Детская книга для девочек - Му Глория (серия книг TXT) 📗
Девочка посмотрела вслед здоровенному, нелепо одетому хулигану, которого еще несколько дней назад готова была убить своими руками, и сердце ее сжалось — да ведь он просто бедный, одинокий мальчишка, у которого ничегошеньки на свете нет, кроме ужасной бабки, горсти камешков и мечты о море! Жалко его стало до слез.
Только вот повод поплакать у нее был и без всяких Щуров, просто Геля еще об этом не знала.
Вернувшись домой, она нигде не смогла найти Силы Зла. Но Василий Савельевич ее успокоил, сказал, что кошка иногда уходит погулять на пару дней, а потом непременно возвращается. Не-пре-мен-но!
Геля все равно встревожилась и спала плохо. Всю ночь снились странные сны — будто вертятся в голове какие-то обрывки, а она никак не может их соединить; будто шепчет что-то недостаточно громкий голос, а она, сколько ни напрягает слух, никак не может расслышать.
Так было тоскливо, что Геля окончательно уверилась — с кошкой случилась беда. И не ошиблась.
Силы Зла не явились ни в воскресенье, ни в понедельник, а к среде даже Василий Савельевич признал, что кошка потерялась.
— Но если потерялась, мы должны ее найти! Папочка, пожалуйста! — заливаясь слезами, умоляла Геля.
— Боюсь, это невозможно, — печально сказал доктор. — Кошку на улице подстерегает слишком много опасностей. Мальчишки, собаки, автомобили. Крысы. — Василий Савельевич снял пенсне и яростно потер переносицу. — Ее могла убить крыса, голубчик.
Глава 18
На следующий день после ужасного разговора Геля брела домой из гимназии. Медленно и осторожно — как сказала бы чувствительная Лидочка Воронова: словно старалась донести чашу, полную слез, не пролив по дороге ни капли.
Стоило всего лишь подумать о Силах Зла — и вот они, слезы, тут как тут. Поток. Фонтан. Водопад. Да и любой сочувственный взгляд мог вызвать это стихийное бедствие. И Геля плелась по Большому Успенскому, повесив нос, чтобы ни на кого не смотреть; уступая дорогу то дешевым прюнелевым башмачкам, то расшитым туфелькам телячьей кожи, выныривавшим из-под шелкового подола, то блестящим хромовым сапогам, то запылившимся остроносым ботинкам.
Все шло довольно сносно (она умудрилась не разреветься и никого не сбить с ног), пока не встретила пару разбитых коричневых башмаков. Не поднимая глаз, сделала шаг в сторону. Башмаки повторили ее маневр. Что ж, бывает. Видимо, их владелец был бедным, но любезным человеком. Отступила в другую сторону. Но башмаки и тут шагнули следом. На эти игры у Гели совершенно не было сил, и она тупо застыла на месте, дожидаясь, пока башмаки ее обойдут и отправятся восвояси.
Стоять было гораздо хуже, чем идти. Чаша переполнилась. Вот одна слеза капнула на пыльный камень тротуара. За ней — еще.
— Барышня хорошая, ай стряслось что? Чего вы слезы льете?
Подняла глаза — перед ней стоял Щур.
Геля кивнула и разревелась в голос.
Мальчишка схватил ее за руку и увлек под арку ближайшего дома — больше укрыться от посторонних взглядов все равно было негде. Стал допытываться:
— Обидел кто? Так вы только пальчиком укажите. Я его живого в землю закопаю!
— Н-нет, — сдавленно проговорила Геля, заливаясь слезами пуще прежнего, — у меня — всхлип! — пропала — всхлип! — кошка-а-а-а…
Щур фыркнул с насмешливым облегчением:
— Кошка? Я-то напугался! Да я вам кошек этих мешок наловлю. Каких желаете — беленьких, рыженьких, полосатых?
— Ты не понимаешь, — прорыдала Геля, — не понимаешь…
— Где уж мне господские причуды понимать, — паренек нахмурился. — Ну… На Трубную можно сгонять… Купить породистую… Персидскую или еще какую…
— Не нужны мне никакие персидские! Я свою кошку люблю! Она самая лучшая! Она… — девочка судорожно искала аргументы, которые дошли бы до этого тупого истукана, — она дрессированная! Через кольцо прыгает! Она крыс ловит вот такущих! Она… Нет, ты не понима-а-аешь… — Геля снова расплакалась, не в силах продолжать.
