Мила Рудик и кристалл Фобоса - Вольских Алека (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Меченосцы дружно повернули головы к Гарику в ожидании перевода.
Гарик почему-то хмыкнул, усмехнулся, кашлянул и только после этого перевел:
— Это значит: «Орел не ловит мух».
— Орел? — переспросил Ромка, недоумевая. — Какой орел?
— Этот орел, какой же еще? — Гарик указал рукой на противоположную стену, где висел старинный гобелен с гербом Золотого глаза — грифоном на сундуке с золотом. — Соответственно, под орлом наш Цицерон подразумевает себя. Вы же наверняка ассоциируете себя со своим львом, правда? Ну а каждый, кто имеет отношение к Золотому глазу, ассоциирует себя с грифоном или орлом — кому как больше нравится.
— Ясно, — хмуро сказал Ромка и, подозрительно прищурив глаза, покосился на голову гекатонхейра: — И кто же тогда мухи?
Гарик, еле сдерживая улыбку, воскликнул:
— Аллегория! Цицерон у нас любит изъясняться аллегориями.
Ромка недоверчиво хмыкнул: как и Миле, ему, видимо, показалось, что мухами только что обозвали их.
— А наш Полиглот любит поесть, — отозвался на реплику Гарика Мишка Мокронос. — И разговаривает он без всяких аллегорий. Зато с ним как-то повеселее.
— Copia ciborum subtilitas animi impeditur, — изрек Цицерон.
— А это что значит? — спросил Мишка.
— Это значит: «Избыток пищи мешает тонкости ума», — ответил Гарик. — Иными словами: тот, кто слишком много ест, вряд ли будет хорошо соображать.
— Хм, — вскинул брови Ромка. — Интересно, что бы он тогда сказал об Алюмине, если б увидел, как она на первом курсе все запасы у нас в Львином зеве опустошала?
Цицерон покашлял, привлекая внимание к своей персоне, и выдал:
— Esse oportet ut vivas, non vivere ut edas!
— Надо есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть! — поспешил с переводом Гарик.
Ромка снова хмыкнул.
— Алюмине об этом говорить лучше не надо, а то она сильно расстроится, узнав, что смысл жизни не в том, чтобы набить пузо…
Мила тихо рассмеялась, переглянувшись с Лапшиным, — Алюмина до сих пор была их излюбленной темой для шуток.
Гарик бросил на них заинтересованный взгляд, причину которого Мила не поняла. Ромкина шутка была такой прозрачной, что вряд ли Гарик мог не понимать, над чем они смеются. Может быть, ему не понравилось, что смеялись над Алюминой, ведь она была одной из златоделов. Но эту версию Мила отмела сразу: всего десять минут назад Гарик поставил на место Лютова — такого же златодела, как и он сам. Наверное, он все-таки не понял, над чем они смеялись — не расслышал шутки.
В последующие полтора часа Гарик рассказывал, как живут в Черной кухне златоделы и через какие испытания им приходится проходить, чтобы их приняли в братство. Меченосцам показалось самым дурацким последнее испытание: испытуемому давалось десять плевков, и если хоть один раз у него получалось плюнуть золотом, то он смело мог считать себя членом братства Черная кухня.
— Ну да, согласен, — посмеиваясь, сказал Гарик, провожая своих подопечных к выходу из особняка, — плеваться — то еще интеллектуальное занятие! — Но тут же с наигранной важностью воскликнул: — Но ведь золотом, черт подери, золотом!
Меченосцы засмеялись.
— Нет, в принципе, понятно, чем руководствовались те, кто когда-то, сто лет назад, это испытание выдумал, — продолжал Гарик. — Если человек даже плюет золотом, то златодел из него выйдет первоклассный.
Весело обсуждая нелепые, но забавные традиции братства, меченосцы спускались по лестнице. Мила только сделала шаг с верхней ступеньки, как ее окликнул Гарик.
— Мила, постой!
Она обернулась и подождала, пока Гарик подойдет ближе.
— Слушай, я хотел извиниться за этого… — Он кивнул головой в сторону открытой двери, и Мила догадалась, что речь идет о Лютове.
Она неопределенно пожала плечами и несмело улыбнулась.
— Ну, ведь это не ты испортил его характер.
Гарик улыбнулся в ответ.
