Призрак и другие соучастники - Романова Любовь Валерьевна (чтение книг .txt) 📗
— Это что такое?! — услышал Гарик пронзительный дискант директрисы. — Немедленно слезай с подоконника!
Через мгновение вся компания взрослых стояла рядом с окном. Стервелла просто кипела от злости. Председатель комиссии, Колобок, приторно улыбался, сложив ручки на кругленьком животике. Старушенция в старомодном коричневом костюме строго смотрела на Гарика через толстые стекла очков. Дама, укушенная Пупсиком, с отсутствующим видом созерцала свой маникюр.
— Что, Соболев, из класса выгнали? — Гарик уловил в голосе Стервеллы злорадные нотки, — Твой дедушка, кажется, просил отпустить тебя с братом на выходные? Ну что же, вместо этого поработаешь в мастерской!
— Стэлла Родионовна, не думаю, что стоит лишать ребенка общения с родными! — холодно заметила пожилая женщина.
— Да, бросьте, Анна Геннадиевна, какие там родные! Одни алкоголики!
Гарика захлестнула обида за деда!
— Мой дедушка не алкоголик! — выкрикнул он.
— Вот! У таких людей и дети преступниками вырастают! Комната милиции по тебе, Соболев, плачет!
— Вы совершенно правы, Стэлла Родионовна! — важно поддакнул Колобок, — Ваша программа трудового воспитания просто изумительна! Я обязательно рекомендую министерству образования перечислить деньги интернату на покупку новых швейных машин и станков для производства мебели.
— Петр Николаевич, уверена, ребятам будет гораздо полезнее научиться работать с компьютером! — решительно встряла Анна Геннадиевна, — В интернате один единственный компьютер, да и тот в учительской!
— Ах, оставьте, зачем им компьютеры! — отмахнулся Колобок, — Пусть освоят профессию попроще — швеи-мотористки или плотника! Глядишь, воровать не начнут. Ну чего еще ждать от детей с такими генами!
— Не думаю, что эти вещи стоит обсуждать в присутствии ребенка, — сдержанно возразила Анна Геннадиевна, — Пойдем, мальчик, я отведу тебя в класс.
Она сжала руку Гарика своей сухой лапкой и потянула его в направлении кабинета, где заканчивался урок литературы. Глиста, естественно, не стала возражать члену московской комиссии и разрешила Гарику вернуться на место.
Как только прозвенел звонок, он подошел к парте брата. Вадик увлеченно разглядывал рисунки новенькой.
— Смотри, Гарь! Здорово, правда?
Мальчик, стараясь подавить бушевавшее в нем раздражение, заглянул через плечо брата. На рисунках летали, сражались, разговаривали с животными и собирали цветы персонажи в стиле аниме. Кроме пышноволосой воительницы он успел разглядеть девочку-эльфа с острыми ушками, которая гладила пушистого зверька, похожего на мышонка, и школьницу с двумя косичками, напоминавшую саму Инопланетянку. Гарик состроил презрительную гримасу.
— Так себе, — небрежно бросил он, — Для сельской местности сойдет.
Он ждал, что инопланетянка обидится или разозлиться, но она повела себя иначе.
— Ты прав, — приветливо сказала новенькая, уставившись на него своими огромными глазами, напомнившими переспелые вишни в дедушкином саду, — Вадик, тут нечем восхищаться! Мне еще учиться и учиться. Моя бабушка три года вела в художественном институте спецкурс по истории аниме. Она говорила, что это совсем не такой простой жанр, как кажется. Думаешь: уже все освоил, а присмотришься и понимаешь — есть еще куда расти, — она начала складывать рисунки в папку.
— Дурак ты, брат! — покачал головой Вадик.
— Сам дурак! — огрызнулся Гарик и обиженно надулся.
