Убежище - Булычев Кир (е книги .TXT) 📗
– Пошли в палаты, – сказала она, – а то нас комары сожрут.
И они пошли к домику второго отряда. Там еще горел свет, видно было, как вожатая Майя тушит свет, выходит из комнаты и кто-то тут же сразу зажигает свет снова.
Мальчиковая спальня была налево, а девичья направо.
– До завтра, – сказала Лолита.
Сева вошел в комнату.
И ему стало стыдно. Он ведь совсем забыл о Гоше Полотенце.
Сева поглядел на кровать Гоши.
Гоша спал поверх одеяла, подтянув коленки к подбородку, и казался совсем маленьким младенцем. Во сне он всхлипывал, морщился, может быть, ему свет мешал, а может, он видел какой-то очень страшный сон. На одеяле перед ним лежала цветная фотография молодой, милой женщины, совсем не похожей на Гошу, а похожей на учительницу биологии из их школы, Верочку Шевелеву. Ее все в школе звали Верочкой, даже первоклашки, такая она была безобидная, добрая, а если кто-то грубил или матюгался, Верочка так удивлялась, что всем становилось стыдно. Вот, например, Рембо, из второго отряда, он учится с Севой в одном классе, тупица непроходимый, а ты попробуй при нем что-то сказать про Верочку. Быстренько пробьешь лбом стекло на третьем этаже и улетишь на ближайшую липу.
Но, конечно, это была не Верочка, а мама Гоши, которую похитили. Сева сразу догадался. Он взял фотографию и стал разглядывать. Очень доброе лицо, но обиженное, будто ей сказали дрянное слово и убежали. Понимаете?
Женщина была сфотографирована по пояс, она стояла у моря, спиной к прибою, в легком сарафане. Приятный человек. И каково ей сейчас в плену!
Сева положил фотографию на место и пошел к своей кровати.
Он думал, что не заснет и будет всю ночь думать о путешествии, но заснул так быстро, что сам не заметил, как накрылся одеялом.
Он спал без снов, не ворочаясь, вытянувшись во весь рост, словно готов был по первому звонку вскочить и топать куда прикажут.
На остальных кроватях спали другие мальчишки отряда, одни бесшумно, словно зайчата в норке, другие во сне разговаривали или даже вскрикивали. Гоша Полотенц громко и горько всхлипнул. Над лагерем светила почти полная луна, на ее фоне пролетали маленькие летучие мыши, снижались у окна спальни мальчиков второго отряда, а некоторые даже залетали туда. И, конечно, никто не догадался – впрочем, и некому было догадываться в этом сонном царстве, – что летучие мыши выполняют волю Общей Бабушки, которая велела им присматривать за тем, чтобы никто не нарушил сна Севы Савина. Ведь Снежная королева приказала – не рисковать! Ни один волос не должен упасть с головы этого молодого джентльмена.
Как известно, Снежная королева в юности училась в Англии и не только изучила английский язык и манеры английского высшего общества, но и полюбила эту далекую страну, несмотря на то что ее за прогулы и легкомысленное поведение вскоре исключили из Оксфордского университета. Ах, как давно это было! В те времена по улицам Лондона и Оксфорда ездили тяжелые кареты и скакали на конях джентльмены, волосы у дам были длинными, до пола, а платья еще длинней. Но воспоминания юных лет – это самые глубокие и яркие из воспоминаний, поэтому Снежная королева с возрастом все больше погружалась в воспоминания о туманном Альбионе и даже при дворе велела носить английские платья того времени.
Неудивительно, что, хотя она никогда не видела Севу, она его называла «наш маленький русский джентльмен» и боялась, как бы враги до него не добрались. Она еще не знала, кто на этот раз станет ее врагом, но жизненный опыт подсказывал Снежной королеве, что без врагов и на этот раз не обойдется.
Неудивительно, что летучие мыши, сменяясь, чтобы дать товарке схватить и проглотить мотылька, кружили над домиком второго отряда, и никто не обращал на них внимания.
Но здоровью Севы пока никто не угрожал, потому что очень уж узок был круг людей, кто знал, зачем Сева понадобился Снежной королеве, еще меньше знали о том, что с утра Сева должен улетать в Лапландию. И уж совсем немного народу в лагере могли бы ответить на вопрос: а что такое Лапландия, с чем ее кушают и где она находится?
Глава вторая
Семейная драма Полотенца
Фотография милой женщины, Гошиной мамы Аглаи Тихоновны, стояла и на столе Георгия Полотенца. Большая фотография в рамке из собачьей кости и под стеклом. Уголок фотографии пересекала черная ленточка.
Когда тем утром Георгий Георгиевич пришел в свой Фонд, его встретили удрученные и испуганные сотрудники. Хоть Георгий Георгиевич не хотел, чтобы весь мир знал об исчезновении его жены, многие уже об этом знали. Георгия Георгиевича никто не любил, потому что он мало кого любил, но когда в семье случается трагедия, даже самые равнодушные люди бывают тронуты до слез.
Некоторые начинали говорить утешительные слова, но Георгий Георгиевич решительным жестом толстой ручки отмахнулся от сотрудников и, кивнув Элине Виленовне, прошел к себе в кабинет.
И тут же раздался его гневный крик, который пронзил сразу несколько стен:
– Элина Виленовна, немедленно ко мне!
Элина проплыла к кабинету шефа, медленно, как занавес в театре, раскрыла дверь и с порога спросила низким голосом кинозвезды:
– Вы меня приглашали, Георгий Георгиевич?
– Это что такое?! – закричал Полотенц. Трясущимся пальцем он показал на фотографию жены с траурной ленточкой.
– Что-нибудь не так, Георгий Георгиевич?
– Немедленно уберите!
– Я полагала, шеф, – ответила Элина, – что посетителям невредно наблюдать, как глубоко расстроен покинутый супруг.
– Я расстроен, расстроен, но ни на секунду не поверю, что Аглаю могут убить. Нет, этому не бывать! Я подниму на ноги ОМОН и спецназ! Интерпол отыщет Аглаю даже в Австралии.
– Я тоже на это надеюсь.
– Тогда при чем тут траур?
– Это не просто траур, – чуть улыбнулась молодая женщина. – Это моральный траур. Наши с вами души скорбят по отсутствию Аглаи Тихоновны в наших сердцах, хотя телом она, может быть, еще жива.
– Вы думаете, что ей угрожает смерть?
– Если похитители не получат своих денег, они могут из чувства мести убить пленницу. А если получат, тем более убьют ее, чтобы замести следы.