— И все-таки… Я вас привел в гости и должен был следить, чтобы никто вас здесь ничем не обидел… — Он наморщил лоб. — Нужно будет в воспитательных целях его наказать.
— Как? — удивилась Мила.
Гарик с деланно экзекуторским выражением лица ответил:
— Поставим к стенке и будем плеваться в него всем братством.
Мила засмеялась.
— Золотом?
— Обойдется! — искренне возмутился Гарик, пряча улыбку в искристых синих глазах.
Представив себе оплеванного Лютова, Мила не сдержалась и снова засмеялась.
— Мила! — раздался в этот момент оклик.
Она обернулась и увидела ждущего ее внизу Ромку, в паре шагов от которого нервно топталась Белка. Лапшин махнул Миле рукой и крикнул:
— Ты идешь?!
Мила живо кивнула и обернулась к своему куратору, чтобы сказать, что ей пора. Гарик оценивающим взглядом окинул Ромку и спросил у Милы:
— Это твой друг?
— Ромка? — Она немного удивилась, что Гарик об этом спрашивает. — Он мой лучший друг. Ближе, чем Ромка, у меня друзей нет.
Гарик снова перевел взгляд на Лапшина и с непонятным выражением на лице пару раз кивнул головой. Мила не стала задумываться, отчего Гарик вдруг заинтересовался ее друзьями. Возможно, он просто проявлял внимание к своим подопечным и хотел узнать их лучше. В конце концов, никогда не будет лишним больше знать о тех, над кем берешь шефство на целых два года.
Она почти на бегу бросила Гарику короткое «Пока!», показавшееся ей до ужаса неуклюжим, и поспешила к ожидающим ее друзьям.
* * *
До обеда у меченосцев по расписанию был только один урок — криптография.
Профессор Чёрк увлеченно рассказывал, как создать магический палимпсест — так называлась формула, с помощью которой текст письма делался невидимым и лист казался чистым. Поверх такого листа можно было писать другой текст, но, когда истекало действие заклинания, на поверхности бумаги, пергамента или другого писчего материала вновь проявлялось первоначальное письмо. « Палимпсест минутус», « Палимпсест хора», « Палимпсест диес» — на минуту, на час, на день с помощью этой формулы можно было заколдовать любой текст.
Ромка на первом же уроке тайнописи умудрился получить высшую оценку — Сфинкса, когда ровно на одну минуту заставил текст исчезнуть с пергамента. Белке повезло гораздо меньше: когда с ее пергамента исчезла каждая вторая буква, и продержалось все это колдовство от силы пять секунд, профессор Чёрк оценил попытку Белки как невразумительную и поставил ей Минотавра. Больше никого на первом уроке профессор не оценивал, и сразу после звонка отпустил меченосцев на обед.
Ромка вылетел из кабинета криптографии с видом триумфатора и заявил, что готов съесть целое племя людоедов, а Белка выползла вялой походкой, тихонько бормоча себе под нос, что у нее «как-то совсем нет аппетита», но тем не менее вместе с друзьями отправилась в Дубовый зал.
Проходя мимо лестницы, ведущей в башню Геродота, ребята увидели, как укутанная в свою белую с бахромой шаль Мнемозина мягким голосом уговаривала полную светловолосую девушку:
— Юленька, давайте вместе поднимемся в башню, и вы сами увидите, что там нет ничего страшного. Вы ведь уже за эти годы столько раз бывали на моих уроках. Право, не понимаю, что вас вдруг так испугало.
Но девушка только отрицательно качала головой, словно заводная, и твердила виноватым голосом:
— Извините, профессор Мнемозина. Извините, пожалуйста, но я не могу подняться в башню…
Друзья с недоумением на лицах переглянулись между собой.
— Что это с ней? — с неподдельным сопереживанием в голосе спросила Белка, на ходу оглядываясь на Мнемозину и светловолосую студентку.
— Новый способ прогулять урок, — ухмыльнулся Ромка. — Прикинуться ненормальной.
— Ромка! — нахмурив брови, одернула его Белка. — Может, эту девочку и правда что-то очень сильно напугало!
— Ну конечно! — с неожиданным энтузиазмом согласился в ответ Ромка. — Средневековая дама, оседлавшая дракона, на витраже у Мнемозины. Она и правда страшная. — Он сделал большие глаза. — Веришь, сам ее боюсь?
