Последняя семья - Миллер Джон Рэмси (читать хорошую книгу txt) 📗
– Не смей так говорить!
– Ты пустой мешок из-под кукурузы, а сынок твой – гребаный педик. Да в тебе нет ничего человеческого с тех пор, как ты в первый раз присосалась к мамкиной титьке.
– Предупреждаю тебя, – ровным голосом сказала мать. – В следующий раз я тебе таких слов не спущу. Вот и все. Я не шучу, сам знаешь. – Казалось, она читает кулинарный рецепт. – Не говори больше о моем сыне.
– Или что? – Папаша поднял кулак. – Ах ты б...
– Или я убью тебя.
Он наклонился к самому ее лицу.
– Сынок твой – маленький вонючий пачкун, говнюк, педераст...
Мартин не видел из коридора удара. Ему показалось, что мама просто чихнула. Ее голова дернулась вниз. Потом она уперлась обеими руками в кровать и встала. В правой руке у нее была зажата вязальная спица, конец которой глубоко вошел отцу в глаз. Милтон Флетчер дернулся, будто его ударило током, и мешком повалился на пол.
– Ну что, дорогой, убедился? – Мама наклонилась и потянула за спицу, потом наступила отцу на голову и с силой дернула, раздался резкий звук – будто пробка вылетела, – и спица вышла наружу. Мама аккуратно вытерла ее о штанину мужа и убрала в рабочую корзинку на кровати.
– А ведь я тебе говорила, – объявила она и погрозила пальцем в сторону неподвижного тела. – Я предупреждала вас, мистер. Попробуй только скажи, что не предупреждала.
Ева повернулась и увидела в полоске света за дверью сына, зажавшего рот руками.
– А ну-ка пойди сюда. – Она указала пальцем в пол подле своей ноги, словно подзывала собаку. Мальчик вошел в комнату с округлившимися от ужаса глазами.
– Не бойся, малыш. Папу просто хватил удар.
Ребенок уставился на залитый кровью глаз.
– Я видел... – промямлил он. – Ты ткнула ему в глаз той штукой. Как ты это сделала?
– Ты что же, шпионил за мамочкой?
– Нет. Я только...
– Шпионил. Так вот, милый, когда подглядываешь, нужно быть готовым ко всему. – Она засмеялась и потрепала сына по голове. – Ты слышал, как я его предупреждала?
– Да.
– Хорошо, а теперь послушай мамочку. Запомни, не важно, что именно ты видел, если никто об этом не знает.
– Он умер? – Мартин встал на колени и провел пальцем по щеке отца. Палец покраснел от крови, мальчик внимательно осмотрел его и вытер о штаны.
– Мертв как бревно, – ответила Ева. – Помоги мне. Подними ему ноги, пока я потащу. Еще застрянет где-нибудь. Погоди минутку, я найду полотенце, а то он весь пол замарает. Замучаешься отмывать.
Маленький Мартин следовал за матерью, которая волокла отца через весь дом, держа его за толстые запястья. Мальчик, как мог, старался помочь и поддерживал ноги, уцепившись за края брючин. Пятно на обернутом вокруг головы полотенце постепенно становилось все больше и больше. Они миновали кухню, потом лестницу и оказались в саду. Там мама прислонила тело спиной к дереву.
– Тебе холодно, малыш? – спросила она.
Мартин молча затряс головой, хотя у него промокли ноги, и в саду было прохладно.
– Подожди здесь. – Мать бегом вернулась в дом.
Где-то неподалеку забрехала собака. Мартин запомнил это. Три раза. Потом напротив дома взвизгнули тормоза – пьяный лихач резко остановил машину, хлопнула дверца, и раздался истеричный женский голос: «Ты что, думаешь, что крутой, да? Да ты мешок с дерьмом!»
Водитель рявкнул что-то в ответ – листва деревьев заглушила слова, – машина рванула с места и, еще раз взвизгнув тормозами, скрылась за поворотом. Секундой позже хлопнула дверь; от сильного удара задрожали стекла.
Мать вышла через черный ход с ружьем в руках и торопливо зашагала к сыну. На ней совсем ничего не было – только очки и купальная шапочка. Она сдернула полотенце с головы Милтона и с силой вогнала ружейный ствол прямо в поврежденный глаз, а приклад уткнула в землю между растопыренными ногами отца. Рука отца вдруг сжалась в кулак, трава зашелестела.
– Он не умер! – испугался Мартин. – Будешь бить в другой глаз?
– Рефлекторное движение. Отправляйся-ка домой, если не хочешь испачкать свою новенькую пижаму. И запомни, если кто-нибудь будет тебя расспрашивать, отвечай, что спал и ничего не слышал, вообще ничего. А отец крепко набирался в последние дни. И плакал, дескать, он последний неудачник, дескать, всем на него наплевать. А теперь поцелуй мамочку.
