Почти невероятные приключения в Артеке - Аматуни Петроний Гай (серия книг txt) 📗
— И ты тоже отличился?
— А то! Сам посуди: плёлся в хвосте и вдруг — вжик! — выскочил в отличники. Такими гордятся больше всего, потому что отличник — он сам по себе отличник и никого не удивляет, а нерадивые, вроде меня, если вырвутся вперёд, то все учителя гордятся: мол, наша работа! Я и дальше так буду: первая четверть на двойках, вторая — на тройках, а потом — вжик! — и отличников догнал… стратегия, брат!
— И тебя примут в Артеке?
— С оркестром!
— Но ведь ты сделал рогатку?!
— А-а, — покраснел Килограммчик. — Это сиамский бродяга натрепался?
— Чик-Чирик рассказал.
— Серенький?
— Да. Ему-то за что досталось?
— Ошибка молодости, — вздохнул Гошка. — Больше не буду! Хочешь, я сломаю рогатку? И — никому ни слова…
— Хочу.
Тюля-Люля перелетел на крышу шифоньера, чтобы лучше видеть, как Гошка разломает своё изделие и выбросит в мусоропровод.
А второго числа следующего месяца Тюля-Люля расстался с Килограммчиком и заскучал.
Тот ужасный день, что так резко изменил жизнь Тюли-Люли, начался в воскресенье после обеда. Мама утром проводила Папу в Симферополь, чтобы потом он автобусом добрался до Артека — проведать Гошку, развесила бельё во дворе, побеседовала с соседкой, и тут началась катавасия…
Небо сразу помрачнело, низкие рваные тучи, вытягиваясь и клубясь, то как бы дёргали друг дружку, то словно гонялись взапуски и ворчали, как львята.
Мама сбежала вниз и стала снимать с верёвки надувшиеся ветром рубашки, наволочки и огромный пузырь — пододеяльник; Тюля-Люля вышел из клетки и намеревался помочь Маме советом, но не успел пошевелить крылышками, как сиамский негодяй кинулся на него, обхватил лапами и зловеще мяукнул сквозь зубы.
Тюля-Люля завопил вне себя от ужаса, но его крик поглотил страшный удар грома. Только Чик-Чирик успел услышать, потому что находился поблизости.
Мгновение — и смелый воробей, подгоняемый порывом ветра, кинулся на Осьминога Кальмаровича и ударил злодея по темечку. Сиамец от неожиданности выпустил попугайчика из лап. Правда, в последнюю секунду он всё же успел ухватить зубами свою жертву за хвост и вырвал несколько перьев. Тюля-Люля свалился с балкона в пыльную бездну; очередной, ещё более мощный порыв упругого ветра подхватил его, оглушённого и ослеплённого молнией, и увлёк в неведомую даль.
Чик-Чирик, несмотря на нелётную погоду, хотел устремиться за своим покровителем, но тут небо прорвалось окончательно, и Тюлю-Люлю словно бы смыло проливным дождём.
Гроза буйствовала не менее часа. Потом небо очистилось, и ласковое солнышко с недоумением глянуло на бурные потоки воды, отражаясь в сотнях луж.
Чик-Чирик произвёл взлёт и принялся за поиски.
— Ваше сиятельство, ваше сиятельство! — звал он, большими зигзагами расширяя трассу своего полёта, но напрасно.
Земля отвечала многоголосым гомоном, вежливо короткими сигналами автомобилей, противным визгом трамвайных колёс на высыхающих рельсах.
К вечеру сил у воробья поубавилось основательно: он пересёк уже почти весь город и очутился в посёлке, что совсем рядом с аэропортом.
— Ваш… ст-во… — едва слышно попискивал он, и, когда уже вовсе утратил надежду, где-то рядом, из беседки в чьем-то саду, послышался радостный и давно ожидаемый голос:
— Я здесь, Чик-Чирик! Это ты барахтаешься в мире неведомого?
Обрадованный воробышек юркнул под крышу беседки и увидел столь изрядно потрёпанного попугайчика, что едва узнал в нем «его сиятельство».
От счастья у Чик-Чирика наступила минутная немота, потом, заикаясь от волнения, он пропищал:
— Ваше… с-тво… Эко вас изобразило…
Вероятно, он хотел сказать «преобразило», но поторопился.
— Ну-ну, малыш, — одобрительно заметил Тюля-Люля, — ты просто молодец, что нашёл меня, безграмотный чудик…
— Ваше… ст-во… — поразился Чик-Чирик, — что вы говорите? И почему, как люди?
