Через Гоби и Хинган - Плиев Исса Александрович (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
Полагая, что и среди офицеров могут найтись приверженцы заниженных темпов продвижения и вообще [38] сторонники «спокойной войны», я решил собрать ведущих работников штаба. На совещании изложил идею операции и нарисовал общую картину, которая сложится после того, как три советских фронта проведут мощную авиационную и артиллерийскую подготовку. Я рассказал о предстоящих ударах бомбардировочной авиации фронтов и Ставки Верховного Главнокомандования по крупным узлам дорог, узлам связи и важнейшим пунктам и объектам противника. Вслед за ними войска трех фронтов одновременно атакуют все группировки противника, а десантные части в первые же дни захватят города Харбин, Чанчунь, Мукден, Порт-Артур и другие жизненно важные центры страны. В этих условиях наш стремительный ночной бросок вперед без артподготовки будет не только необходим, но и очень полезен в интересах всей операции.
По отдельным вопросам и репликам мне стало ясно, что руководящий состав штаба Группы отчетливо представляет необходимость ошеломляюще внезапных действий. Это было отрадно. В своем решении я подчеркнул, что для достижения большей ударной силы на главном, долоннорском, направлении войска будут построены в два эшелона и получат сильный резерв.
В первый эшелон назначались советские танковые и механизированные соединения, обладавшие наибольшей маневренностью, а также огневой и ударной мощью. На усиление они получали истребительно-противотанковую, зенитную артиллерию и инженерные подразделения. Во втором эшелоне предстояло действовать советским и монгольским кавалерийским соединениям. В резерв мы включили две кавалерийские дивизии монгольской армии, истребительно-противотанковую артиллерию, полк гвардейских минометов.
Войска первого эшелона должны были уничтожить передовые части противника в полосе госграницы и обеспечить главным силам, второму эшелону, возможность наступать в самом высоком темпе. В случае появления перед первым эшелоном крупной группировки противника следовало сковать его и этим обеспечить маневр наших главных сил во фланг или тыл врага. Резерв, две кавдивизии, был достаточно мощным, чтобы решающим образом развить успех либо отразить возможные контрудары противника в ходе наступательной операции. [39] Наилучшей формой построения предбоевого и боевого порядка мы признали нечто вроде ромба: впереди ударная группировка, уступом вправо и влево – усиленные кавдивизии второго эшелона, сзади – довольно крупный резерв.
В основу действий всех войск было положено дерзкое, стремительное наступление, широкий и смелый маневр, что диктовалось разобщенностью вражеских войск, отсутствием у них сплошного фронта обороны.
На калганском вспомогательном направлении мы тоже создали достаточно мощную группировку из советских и монгольских соединений. Ее задача состояла в прикрытии правого фланга главных сил Группы.
Чтобы скрыть выход войск Группы к государственной границе от разведывательных органов противника, мы провели ряд мероприятий по оперативной маскировке. Все передвижения, марши осуществлялись только ночью. В исходных районах заранее готовились укрытия для огневых средств, техники, живой силы. Их возводили на обратных от госграницы скатах высот и обязательно маскировали под местность, широко применяя масксети. И опять же все работы выполнялись только ночью. Днем степь словно вымирала.
Правда, вблизи границы появились табуны лошадей. Но это не могло вызвать особого беспокойства японцев. Перекочевка аратских хозяйств была здесь обычным явлением. К тому же в 1944 году в стране выдалась суровая зима с глубоким снегом и небывалыми морозами. Скоту угрожал падеж. Это и вызвало массовую перекочевку табунов из восточных аймаков, в том числе и из районов Сухэ-Батора и Восточно-Гобийского, где сосредоточивались наши войска.
А если учесть, что на территории Монголии происходило в то время огромное движение главных сил фронта в направлении тамцак-булакского выступа, то нас, двигавшихся далеко юго-западнее, и вовсе не было слышно за этим грозным рокотом и гулом.
Сосредоточение войск к границе завершилось в первой декаде августа. А восьмого числа Конно-механизированная группа получила боевой приказ на переход государственной границы с Маньчжурией.
В этот день в подразделениях прошли последние перед боем партийные и комсомольские собрания. На [40] них побывали политработники Группы и дивизий, офицеры и генералы штабов. Повестка дня всюду одна – задача коммунистов и комсомольцев в бою.
Мне рассказывали потом о таком собрании батальонной организации в 43-й танковой бригаде. Вначале выступил секретарь парторганизации Кузнецов, за ним другие коммунисты. После всех поднялся беспартийный механик-водитель Челышев. Он долго подбирал нужные слова, а потом вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги: заявление с просьбой о приеме в Коммунистическую партию. «Ночью иду в разведку, – начал читать он. – Боевую задачу хочу выполнить коммунистом. Чувство и сознание, что я коммунист, крепче свяжут меня с моей Родиной, умножат мои силы и помогут мне лучше выполнить боевой приказ». В конце операций мне довелось встретиться с Челышевым. Когда я вручал танкисту орден Красной Звезды, он выглядел таким же застенчивым. Зато весьма красноречивы были его боевые дела.
В те дни много заявлений о приеме в партию было подано и в соединениях Монгольской Народной Армии. Товарищ Ю. Цеденбал показывал мне заявление цирика 3-го эскадрона 1-го полка 6-й кавалерийской дивизии Бата. «Заверяю вас, – писал боец, – что я сумею высоко нести почетное звание члена Монгольской народно-революционной партии и обязуюсь не пощадить своей жизни для достижения победы в этой справедливой войне. Все свои силы до последнего вздоха полностью отдам делу МНРП».
В ночь на 9 августа, перед самым наступлением, в частях состоялись митинги. Выступления были краткими, но энергичными. Мне особенно понравилась речь командира взвода отдельного истребительно-противотанкового дивизиона лейтенанта Л. К. Чеснокова.
– Я не участвовал в Отечественной войне, – сказал он. – Но клянусь, как коммунист и как офицер Советской Армии, мои воины не посрамят славы советских артиллеристов. Прошу командование послать мой взвод на самый опасный участок.
Их было много, таких лаконичных, но горячих выступлений. Воины были охвачены единым порывом – как можно лучше выполнить боевую задачу. [41]
Выражая волю и желание народных масс, Малый хурал и правительство Монгольской Народной Республики объявили Японии войну. В принятой хуралом декларации страстно прозвучало требование «раз и навсегда покончить с притеснениями и унижениями, которые терпит монгольский народ от иностранных захватчиков, от японских поработителей, чтобы монгольский народ наравне со всеми свободолюбивыми народами мира мог строить свою жизнь на принципах свободы» (газета «Унэн», 11 августа 1945 года).
В обращении ЦК Монгольской народно-революционной партии и правительства Республики говорилось, что этот исторический шаг не является случайным. Война будет «справедливой, за свободное и независимое существование». Обращение призывало всех воинов стойко и мужественно сражаться за правое дело в боевом содружестве с Советской Армией. [42]
