Последняя семья - Миллер Джон Рэмси (читать хорошую книгу txt) 📗

– Нет, знаете ли, не смущает. Хотя, честно говоря, когда думаешь, что это будет висеть... – Тут Рейд осознал, что показывает на гениталии, и фыркнул. – Что картина будет висеть в огромном зале у какого-нибудь богатого баварского фабриканта, и чужая публика будет глазеть на нее века эдак через три-четыре, становится немного не по себе. Может, глядя на нее, повздыхает какая-нибудь еще не родившаяся девица. Обо мне уже и вспоминать станет некому, а картина ничуть не изменится. Именно эта мысль больше всего будоражит воображение. Пока холст цел мне всегда будет тридцать с небольшим.

– Как Джеку Бенни [13], – сказала Лаура.

– А что вы скажете об остальных полотнах? – поинтересовался Рейд.

– Надеюсь, ты не сочтешь мой вопрос за дерзость, Лаура. Сколько ты получишь за картину вроде этой? – Торн указал на изображение Реба, облаченного в тогу, и Волка, стоящих на ступенях подле руин древнего храма. Волк уставился прямо на зрителя, под лапами пса животом кверху лежала мертвая змея с кроваво-красным пятном там, где по узкому тельцу прошлись собачьи зубы. Кожа Реба казалась прозрачной, как у ягнят на соседнем полотне, сквозь нее тоже просвечивали голубые вены. Глаза собаки и мальчика, синие, кристально чистые, были неотличимо схожи.

– Ну... точно не знаю, – засомневалась Лаура. – Но вообще цена всех трех картин – сто двадцать пять.

– Надо же, как дешево, – обрадовался Торн. – Может, и я могу заказать портрет моего пса Самбо? Только не такой огромный. А то в квартиру не влезет. Пусть он будет вытянут не в высоту, а в длину и размером не с кровать, а хотя бы с кресло. Я ведь могу купить портрет за ту же цену, да?

– Ты можешь приобрести фотографию пса и, сэкономив деньжат, разжиться новым «роллсом», – заметил Рейд.

Торн поперхнулся на полуслове и застыл с открытым ртом. Потом расхохотался.

– Ты имела в виду сто двадцать пять тысяч?

Лаура улыбнулась.

– Даже как-то неловко, если подумать, сколько людей можно прокормить на такие деньги, – сказала она.

– Боже! – Торн с благоговением посмотрел на художницу. – Меня бы кто научил так рисовать.

Пара агентов, которые через холл тащили к лестнице ящики, вернули их к реальности.

– Я покажу, куда ставить. – Лаура вышла из студии.

– Она очень талантлива, – сказал Рейд. – Придет день, и ее полотна будут стоить в десять раз дороже.

– Миллион долларов! Черт!

– Совсем не исключено.

– Ну, как бы то ни было, это выходит за пределы моих возможностей. – Торн повернулся к Рейду: – И все-таки мне кажется, что мы с вами уже встречались.

– Ну, – сказал Рейд указывая на картину, – у меня теперь нет от вас секретов.

Глава 37

Мартин с детства любил шпионить, любил тайком вызнавать чужие секреты. Чем больше хитрости проявишь, добывая информацию, тем больше шансов остаться вне подозрений. Вот и сейчас он пекся на солнце в миле от дома Лауры, на улице Святого Карла, и собирал информацию. Случись дуракам из УБН узнать, как он выглядит, и ему конец. Мартин устроился на водительском сиденье старенького «шевроле» так, чтобы лучше видеть улицу, и посмотрел на часы. Два часа дня. Вот-вот подъедет трамвай, на котором обычно ездит Эрин. Немало дней он следил за ней, но сегодняшний денек особенный. Торн и агенты переселились из дома напротив прямо к Лауре Мастерсон. Агенты окружили дом, а в соседних кварталах поставили три полицейских патруля. Нельзя больше рисковать и проезжать мимо дома, пока не придет время действовать. А на случай, если семейка запрется и засядет в доме, как в крепости, у него есть одна задумка.

Мартин рассчитывал, что Лауру с детьми перевезут в другое место до того, как мама уведет за собой агентов на ежегодный парад. На месте Мастерсона Мартин поступил бы именно так. Но далеко семью не уберут и хорошо не спрячут – обязательно оставят ему хотя бы призрачный шанс. А сами Постараются не оплошать и взять его на мушку.