— Ну все, все. Понял я. Вытрите слезки. Найду я вашу кошку. Ей-богу, не ревите только, — Щур обхватил Гелю за плечи и полой пиджака подтер ей сопли, которые весьма неромантично подползали уже к самым губам.
— Как же ты ее найдешь, если она… Она… — Геля прерывисто выдохнула страшную правду: — Она погибла. Крыса ее, наверное, и убила. Папа так сказал. Потому что крысы — вот такущие, а она… она — вот такусенькая… Ыыыыыы… — И уткнулась в плечо Щура, комкая в кулаке воротник его пиджака так, что ветхая ткань поползла под пальцами.
— Да ничего не погибла. Мало что доктор говорит! Украли ее, не иначе, — убежденно сказал Щур.
— Ты думаешь, я дура, да? — капризно прогундосила Геля, отстранившись от утешителя. — Я понимаю, что она… она — обычная кошка. Даже не породистая… И никому, кроме меня… и папы, не нужна. Сам же сказал — кошек везде полно…
Щур помахал перед ее носом указательным пальцем:
— Это ж я когда говорил? Когда не знал, что кошечка ваша — крысобой.
— Да, — Геля ахнула, — и Аннушка так сказала как-то раз! Что они ценные!
— Крысобои — они на вес золота, — кивнул Щур. — Кухарка ваша, небось, и проболталась кому. У кухарок заведено промеж собой хвастаться. Вот кошку и попятили. Обнакновенное дело — дворник какой ни то словил и запер в подвале. Или в господской квартире, куда крыса забежала. Ничего, отыщем.
— Ты меня не обманываешь? — Геля смотрела на него с такой жгучей надеждой, что мальчишка несколько смутился. Помолчав, веско сказал:
— Найду. Может, не сразу, дней через несколько, а найду. Из себя она какая, пропажа ваша? Приметное есть что? Бантик там, пятно?
— Ой, нет, она ни за что не позволила бы бантик повязать! Она такая, знаешь… — затараторила было Геля и сникла. — Ничего особенного нет. Маленькая, черненькая, глаза зеленые…
— Как же — ничего? У черных-то кошек глаза обнакновенно желтые бывают, — ободрил ее Щур. — Найдем вашу крысоловку-зеленоглазку. Будьте уверены. Я мальцам скажу, они все щели облазят в округе. Идите домой, к папке с мамкой, и реветь не думайте больше. Ясно?
Геля послушно кивнула.
— Ну то-то же. — И паренек, не тратя лишних слов, дернул в сторону Покровки.
Геля вытерла слезы, вздохнула и решительно зашагала к дому. А если на этот раз она не смотрела по сторонам, то уже не от отчаяния, а от задумчивости.
— Паааберегись!
Девочка, взвизгнув, отскочила, и мимо промчалась лаковая пролетка, грохоча колесами по булыжникам мостовой.
Оказывается, она, задумавшись, свернула в Малый Успенский, да еще с тротуара сошла и тащилась, как глупая курица, прямо посреди дороги. Хорошо, что переулок тихий, да еще извозчик ее заметил! Геля замедлила шаг, чтобы перевести дух и сосредоточиться. Пролетка тем временем остановилась у железных ворот, из нее вылез франтоватый старикан в сером английском цилиндре, бросил извозчику «подождите!» и, мельком взглянув на Гелю, направился к воротам.
Даже не извинился, вот хам! Подумаешь, какой пижон — шелковый жилет и усишки в ниточку! А еще… — Геля остановилась, как вкопанная, и во все глаза уставилась старикану вслед.
Усишки! Голубые глаза! Седые височки! Да это же… Умереть-уснуть!
Из особняка за воротами выкатился круглоголовый стриженый азиат с саквояжем в руке и заторопился навстречу франту. Они о чем-то горячо заспорили. Геля не могла расслышать, о чем, до нее доносились лишь рокочущие раскаты чужеземного наречия, только это было неважно. Теперь у нее не осталось сомнений. Этот пижон — не кто иной, как ее прадед — Эраст Петрович Фандорин, собственной персоной. Она его узнала — сто раз видела портрет в кабинете у папы (который Николас), да еще по японцу. Вот так встреча!
