, даже живые куры, закрытые в ивовых клетках, из которых торчали лишь взъерошенные перья. Он подошел ближе и остановился, поглаживая лезвие перочинного ножа, лежавшего в кармане. Взгляд одной из куриц казался стеклянным и безжизненным, но она еще шевелилась. Он купил ее за несколько десятков бат.
Он остановился в пустынном переулке среди гор мусора. Смерть ее была быстрой. Одной рукой он держал птицу под мышкой, второй сделал разрез на уровне глаз. Потом он отправил курицу в мусорный бак и, испытывая огромное облегчение и спрятав окровавленные руки в карманы, бросился бежать. Гнев вытекал из него, как кровь из раны. Он чувствовал себя лучше.
* * *
Покинув крытый рынок, Сириль заметила, что обгорела на солнце, нещадно палившем над китайским кварталом. Все вокруг было раскалено, каждое движение давалось с трудом. Ее платье прилипло к телу. По спине, груди и даже ногам сбегали капли пота. Она злилась так, что, казалось, ярость буквально кипела у нее внутри. На этот раз она с ним поквитается!
Сириль достала из сумки мобильный телефон. Бенуа взял трубку сразу же.
— Это Сириль, — резко сказала она.
— Неужели! Я так волновался. Где ты? Что делаешь?
Его голос звучал слишком категорично. Несколько недель назад ее это задело бы, сейчас же — нисколько. Она как будто разговаривала с незнакомцем. Словно что-то сломалось…
— Когда ты возвращаешься? — спросил Бенуа.
Этот вопрос подействовал на Сириль, словно зажженная спичка на кусок нейлона. Она вспыхнула от злости. Прохожие смотрели на нее. Когда она вернется?
«Это единственное, что тебя интересует, да?»
— Что ты сказал Арому? Почему он отказывается помочь мне? — закричала она.
Прижав телефон к правому уху, она зажала левое рукой. Бенуа и не собирался ничего отрицать.
— Он шарлатан! А я не хочу, чтобы шарлатан вмешивался в твои дела. Я предупредил, что помешаю опубликовать его последние материалы в журнале «Неврология», если он согласится встретиться с тобой!
Сириль застонала.
— Ты осмелился сделать это?
— Ты вынудила меня! — отрезал ее муж.
Голос Сириль дрожал от гнева.
— Но ведь ты сам толкнул меня на это. Если бы ты перестал мне врать, я, возможно, смогла бы тебе доверять!
— Что ты такое говоришь? — возмутился Бенуа.
— Дело 4РП14! Тебе это ни о чем не говорит, а?
В трубке — лишь тишина.
— Что?
— Ты прекрасно меня слышал.
— Сириль, я считаю своим долгом сообщить тебе, что ты бредишь. Ты говоришь совершенно несуразные вещи. Я волнуюсь за тебя. Мне бы хотелось, чтобы ты вернулась в Париж. Я боюсь, как бы ты не наделала глупостей.
Сириль остановилась на перекрестке — горел красный свет светофора. Она шмыгала носом. Загорелся зеленый. Можно переходить.
— То есть ты считаешь, что я не в состоянии определить, что для меня хорошо, а что нет, так?
— Послушай, дорогая. Если ты увидишь, как кто-то пытается утопиться, что ты будешь делать: бросишь спасательный круг или предоставишь ему самому решать, что для него лучше, а? Особенно после твоего приступа, тогда, ночью…
Сириль зажмурилась от ярости.
— Какая подлость…
В ее глазах, скрытых солнцезащитными очками, заблестели слезы. С самого начала ее неприятностей Бенуа ни разу не произнес справедливых слов. Он только унижал ее и относился к ней, как к больной. С нее достаточно!
— Послушай, Бенуа, я вернусь, но не сейчас. Мне еще нужно решить здесь некоторые вопросы. А когда я вернусь, то буду делать то, что захочу! Я пойду на консультацию к тому, к кому сама захочу. И если я решу лечь в больницу, то это будет по моей воле. Ты больше не правишь балом. Кончено. И еще кое-что: однажды я все-таки узнаю правду.
— Что кончено? — неожиданно взволнованным голосом спросил ее муж.
— Наш способ совместной жизни, при котором ты являешься учителем, а я — твоей ученицей. Вот это кончено. А дальше будет видно.
— Что будет видно?
— Будет видно, и точка.
И она отключилась.
Сириль глотала слезы, сердце щемило у нее в груди. Она чувствовала себя ужасно одинокой, как будто стояла на краю пропасти. Ее брак разваливался. Кроме того, что Бенуа лгал ей, он еще и был эгоцентричным и бесчувственным, заботящимся лишь о собственном благополучии. Пока жена поднималась вверх, строила карьеру, все было хорошо. Но как только она оступилась, он отказался понимать ее и лишь навязывал свои решения.
Что же касается самой Сириль, то она с самого начала была под его влиянием. Из-за разницы в возрасте, а также уровня их социального, культурного и научного развития, она всегда считала Бенуа своего рода наставником, полагая, что он во всем превосходит ее. Она все время была при нем, как будто заранее оплатила право находиться рядом с ним. Она была такой же подневольной, как и Ким, секретарь Арома.
Ей нужно было поесть. Остановившись перед передвижным ларьком, из которого доносились ароматы пряностей, она выбрала миску риса с соусом и пикантной свининой, а заодно бутылку воды, которую положила в сумку. В другом ларьке она купила сигареты и зажигалку. Впервые за… пятнадцать лет. Лениво идя по улице, она ела при помощи палочек. Аппетита не было, но Сириль чувствовала необходимость проглотить что-то. Во рту у нее горело, и она сделала глоток воды. Выбросив остатки риса в урну, она вытерла рот салфеткой и направилась в сторону города-спрута. Она шла, не глядя по сторонам, полностью погрузившись в свои мысли. На нее навалилось столько забот, и она вынуждена была признаться, что не в состоянии справиться с ними. Старый профессор, подаривший ей надежду, был больным и напуганным — под угрозой оказались его репутация и карьера. Что же касается Бенуа… Действительно ли он лгал ей? Она по-прежнему не получила ответа от Маньена. С одной стороны, она хотела узнать правду о причастности ее мужа к этому делу, с другой — боялась этой правды.
Она долго шла в направлении реки, обдумывая сотни вопросов, но один из них все-таки вытеснил остальные и прочно засел у нее в голове.
