Детская книга для девочек - Му Глория (серия книг TXT) 📗
В чем сомневалась Люсинда, Геля так и не узнала. На этом сон (или сеанс связи) прервался.
Первым чувством, которое она испытала, было ужасное разочарование — никакой это не внутренний голос, и про женскую интуицию все враки.
Геля встала и понуро поплелась домой.
Надежда была только на Щура. А у нее ничего не вышло. Придется спасать этот ужасный мир — мир, в котором у людей воруют любимых кошек. За этим она и здесь, не так ли?
Как бы там ни было, Геля — потомок Тео Крестоносца и неприятного господина Фандорина, готова выполнить свой долг, даже если ее сердце разбито.
Глава 19
Связь через сны установилась и функционировала очень хорошо. Почти каждую ночь звучал «Августин», Геля рассказывала Фее о событиях минувшего дня, получала от нее инструкции и массу полезных сведений.
Хотя первый сеанс прошел несколько нервозно.
— Ангелина! Наконец-то! Ты меня слышишь?! Ты нашла Розенкранца?!! — проорала Фея, словно звонила из уличного таксофона.
— Да, — коротко ответила сразу на все вопросы Геля.
— Хорошо, — Люсинда заговорила спокойнее, — ты должна подружиться с химиком и получить беспрепятственный доступ в его лабораторию. А когда придет время, забрать оттуда Снадобье.
— Забрать? В смысле украсть? Я не воровка! — возмутилась секретный агент Фандорина.
— Речь вовсе не о воровстве. Защитное Снадобье — всего лишь побочный продукт исследований Розенкранца. Этот состав никак ему не пригодится, Григорий Вильгельмович даже знать не будет, что его открыл. В научной работе такое случается сплошь и рядом — иногда побочные, проходные открытия бывают важнее целевого. Задача, над которой бился Розенкранц, не имела решения, но должна была привести его к другому значительному открытию. Такие фокусы вполне отвечают характеру его учителя, Эрнеста Резерфорда. Он не раз ставил перед своими учениками недостижимые цели, объясняя это так: «Я знаю, что он работает над абсолютно безнадежной проблемой, зато эта проблема его собственная, и если работа у него не выйдет, то она его научит самостоятельно мыслить и приведет к другой проблеме, которая уже не будет безнадежной».
— Над какой же идеей работает Розенкранц?
— Не забивай себе этим голову, — отмахнулась Фея, — исследования Розенкранца слишком сложны. У меня нет времени читать тебе университетский курс химии, а без этого ты едва ли сможешь разобраться в вопросе. Поняла?
— Поняла, — вздохнула Геля.
В следующий раз Геля шла к флигелю ученого вовсе не так храбро, как в первый. Волновалась — а как ее встретит Розенкранц? А что она ему скажет? Как объяснит свой визит? Долго мялась у двери. Постучала, но никто не открыл. Тогда уж — будь что будет — вошла и поднялась в мансарду.
Григорий Вильгельмович, растрепанный, смешной, в брезентовом фартуке и черных нарукавниках, колдовал над какими-то пробирками. Заслышав шаги, поднял голову, близоруко прищурился:
— Милая моя феечка! Да вы ли это! А я, признаюсь, боялся, что вы мне приснились! — подбежал к Геле рысцой и ткнул в ее сторону локтем. — Простите, руки не подаю! Лабораторная привычка, знаете ли! Приходится работать с вредными веществами, знаете ли!
Гостья робко пожала предложенный локоть и потупилась. Она была смущена.
— Ах, как я рад! — дребезжал ученый. — Хотите чаю? Только вот, знаете, от меня прислуга вечно разбегается! Но не угодно ли пройти на кухню? У меня все попросту, знаете ли…
Геле было угодно, и они спустились в маленькую уютную кухню.
Григорий Вильгельмович тщательно ополоснул руки, развел примус, взгромоздил на него большой, видавший виды чайник и присел на краешек стула, умильно поглядывая на Гелю:
— Не могу похвастаться, что ловко справляюсь с хозяйством, знаете ли, но чай заваривать умею. В Манчестере снимал комнату у одной милой дамы, она меня и научила. А секрет всего лишь в том, что надо не жалеть заварки и вовремя доливать в чайник кипятку, никогда не оставляя его пустым!
