Тыквенное семечко - Шипилова Инесса Борисовна (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
— А я и вторую сандалию потеряла! — сквозь смех проговорила она.
— Ничего, ты родителям скажи, что сандалии Зеленыча по дождливым вечерам превращаются в огромные ботинки, чтобы ноги не промокли, — посоветовала ей Тюса, вытирая слезы от смеха. — А мы завтра их поищем.
Все попрощались и разбрелись с развилки. Гомза подошел к своему дубу и чуть не подпрыгнул от страха — из-за ствола, прихрамывая, вышла фигура в плаще с капюшоном.
— Привет, Гомза, — раздался глухой голос.
— Добрый вечер, дядя Нисс, — Гомзе вдруг почему-то стало стыдно, будто это его поймали на месте преступления.
— Понимаешь, Гомза, долго все объяснять. В общем, я пришел попросить тебя: не говори ничего Астору, — замялся тот.
— Как же так? Разве можно деревья рубать? Никак от вас этого не ждал! — возмущенно проговорил Гомза и демонстративно от него отвернулся.
Нисс тяжело вздохнул и тронул его за руку.
— Жизнь, малец, такая штука, что лучше не зарекаться. Я тебе обещаю, больше деревьев мы рубить не будем. Я перееду скоро. Не расстраивай Астора, я сам ему лучше скажу, потом… договорились? — Нисс выжидающе на него смотрел.
Гомза горестно вздохнул и кивнул головой. Это все из-за чертовой пятницы, думал он, поднимаясь по лестнице в спальню.
Глава 4. Весенние хлопоты
— Я внимательно тебя слушаю, Нисс.
Астор сидел в крохотной кухне осины, которая, должно быть, помнила его самого маленьким ливнасом с торчащим чубчиком непослушных волос.
Нисс хмуро посмотрел в маленькое грязное окошко, сбоку которого болталась замусоленная занавеска, завязанная большим узлом.
— Ну, в общем, что тут речи разводить… я продал осину Протту, — он с вызовом посмотрел на брата.
У Астора внутри все оборвалось.
— Ты с ума сошел! Да ты шутишь, наверное? — Астор вскочил со стула, опрокинув пустую бутылку из-под эля, и та медленно покатилась в угол.
— Какие уж тут шутки, — хмыкнул Нисс, скрестив руки на груди. — Это у нас Вурзель пошутить любит, он у нас от чересчур сытой жизни не знает чем себя занять, а мне, знаешь ли, не до этого.
Астор бессильно опустился на стул и расстегнул ворот рубашки.
— Ну и где ты будешь жить? — спросил Астор каким-то чужим, бесцветным голосом.
— Я завтра переезжаю к холмовикам, — Нисс прошелся по кухне, похрустывая рассыпанными крошками. — Буду жить недалеко от теплицы Протта, там же и работать буду. А холм у меня будет двухуровневый, — последнее слово он старательно выделил.
Астор опустил голову, пытаясь собраться с мыслями. Бред какой-то! Да Нисс его просто разыгрывает! Такого просто не может быть! Осина, в которой он вырос, не может быть срублена и сожжена, как прошлогодняя листва. Он обвел глазами вокруг. Здесь все было до боли знакомо. Нисс, конечно, здорово запустил осину, но от этого она не перестала быть для него родной и любимой. Здесь Астор чувствовал себя маленьким мальчиком, и ему казалось, что вот-вот распахнется дверь и войдет мама с высушенным бельем в руках.
— Чай будешь? — Нисс, прихрамывая, подошел к печке.
Астор молча покачал головой, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
— Как ты мог… — глухо сказал он, с неприязнью посмотрев на брата.
Тот как будто только этого и ждал.
— Как мог? — вызывающе переспросил Нисс, с грохотом поставив чайник на печку. — А что, по-твоему мне оставалось делать? Ты давно уже ниже своих звезд ничего не видишь, братец, — ехидно добавил он, скривив рот. — Меня в нашем лесу никто всерьез не воспринимает! Подумаешь, продал гнилую корягу Протту, что из-за этого хай такой поднимать?
Он смахнул рукавом со стола крошки.
— А ты думал, я начну от радости вальсировать по комнате и разбрасывать из шляпы розы? С холмовиками ты себя чувствуешь гораздо увереннее, не так ли? — Астор почувствовал, что внутри него закипает бешеная злость. — Почему ты не поговорил со мной, не посоветовался?! — срывающимся голосом выкрикнул он, стукнув по столу кулаком с такой силой, что стоящая на нем жестяная кружка перевернулась, выплеснув остатки эля.
На кухне запахло как субботним вечером в харчевне 'Старая ель'.
