Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (бесплатная регистрация книга txt) 📗
– В комитете, безусловно, да, – ответил Валерий.
Было неудобно вести деловой разговор, лавируя между гуляющими.
– А есть в школе, наверное, и ребята похуже?
– Есть, конечно, похуже. – Валерий не мог смекнуть, куда гнет студентка.
– И что – приносят они вред? – Наталья Николаевна замедлила шаг, повернула голову к Валерию.
«Приносят, подлецы, да еще какой!» – подумал Валерий, но ответил скупо:
– Бывает, нарушают дисциплину.
– С Хмеликом и Лаптевым, например, «нарушения» были, да? – Тон у Натальи Николаевны был сдержанно-испытующий.
– Я сам про это все время думаю, – просто сказал Валерий.
Он хотел объяснить, что мешает уличить виновников, но Наталья Николаевна продолжала спрашивать. Ее новые вопросы, казалось, ничуть не касались судьбы Хмелика и Лаптева – она интересовалась, любят ли его товарищи и он сам читать и какие книги, кто увлекается театром, кто бывает на концертах в Консерватории. Валерий, недоумевая, рассказал, что читает книги, какие входят в программу по литературе, и еще некоторые, что Станкин – театрал, а Кавалерчик посещает музыкальный лекторий и по воскресеньям ходит на утренние концерты.
– Значит, книги любите, театр любите, музыку любите? Верно?
– Ага, любим, – ответил он утвердительно и вместе с тем озадаченно.
– А за нашу социалистическую культуру не боретесь! – резко сказала Наталья Николаевна.
Фраза эта показалась Валерию слишком громкой, – может быть, потому, что смысл ее был туманен. Культура связывалась в его представлении с парком культуры и отдыха, где летом можно было посидеть на скамеечке в тени, взять напрокат лодку, поиграть в шашки. Некультурно было свистеть в два пальца, браниться. Сейчас Валерий попытался определить мысленно, что в парке было для отдыха и что – самой культурой, но не смог и, немного растерянный, слегка задетый, произнес:
– Почему же не боремся?..
– Вот этого я не знаю, – сказала Наталья Николаевна.
То, что затем услышал Валерий, было неожиданно, потому что повторяло его мысли, а отчасти, правда сбивчиво, отвечало на них.
– Вы знаете, что школы называют очагами культуры? Понимаете почему?
Он неуверенно кивнул.
– Ну, потому, конечно, что в школе вы овладеваете культурой, то есть познаете науки, литературу.
Действительно, науки и литература – это культура, они проходили.
– И, понимаете, оттого, – продолжала Наталья Николаевна, – что хозяева в школе – те, кто вооружен культурой. По-моему, именно по этой причине... Собственно, прежде всего по этой причине школы называют очагами культуры. А по-вашему, так? Права я, по-вашему?
Тема разговора до сих пор не очень-то занимала Валерия, но подкупало его то, что Наталья Николаевна, взрослый человек, почти готовая учительница, делится с ним чем-то, не до конца для самой себя решенным, ищет у него подтверждения своим мыслям. И, благодарный за неподдельный интерес к себе, он ответил живо, как если б тема беседы и впрямь его волновала:
– Это абсолютно точно, Наталья Николаевна!
– Но тогда точно и вот что... Ведь если наоборот... если те, кто вооружен культурой, – не хозяева в школе, школу нельзя считать очагом культуры. Так?
Вот об этом он и думая недавно – правда, немного по-другому.
– Да, – сказал он. – Но как же так?! Я вот стараюсь, как говорится, обмозговать... У нас же очень многие...
Наталья Николаевна перебила его:
– Как – я не знаю. Но, кажется, я догадываюсь, что вы хотите сказать. Вы хотите сказать: многие комсомольцы и пионеры любят литературу, науку, театр. Они презирают шайку хулиганов, которые пытаются властвовать в школе, запугивать в ней всех, кого могут. Я с вами, безусловно, согласна – многие комсомольцы и пионеры их презирают. Но они соседствуют все-таки с темными силами. Они не борются за нашу культуру, а лишь в душе, точно в тиши музея, хранят уважение к ней!