Слишком многое поставлено на карту. Даже Мастерсон, и тот не станет совсем убирать близких со сцены. Понятно, что у него на уме. Пол рассчитывает, что мама выведет их на него, Мартина. Но если они все-таки просчитаются с мамочкой, у них будет возможность отыграться, когда Флетчер приедет расправиться с семьей. Так они, во всяком случае, думают. Ну что ж... Пусть Мастерсон тешит себя надеждой, что у него в запасе две попытки. Этот кретин даже не подозревает, какой сюрприз приготовил ему Мартин.

Флетчер приехал на улицу Святого Карла посмотреть, хороша ли охрана. Полные профаны, насколько мог судить Мартин. То ли они не воспринимают его всерьез, то ли не знают, с какого конца взяться за дело. Разницы никакой.

Мартин нисколько не огорчился, когда агенты нашли его микрофон. Он предвидел такой оборот. И верно рассчитал последствия – они сами начали прослушивать дом. Ему оставалось только подобрать частоту, на которой работали убээновские передатчики. Лазерное устройство ничуть его не беспокоило, ему знакома технология, которую они используют. И теперь Мартин внимательно слушал утренние разговоры, записанные чувствительным приемником, заботливо припрятанным в трех кварталах от дома Лауры Мастерсон.

«Она очень талантлива, – говорил Рейд. – Придет день, и ее полотна будут стоить в десять раз дороже».

«Миллион долларов?»

– Целый миллион баксов! Чтоб я сдох! – передразнил Торна Мартин.

«Совсем не исключено», – ответил голос Рейда.

– Когда эта сучка подохнет, цены подскочат до небес, – добавил Мартин. – Считай, все три миллиона.

«Ну, это выходит за пределы моих возможностей», – реплика Торна.

– Как и интеллект Лесси [14], – хихикнул Мартин.

«Мне до сих пор кажется, что мы уже встречались».

«Ну, у меня теперь нет от вас секретов».

– Не совсем, – сказал Мартин.

Он вынул кассету и снял наушники. Вот и трамвай Мартин изучил расписание и Эрин, и Реба. Как-то, несколько недель назад, он, загримированный под старика, сел в этот трамвай и устроился рядом с Эрин. Пустив в ход все свое обаяние, Мартин даже немного поболтал с девочкой. Можно было тогда же и кончить ее, но пускай пока поживет. Время еще не приспело.

Мартин проводил взглядом женщину лет под сорок, свернувшую за угол с семилетним мальчуганом, которого она тащила за руку. Сцена вызвала поток воспоминаний. Мартин прикрыл глаза и осторожно помассировал веки. Он любил подглядывать за родителями; с четырех лет он знал всю их подноготную. Больше всего ему нравилось подсматривать за родителями во время ссор, потому что после примирения они трахались так, что стонала кровать, и звуки эхом разносились по дому. Мартин помнил все. В ту ночь он, семилетний мальчишка, навострив уши, прокрался по узкому коридору к двери родительской спальни. Он стоял в темноте коридора и через щелочку между дверью и косяком разглядывал ярко освещенную комнату. Покосившаяся дверь не закрывалась до конца, и можно было, оставаясь невидимым, наблюдать за тайной жизнью родителей.

Тот вечер предвещал особенно бурное примирение, потому что папаша бесился от злости и кричал на маму, которая сидела на кровати и вязала, не поднимая глаз.

– Мы не можем так тратиться! – ревел отец. Казалось, он вот-вот лопнет от злости.

– Ему же хочется, – отвечала мать. – Деньги найдутся, – добавила она спокойно. – Ты его отец. У всех его сверстников давно уже есть велосипеды. – Она махнула спицей в сторону мужа, и тут отец совсем озверел.

– Этот придурок упадет и свернет себе шею, а докторам надо платить! И все наши денежки тут же уплывут.

– Не будь скрягой. Марти хороший парень. И твой единственный сын.

– Ах мой сын? Да он продаст меня с потрохами за билет на бейсбол через несколько лет. И он не мой сын. Ты обманула меня, ты, немытая шлюха. Наверняка его папаша – та жирная, толстогубая, волосатая обезьяна из...