Нисс сузил глаза и насмешливо посмотрел на брата.
— Не посоветовался? Да я несколько раз пытался это сделать, но ты все время был занят, — развел руками Нисс, не спуская с брата прищуренных глаз.
— Хочешь сказать, что во всем виноват я? — Астор почувствовал, как его лоб покрылся испариной.
Нисс поправил шишечку на своей жиденькой косичке и, вздернув подбородок, молча похромал к печке, на которой закипел чайник.
— Господин Протт хочет с тобой поговорить, — многозначительно произнес он, садясь на табуретку.
Астор встал и подошел к окну.
— О чем? Не продам ли я ему свой дуб? — произнес он срывающимся голосом, изучая пейзаж за окном, который внезапно стал серым.
Нисс хрипло расхохотался.
— Ну что ты, у него и в мыслях такого не было. Хотя, что у него в мыслях, наверное, никто не знает. Ты не переживай, никто на твой бесценный дуб не претендует, — Нисс стал размешивать в кружке сахар. — Он будет тебя ждать завтра в три в своем кабинете.
Астор сжал руками виски, впившись глазами в тропинку за окном, по которой ветер гонял клубы пыли. Ему вдруг захотелось оказаться отсюда как можно дальше. Подальше от этого чужого мира, с серым пейзажем за окном и грязной печкой, подальше от этого места, где воздух какой-то густой и вязкий, а ложечки так противно стучат.
— Я пойду, — Астор, схватив плащ, быстро пошел к двери, задев по дороге плечом полочку с посудой. Полочка с грохотом рухнула на пол, выплюнув из себя кучу металлических тарелок и кружек.
— Вот в чем преимущество металлической посуды перед фарфоровой! — радостно воскликнул Нисс, присев на корточки.
Но Астор этого уже не слышал. Закутавшись в плащ, он быстро шел к своему дубу.
*** *** ***
— Тебе чего? — хмуро спросила Тюса, исподлобья разглядывая поваренка, появившегося в проеме двери аптеки.
— Да вот, микстура нужна, от кашля… — он переминался с ноги на ногу, озираясь по сторонам.
Это был тот самый лопоухий поваренок, который по версии Вурзеля стал из-за нее пересаливать супы.
Фабиус с утра ушел в сторону болот, где в иве его ждал какой-то древесник, разбитый радикулитом.
— Дитя мое! — сказал он кикиморке, стоя у двери, — ты впервые остаешься в аптеке хозяйкой! Это возлагает на тебя большую ответственность и будет своего рода экзаменом, — Фабиус крепче прижал к себе бумажный кулек с мазями и натираниями. — Будь очень внимательна и осмотрительна! Все что будешь продавать, непременно записывай в тетрадку, — он поправил шарф и, немного подумав, взял зонтик.
Тюсу эта прощальная речь слегка выбила из колеи. Нельзя сказать, чтобы она испугалась этой внезапной ответственности, у Фабиуса каждый пузырек был подписан его красивым каллиграфическим почерком. И натирая полки стеллажей, она уже неоднократно переставляла пузырьки с места на место, успев познакомиться с каждым из них. Она даже игру себе такую придумала, чтобы не скучно было. Пузырьки и баночки все были разные, были толстые и пузатые, их кикиморка прозвала веселые толстяки, были с разметкой по граммам, что напоминали ей бесчувственных скряг, были плоские — ну вылитые домики. И был, конечно, у Тюсы любимый пузырек. Был он из прозрачного белого стекла круглый, весь утонченно грациозный. Ну, просто вылитая принцесса! Горлышко закрывала серебристая фольга, обвязанная тесьмой, а внутри розовая жидкость. На бутылке висела бумажка с надписью 'малиновый сироп', лишний раз подтверждающая, что внутреннее содержание пузырька столь же прекрасно.
В общем, закрыв за Фабиусом дверь, Тюса поймала себя на мысли, что она хочет, что бы в аптеку вообще никто не приходил. Мало ли, вдруг она напутает что-нибудь? А Фабиус расстроится, да чего доброго выгонит ее. Она вообще слово 'экзамены' ненавидела. Сразу вспоминала, как ее маленькую отец учил определять время по часам. Они сидели с ним на кочке вдвоем, держа в руке часы с большим циферблатом. Кикиморка так радовалась, что ей уделяют столько внимания, что готова была изучать, что угодно. Ветер ласково трепал волосы отца, он сосредоточенно водил пальцем по циферблату, еще и еще раз объясняя ей значение стрелок. Солнце напекло кикиморке макушку и ужасно хотелось пить, но она заворожено слушала голос отца, смотрела на его легкие морщинки на лбу и божью коровку, ползущую по вороту рубашки.