Геля не нашлась, что ему ответить, и вежливо улыбнулась.
— Ну же, не смущайтесь! — подбодрил ее ученый. — Смущаться следует мне — я неумелый химик! Без вашей бесценной подсказки, знаете ли, я так и топтался бы на месте!
— О какой подсказке вы говорите? — деланно удивилась ведущая актриса лицейской студии. Надо отдать должное Люсинде — это она посоветовала Геле уверить Розенкранца в том, что ничего такого она ему не говорила. «Не будем красть у ученого веры в его гениальность и не будем делать его еще более сумасшедшим, чем он есть», — со свойственной ей резкостью сказала Фея Снов.
— Как это о какой? — совершенно искренне удивился Розенкранц. — Элементы разного атомного веса могут обладать идентичными химическими свойствами… Припоминаете?
— Да что вы, Григорий Вильгельмович, откуда же мне знать такие вещи? Я всего лишь в четвертом классе учусь, — скромно потупилась Геля.
— Да-да, конечно, что же это я… — смутился ученый.
Чайник на огне сердито подпрыгнул и запыхтел. Григорий Вильгельмович заварил чай, расставил на столе посуду в сложном геометрическом порядке. Повисло неловкое молчание. Геля мучительно соображала, что бы такое сказать, но Розенкранц вдруг, воинственно поправив очки на носу, произнес:
— Чудо — вот что произошло. Обыкновенное чудо. Приходилось ли вам слышать о том, что идея Периодической таблицы явилась Дмитрию Ивановичу Менделееву во сне?
Геля с энтузиазмом закивала.
— Открытие Периодического закона и создание таблицы элементов, знаете ли, колоссальное научное достижение, заложившее основу современной химии! — Григорий Вильгельмович вскочил и нервно закружил по кухне, сопровождая свои слова чрезвычайно оживленной жестикуляцией. — Однако именно чудо является самым тяжелым элементом в Периодической таблице! Даже крошечное количество его останавливает время, знаете ли! Сам Менделеев рассказывал, что увидел эту таблицу после того, как не спал несколько ночей подряд — работал, пробуя сформулировать результаты своей мыслительной конструкции, бесконечно тасуя карточки с названиями элементов, раскладывая их, как пасьянс. Но все было тщетно. Дойдя до крайней степени нервического истощения, Менделеев забылся тяжелым сном, и перед его взором выстроилась схема, где все элементы были расставлены как нужно!
— Настоящее чудо! — испуганно вставила Геля. Григорий Вильгельмович, как сказали бы в двадцать первом веке, выглядел несколько неадекватным.
— Нет! — прогремел ученый так, что Геля подпрыгнула на стуле. — Это еще не чудо! Представьте себе локомотив, который мчится на полном ходу! Остановить его возможно не сразу, еще некоторое время он будет двигаться по инерции. Так и утомленный ум даже во сне продолжает мучительно искать решение задачи. Это вполне объяснимо. Чудо, или, говоря рациональным языком, счастливая случайность, состоит в том, что Дмитрий Иванович, проснувшись, успел записать на клочке бумаги то открытие, которое подарила ему Фея Снов!
— Как, и ему тоже? — изумленно выдохнула Геля. Похоже, что все тайны Люсинды выеденного яйца не стоят. Каждый паршивый химик был в курсе ее шалостей.
— Не только ему! — воскликнул Розенкранц. — Например, Фридрих Кекуле увидел во сне змею, кусающую себя за хвост, после чего смог ясно представить и описать строение молекулы бензола!
Геля напряглась — еще и змея. Нет, они все сговорились, точно! Ей это надоело, и она спросила прямо:
— А ваше открытие — тоже подарок Феи Снов?
— Разумеется! — радостно подтвердил Григорий Вильгельмович. — О, сколько нам открытий чудных преподносит страна грез! Беда лишь в том, что в эту страну человек из реального мира может попасть только во сне. Но стоит переступить границу бодрствования, как он напрочь забывает все те удивительные вещи, которые видел и понял! Такова природа человеческой психики. Но ваше столь своевременное появление позволило мне ухватить удачу за хвост. Сон мой плавно перетек в явь, и загадка, над которой я бился так долго, была разрешена! Это истинное чудо, а вы, знаете ли, моя маленькая Фея Снов!