— А как же ещё? Я ведь говорю в основном чужими словами и фразами, особенно если волнуюсь…
— Понимаю, ваше сиятельство… Полетели домой. Я запомнил дорогу.
— Ты хочешь лишить ребенка детства? А ему нужен щадящий режим, — голосом Мамы ответил Тюля-Люля.
— Ваше сиятельство, — настаивал Чик-Чирик, — простите, что осмеливаюсь думать в вашем присутствии, но я думаю, что нам надо летёть. К Маме. Домой…
— В таком состоянии? Без рулевых перьев? — с сомнением произнёс Тюля-Люля. — Боюсь, что мне не дотянуть…
— Что делать? Что делать? — огорчился Чик-Чирик. — Я придумал Я думаю, что надо лететь за Мамой и привести ее сюда… Я быстро, ваше сиятельство!
Мама была очень расстроена исчезновением Тюли-Люли. Она обошла все соседние дворы Расспрашивала встречных, звонила по телефону в бюро находок и наконец в отчаянии присела на балконе, чтобы собраться с мыслями.
Вот тут-то и появимся Чик-Чирик…
Мама сразу узнала его, подставила ему теплую ладонь, погладила по головке и грустно сказала:
— Нет теперь нашего друга, Серенький. Боюсь, что он погиб…
— Нет-нет, Мама, он жив! — заверещал воробей на своём птичьем языке. — Поедемте, я покажу вам это место…
Убедившись, что Мама не понимает его, Чик-Чирик несколько раз срывался с ее ладони, устремлялся в сторону автобусной остановки, возвращался и вновь звал ее.
И Мама… догадалась!
Сбежав с лестницы, она посадила воробья в свою раскрытую сумочку, чтобы он мог свободно выглядывать и не пропустить нужную остановку, села в автобус, и они поехали.
Умница Чик-Чирик привел-таки Маму к нужному месту и торжествующё сел рядом с попугайчиком. Тюля-Люля задрожал от радости, замахал крылышками и чуть отвернулся от смущения за свой столь потрёпанный вид. Он ожидал, что Мама кинется сейчас к нему и он прижмется к ее душистой щеке. Но этого не произошло.
— Ты ошибся, Серенький, — произнесла она, в недоумении поворачиваясь к воробью. — Наш Тюля-Люля — красавец! А этот… Увы, это не он, Серенький…
— Да нет же, это он, Мама, увёряю вас, он! — возбуждённо прыгал Чик-Чирик, но Мама не поняла его.
— Спасибо, Серенький, поехали назад, — позвала она.
Но Чик-Чирик дал знать, что остаётся, и Малаа уехала одна.
Тюля-Люля опустил головку: он был обижен до глубины души. Нe узнать своего друга! Ценить близкое существо, так сказать, по одёжке! Это было свыше его сил.
— Ваше сиятельство, — в отчаянии произнёс Чик-Чирик, — но почему вы молчали? Не подтвердили Маме, что вы — это вы? Или уже разучились говорить по-человечески?
— Я? Разучился?! Слушай… — Тюля-Люля громко чихнул точно так, как это делает Гошка, отчего воробей испуганно стал оглядываться, ища мальчика, пока не догадался, что это искусство попугайчика.
— Так позовите её, ваше сиятельство!
— Ни за что! — гордо ответил Тюля-Люля. — Я разрешаю и тебе покинуть меня…
— Как можно, ваше сиятельство?! — возмутился Чик-Чирик. Неужели вы думаете, что я способен на предательство? Я остаюсь с вами.
Вскоре под крышей беседки воцарилась густая темнота, без единой крапинки, и собеседники уснули: Тюля-Люля на основной перекладине, а Чик-Чирик — в почтительном отдалении.
Утро выдалось прекрасное. Свежий воздух пронизывали юные солнечные лучи; ароматы полевых трав смешивались с чудесными запахами цветов; приятный рокот заходящих на посадку самолётов мягко доносился издалека.
Друзья проснулись рано и с удовольствием позавтракали на птичьем дворе. Даже небольшие расстояния Тюля-Люля преодолевал с трудом, а линия его полёта была столь извилистой и несуразной, что Чик-Чирик не удержался от шутки:
— Ваше сиятельство, глядя на вас, я невольно вспоминаю свои первые учебные порхания.
— Хотел бы я видеть, как бы ты порхал после когтей негодяя Осьминога Кальмаровича…
— Нет-нет, ваше сиятельство! — взъерошился воробей. — Я, извините, просто пошутил…
— Ну, ладно, надо изучить местность и выбрать себе постоянное жилье.
