Серебряный голос(Рассказы) - Стариков Виктор Александрович (читать книги полные txt) 📗

Виктор Стариков

СЕРЕБРЯНЫЙ ГОЛОС

Рассказы

СЕРЕБРЯНЫЙ ГОЛОС

Смеркалось… Лесу конца не было. Это нас беспокоило, и мы невольно убыстряли шаги. Из-под елки, опустившей мохнатые ветки до самой земли, вдруг вылетела большая черная птица и крылом задела по лицу моего спутника — художника Ильина. Он шарахнулся в сторону и налетел на мальчика, стоявшего у сосны.

— Ой! — вскрикнул мальчик.

— Извини, брат… Ушиб? — встревоженно спросил Ильин.

— Не… — протянул мальчик и засмеялся. — Здорово вы напугались! Это ворона сидела.

— А я думал — это рысь кинулась, — буркнул Ильин.

— Рысь в лицо не прыгает. — Мальчик опять засмеялся. — Она сзади кидается.

— Разве?.. — притворно удивился Ильин. — До Зябловой далеко?

— Так это же назад… — Мальчик опять засмеялся. — Километра четыре. Дорогу вы спутали. Не там свернули.

— Чего ты смеешься? — раздраженно спросил Ильин. — Что нашел смешного?

— Шли в Зябловую, а забрели в Зимник. Ворону за рысь приняли.

— Да, действительно смешно, — мрачно согласился Ильин. — От Зябловой сегодня придется отказаться. Ты, верно, из Зимника? Далеко до него?

— Не… Сейчас овраг будет, по нему влево — и Зимник.

— Проводишь?

— А тут одна дорога.

Мальчик пошел впереди по узкой тропинке.

— Ты что в лесу делал?

— А так… Следил тут.

— Что же выследил? Ворон, что ли, ловил?

Мальчик не ответил. Белая его рубашка мелькала среди кустов. Он шел уверенно, как человек, хорошо знающий дорогу, разводил руками гнутые кусты, обходил упавшие от старости деревья. Мы с трудом поспевали за ним.

Некоторое время шагали молча. Видно, наш неожиданный спутник обиделся на Ильина.

— Сам-то откуда идешь? — попытался завязать разговор художник.

— Целину поднимали.

— Ты, я вижу, — хороший шутник. Какая же в тайге целина? Это, брат, в степи целину поднимают.

— И у нас поднимают, — сердито возразил мальчик. — Поля наши маленькие, земля на них плохая и урожай дает тощий. А на Малиновом бугре пожар прошел, там только кустарник да малинник растут. А земли много богатой. Хороший урожай даст. Там и корчуем… Завтра два трактора придут.

Он замолчал и стал осторожно спускаться по крутому срезу в темноту оврага.

Минут через пятнадцать — двадцать овраг кончился и показались дома небольшой чусовской деревни Зимник. В окнах уже светились огни.

— Не посоветуешь, где переночевать? — спросил Ильин.

— Можно и у нас. Попросите папку.

В просторной и чистой избе на лавке сидел, шелестя газетой, высокий мужчина лет тридцати пяти, босой, в майке. На полу возле него играли маленькие девочка и мальчик. На столе лежала груда бумажных старых денег, еще царских времен. Их было очень много — несколько тысяч.

Мужчина перестал читать газету и спросил:

— Ты где отстал, Сашка?

— Кузьмич по лесу ходит. Следил за ним.

— Неужели опять к лебедям подбирался? Смотри, отвернет тебе башку Кузьмич.

— Не!.. А вредить ему не дадим. Это что? — показал он на деньги.

— Дед заходил, велел тебе отдать. Знает, что всем интересуешься. Перебирал он сегодня потолок на медпункте, вот и посыпались из-под стропил. Раньше там купец Чазов жил, лавку в нижнем этаже держал. Видно, копил и прятал купец. Революция ему этот капитал нарушила.

Саша подошел к столу и стал с интересом перебирать радужные старинные деньги. Мальчику было лет двенадцать. Худенький, загорелый, с белыми мягкими выцветшими волосами, ничем не приметный сельский мальчик. Привлекательна была манера держаться — спокойно, ровно, самостоятельно. К нам Саша относился холодно и равнодушно.

Вошла миловидная хозяйка с ведром молока.

РИС. 3.

Мы быстро договорились о ночлеге и ушли спать в сарай на сеновал, набитый пахучим сеном. Через некоторое время туда же поднялся и Саша и лег несколько в стороне. С нами он не заговорил. Да и нам было не до разговоров, так умаялись за день.

Третью неделю бродили мы по чусовским берегам в благодатную летнюю пору. У Ильина, театрального художника, были некоторые причуды. Очень неохотно говорил он о живописи, искусстве, избегал в среде, художников споров о мастерстве. Не очень охотно показывал свои картины на выставках. Но живописи, безусловно, был предан. Обычно на все лето, пользуясь отпуском, покидал город, чтобы запастись «материалом» для зимней работы в театре. На Чусовой он проводил второе лето. Его привлекали скалистое берега, виды деревень и сел, старинные постройки, остатки заводских строений. Меня он уговорил провести с ним летний отпуск.

Прав Саша: забавно у нас получилось — шагали в Зябловую, а попали в Зимник. Где пропустили нужный поворот? Но не беда — поживем и в Зимнике. Ведь собирались и сюда заглянуть.

Утром возле дома оглушительно зашумели два трактора, послышались голоса. Саша вскочил и быстро спустился с сеновала. Ильин покряхтел-покряхтел, но встал. Пошел на Чусовую рисовать туман.

Никого из хозяев в доме не было. Да и вся деревня в этот день пустовала. Мальчик говорил правду — колхоз поднимал большой участок лесной нетронутой земли, очищал ее от кустарников, готовил к осенней вспашке. Я весь день провел один. Ильин так увлекся, что пробыл на реке до заката солнца.

Хозяева появились еще позже. Мы сидели с Ильиным на лавочке у ворот.

К дому подошел высокий старик. На длинной шее с выступающим кадыком держалась маленькая узкая голова. На ней еле сидела драная, с клочьями желтой вылезающей ваты шапчонка, на ногах — калоши, подвязанные веревкой, в руке — суковатая палка. Старик был небрит и грязен. Он постучал в окно палкой и крикнул тонким голоском:

— Прокофий! Покажись-ка!

Хозяин вышел на улицу.

— Сын дома? Ты скажи Сашке, что отверну ему башку и на воротах повешу. Попадется он мне!

— Сам с ним поговори, — равнодушно отмахнулся хозяин и позвал: — Сашка!

Саша появился с воинственным видом.

Старик петухом кинулся к нему, замахнулся палкой:

— У, рицдивист! Опять охоту устроил. Шпиен паскудный! А ну, верни силки!

— Не верну, — решительно отказал Саша. Он стоял, наклонив голову, как молодой бычок. — Не позволим лес зорить.

— У, сопля несчастная! — Старик трусовато взмахнул палкой, глаза его злобно блестели. — Рицдивист!

— А ты Култышка! — бросил мальчик.

— Саша! — гневно крикнул отец.

— А он чего ругается! Сам виноват… Будем следить, шагу не дадим ступить. И силки не отдадим. Зачем правила нарушает?