Мартин чмокнул ее в подставленную щеку.
– Всем на него наплевать, – повторил он для верности. – Пил все время. Плакал. И ты ведь предупреждала его перед тем, как проткнула глаз? Помнишь, предупреждала?
– Нет, Мартин. Хорошенько выслушай мамочку. Забудь и предупреждение, и продырявленный глаз, потому что этого вообще не было. Если проговоришься, то нас посадят на электрический стул или повесят, а потом зароют в холодную землю, и нас сожрут черви.
– Превратят нас в скелеты?
– Именно так.
Мартин кивнул сам себе в точности, как кивнул маме той ночью. Тогда она улыбнулась ему, поцеловала в лоб, взъерошила волосы и, взяв за плечи, развернула в сторону двери.
– Иди в дом, прочитай молитву и ложись в свою постельку. Я загляну потом и укрою тебя получше.
Она притянула сына к себе так, что его лицо оказалось прижатым к треугольнику волос у нее между ног. Он ощутил терпкий запах ее пота и – совсем чуть-чуть – мочи. Вдохнув его, Мартин почему-то успокоился. Потом мать подтолкнула его к дому.
Мартин вернулся к себе в комнату, встал коленями на плетеный коврик и начал молиться. Он никогда не забывал о молитве. Потом он услышал грохот, словно кто-то взорвал во дворе петарду. Еще до того, как Мартин успел перечислить все свои просьбы Создателю – и среди них новую, чтобы папина душа попала на небеса, – он услышал, что мама вернулась, закрылась в душе и включила воду. Мальчик дочитал «Отче наш», забрался в кровать и прислушался. Мать напевала – верный признак, что она веселится на всю катушку. «Я смою его со своих волос... со своих волос... со своих волос... и пусть убирается во-о-он!»
Наутро он проснулся и сразу отправился посмотреть, не приснилось ли ему вчерашнее. Глянуть на того, кто прежде слыл его отцом, на первого в его жизни жмурика, да еще без половины черепа в придачу. Эта картина навсегда сохранится в его памяти: зияющая дыра на месте проткнутого глаза и кровавое месиво в полупустом черепе. Оставшийся глаз вылез из глазницы на целый дюйм и повис на ниточках нервов. Зрелище заворожило Мартина, и он наклонился поближе, не забывая, что не должен измазаться кровью.
Один палец отца цеплялся за спусковую скобу ружья. В коре дерева позади него осталась глубокая рытвина, замызганная бурыми пятнами. Подсохшие мозги покрывал густой слой зеленых мух; муравьи вереницей заползали в штанину, выбирались через расстегнутый ворот рубахи, растекались по лицу, забирались в череп.
– Жизнь, она вроде соревнования, – сказала мать за его спиной, и Мартин испуганно вздрогнул. – Ешь, или съедят тебя самого. А если кто-то тебе навредит, отплати впятеро, не меньше.
Мартин обернулся. Мать стояла на крыльце с кофейной чашкой в руке и сигаретой в уголке рта. Она подошла и положила руку ему на плечо.
– Пойдем, я приготовлю яичницу, как ты любишь. А потом лучше бы нам позвонить копам и сказать, что я нашла его. А может, сказать, что отца нашел ты? Тогда ты можешь просто таращиться на копов с открытым ртом и молчать, вот и не проговоришься. Похоже, никто не почесался сообщить о выстреле. Что творится с людьми в наше время?
Полиция не проявила особого рвения. Мартин помалкивал и в ответ на все вопросы только выпучивал глаза.
– Парнишку надо бы показать психиатру, – посоветовал один из полицейских. – Ребенок может свихнуться. От такого зрелища и у взрослого крыша поедет.
После той ночи они с мамой несколько лет спали вместе. Мартин так и не понял: сам ли он стал зачинщиком их постельных игр или просто догадался, в чем нуждается мать. Ему исполнилось двенадцать или тринадцать, когда они начали заниматься сексом. Он припоминал: к тому времени у него на лобке уже выросли волосы, и мама решила, что пришла пора приступить к «образованию». Первый шаг – научить его трогать особые местечки. Каким же сильным он себя почувствовал, когда понял, что может довести ее до оргазма, повелевать ею, просто меняя ритм и силу движения пальцев! Мартин любил смотреть, как она впадает в неистовство, корчится и издает звуки, которые раньше мог исторгнуть из нее лишь отец. Они никогда не говорили об этом, но именно мать показала ему, какая волшебная штука оргазм. Она смазала его восставший пенис кремом и терла, пока он не затрепетал от боли – божественной боли, – она взяла пенис в руки, как брусок мыла, и терла обеими руками, терла до самого конца, и извергнутое семя оказалось у него на животе, на груди, на подбородке... Как здорово было потом, просто чудесно. Какое счастье, что мама оказалась такой чуткой, сильной и заботливой.