Что-то помешало Валерию подметить во взрослом рассуждении и маленькую несуразность (студентка согласилась со словами, которые сама же приписала ему), и чрезмерную горячность. Он воспринимал сейчас одно – правду, что говорила Наталья Николаевна. Подробности ускользали, и даже сравнение – «в душе, точно в тиши музея» – лишь считанные секунды было для него диковинным. Позднее он ощущал уже не оригинальность, а только горечь этого сравнения.
– Как же все-таки так получается? – после паузы снова спросил Валерий.
– Не знаю, – ответила Наталья Николаевна в третий раз.
Несколько минут они шли молча.
– Вот этот переулок – мой, – сказала студентка. – Доведете меня до дому или, может быть...
– Нет, почему... доведу, – немедля отозвался он.
Оглядевшись, Валерий обнаружил, что ему совершенно незнакомо ни место, где он находится, ни название переулка на ржавой дощечке с полустершейся первой буквой и целехоньким твердым знаком на конце. Захваченный беседой, он не следил за дорогой и теперь помнил всего-навсего, что шагает, кажется, уже довольно долго.
Едва Наталья Николаевна и Валерий свернули в переулок, как от угла отделились трое молодцов – один лет четырнадцати, крупный и рослый, и двое поменьше, похлипче. Они последовали за Натальей Николаевной и Валерием, сначала нарочно громко переговариваясь между собой: «Какая пара», «Вот это пара!», «Жених с невестой!», «Любовь до гроба!» Затем парнишка поменьше забежал вперед и, хихикая, спросил:
– Вы скоро женитесь?..
– Чего ты, не видишь – уже! – басовито откликнулся рослый парень, шедший позади.
– Ребята, как не совестно безобразничать! – возмутилась Наталья Николаевна. – Прекратите сейчас же балаган!
– Жена обиделась! – объявил старший, а двое других старательно захохотали во все горло, семеня по пятам за студенткой и Валерием.
Валерий обернулся, мгновенно схватил хохочущего мальчишку за ворот, приподнял, встряхнул, опустил. Тот побелел от страха. Второй, разом оборвав смех, отпрянул к старшему. Рослый парень подскочил к Валерию:
– Ну-ка, отпусти!
– Я те зубы поскалю! – спокойно и негромко сказал Валерий, не двигаясь с места, и выругался. – Беги отсюда! Дам в лоб! – Последние слова, произнесенные надлежаще грубо и отрывисто, действовали безотказно, так как давали понять мальчишкам, что им встретился «свой», да к тому же, видать, «тертый».
Когда мальчишки, невнятно грозя «попомнить», скрылись, Валерий как ни в чем не бывало вернулся к разговору. Но на студентку встреча произвела большее впечатление.
– Вы себя с ними очень решительно вели! – сказала она возбужденно. – Просто на редкость ловко их спровадили! Я уж не на шутку забоялась...
– Что вы, это ж мелкота, – ответил Валерий небрежно и скромно, – пустяки...
– Но все-таки их было трое! На редкость ловко вы их спровадили, – повторила она. И, поколебавшись, добавила: – Только вот ругались напрасно.
«Услыхала все-таки», – подумал Валерий.
– Таких же добром, уговором не возьмешь, я-то знаю, Наталья Николаевна, – сказал он, оправдываясь. – Начали б мы: «Как вам не стыдно, должны соображать...» – и всякое в таком роде, ни за что они б не отстали.
Наталья Николаевна ничего не возразила, и он, решив, что этот вопрос исчерпан, заговорил о другом:
– Я вот вчера дочитал «Педагогическую поэму». Так там Макаренко на последней странице пишет: может быть, создадут скоро простую, деловую книжку – о коммунистическом воспитании. Вы, наверное, помните – как раз кончается этим. А что такое, Наталья Николаевна, коммунистическое воспитание?
Студентка усмехнулась, посмотрела на него с пытливым удивлением. И он смутился, гадая, сочла его теперь Наталья Николаевна позорно несведущим или, наоборот, сверх меры глубокомысленным.
– Возможно, у вас времени сейчас нет? – спросил Валерий.
– Что вы... – ответила она рассеянно. – Есть, конечно.
Они остановились на ступеньках, ведших к подъезду высокого кирпичного дома.
– Коммунистическое воспитание – это воспитание, правдой, – отчетливо, но как-то машинально проговорила Наталья Николаевна.