ГЛАВА 3. СТАСЯ
Стася лежала в постели, свернувшись калачиком. Отбой объявили минут десять назад, но девчонки все никак не могли угомониться — рассказывали друг другу страшные истории. Бабушка бы не одобрила такого развлечения — обязательно пожалела бы «бедных детей, рядом с которыми нет образованного человека, готового заняться развитием их эстетического вкуса». А еще они ничего не знают о «Трех правилах королевы», как их в шутку называл дядя Тарас. С самого раннего детства они висели над стасиной кроватью, старательно выведенные на листе картона золотой краской и украшенные барочными виньетками. Разбуди внучку Эльвиры Эдуардовны посреди ночи, и она без запинки расскажет, что первое правило гласит: «Воспитанный человек всегда должен выглядеть опрятно» То есть, одет с иголочки, умыт, причесан, подстрижен. Второе правило категорически запрещало употреблять нецензурные выражения. «Когда человеку не хватает словарного запаса, он начинает ругаться, — внушала бабушка, — Брань — удел недалеких людей». Третье правило королевы было совсем простым: «Никогда, ни при каких условиях не врать». «Меня не будет, твоя жизнь перевернется с ног на голову, мир рухнет, — говорила бабушка, — но ты не имеешь права забывать эти правила». И Стася помнила. Повторяла их, собирая свои вещи в опустевшей квартире, помнила, сидя в поезде, увозившем ее из Москвы, помнила и теперь, среди людей, которые ничего не знают о правилах королевы. «Не знают? Значит, ты ДОЛЖНА научить их!», — девочка вздрогнула. Она так ясно представила свою бабушку, что ей померещился знакомый силуэт на краю кровати и легкий запах лаванды. Почудилось. Просто это был не самый лучший день в ее жизни.
… Начался он еще хуже первого. Девочка полчаса просидела в холодном туалете. Его дверь Виола и компания заботливо подперли шваброй снаружи. Она слышала их злорадный хохот и пыталась, следуя советам бабушки, представить себя психологом, который спит и видит, как бы помочь детям, лишенным родительского тепла, стать нормальными людьми. Выходило плохо. Вернее вообще не выходило. Она ненавидела эту высокомерную Вилку и ее тупых подруг. НЕНАВИДЕЛА! Стася кричала, звала на помощь, била дверь кулаками … Ничего. Словно весь интернат вымер, как вчера, когда она тащила по лестнице чемодан. Вернее, нет. Пару раз за дверью был слышан чей-то шепот, но швабру никто так и не убрал.
Стася обхватила себя руками и тихо сползла по стене на кафельный пол. Как же холодно! Тоскливо капает вода: кап, кап, кап. Под потолком мечется эхо. «Бывает эхо горное, бывает — лесное, а бывает — туалетное. Интересно, как живется туалетному эху? Наверное, страшно одиноко. Мечется в четырех стенах и не видит ничего кроме кафеля да текущих кранов», — думала девочка. Внезапно она услышала, или, скорее, почувствовала, что кто-то зовет ее. Показалось? Нет, снова, вроде чей-то шепот… Стася прислушалась. Едва различимый голос бормотал непонятные слова, не разобрать — слишком тихо. Откуда же идет этот звук? И вдруг ей стало нестерпимо страшно — шепот жил в ее собственной голове. Он звучал все громче, громче, это уже не шепот, а голос далеких тамтамов… Девочка закричала, и тут дверь туалета распахнулась.
— Кошмар! Кто же это тебя здесь закрыл? — На пороге стояла молодая женщина. Каштановая челка, взъерошенные короткие волосы, лукавый взгляд зеленых, по кошачьи подтянутых к вискам, глаз. За ухо залихватски заложен карандаш. Джинсы клеш и канареечный свитер делали ее похожей на студентку какого-нибудь худграфа или архитектурного факультета. Стасе почудилось в этой женщине что-то знакомое, почти родное — уж больно она напоминала бабушкиных гостей, — Ну, ну, не плачь. Вставай с пола, слышишь? Пойдем, я тебя провожу в комнату — оденешься.
Шепот в голове Стаси, словно испугавшись чужого присутствия, досадливо смолк. Будто и не было ничего. Девочка послушно встала и пошла за своей спасительницей.
Ее звали Алисой Сергеевной, она преподавала в интернате географию. Учительница подождала, пока девочка в своей комнате наденет выданную ей школьную форму, а потом повела ее в учительскую пить чай с пирожками — ведь завтрак давно закончился.
… Алиса Сергеевна работала в интернате всего полтора месяца — с начала учебного года. Она жила в Тихореченске всю жизнь. Закончила пединститут, вышла замуж и устроилась в среднюю школу. Год назад молодая учительница случайно встретила на улице своего старого преподавателя астрономии — Сергея Николаевича Загубскго.
— Что Алиса, ты все-таки в школу пошла? А я думал не усидишь в нашей глуши — уедешь, — сказал он, не спеша шагая рядом с девушкой, — Ну, что же, приходи работать в интернат. Зову. Мне хороший учитель географии нужен. Да, да, я уверен, из тебя вышел отличный учитель. По-другому и быть не могло.
