Бунт на корабле или повесть о давнем лете - Артамонов Сергей Федорович (книги полностью TXT) 📗
И ухмыльнулся от удовольствия, что вот он какой неприступный и что отряд так от него зависит! Конечно же, никому из нас и в голову не пришло — пойти да и пожаловаться.
Но в верталину играть не хотелось, и весь тот день многие наши и я, конечно же, бегали смотреть, как «ближние» готовятся к походу с ночёвкой.
Вот они потащили котёл, вот прилаживают к его ручкам толстую проволоку — будут себе чай варить на костре, ночью…
Так замечали, смекали мы и завидовали, сидя в сторонке, чужие, не принятые в прекрасную игру, да слушали с восхищением, как ловко и толково распоряжается их Спартак.
— Всем звеньям выделить костровых! — весело кричал он, и хитро прищуривался, и загадочно ухмылялся…
— Каждому даётся только по одной спичке, и посмотрим, кто сумеет зажечь и сохранить огонь! — С этими словами он, вспомнив о чём-то ещё, поспешно скрывался в их домике, и тут же его голова высовывалась из какого-нибудь окошка, да на втором этаже…
— Эй, звеньевые, — кричал он уже с возмущением, — да вы что думаете, я, что ли, за вас буду обо всём помнить? Кружки в столовой кто получать должен? А ложки? Выделить по человеку от каждого звена и ещё по одному — ко мне! Я покажу, как из одеял скатывать скатки, чтобы нести было легче, через плечо…
Здорово это было!
Вся лужайка перед их домиком в один миг покрылась серыми одеялами. Сначала они их просто вытряхивали, а потом принялись скатывать в тугие жгуты и концы этих жгутов связывали. Получалось что-то вроде чудесных лошадиных хомутов, которые они все по команде надевали через плечо и строились. И даже маршировали они перед Спартаком, а ещё потом, всем отрядом, хохотали, потому что многие завязали свои одеяла так крепко, что и не развязать ни ногтями, ни зубами…
А наши ребята тихо сидели в стороночке и поглядывали. Сначала было хотели посмеяться над «ближними»: подумаешь, экая невидаль — поход с ночёвкой! Палаток-то всего три. Набьются туда, как сельди, как кильки, как хамса… Ха-ха-ха! Нет уж, мы лучше на своих кроваточках — удобно!
Но вот это «ха-ха-ха» как-то не вышло, а кто-то из наших и вовсе вздохнул…
Так начал было наш отряд задираться, а спартаковским даже некогда отбрёхиваться. Да и к чему, когда мы и так видим: у них интересно и весело, а у нас неинтересно и скучно.
Большая разница, правда?
И так было во всём и едва ли не каждый день: наш третий-второй не знал, чем себя занять, и вот кто-то от скуки додумался выкрасить гипсовую скульптуру горниста зелёной масляной краской. Рядом как раз забор перекрашивали. Гера всех оставил без купания, пока «тот маляр не сознается сам»…
В другой, в будущий раз «спартаковцы», это я снова забегаю вперёд, затеяли играть с деревенскими в футбол. А мы — да нам Гера и мячей-то сначала не давал, потому что ему «за них отчитываться»! Уж потом, когда заварилась в лагере каша, тогда только стал выдавать, потому что ему влетело. Но до этого ещё далеко.
Кстати, с этим футбольным матчем тоже была история. И вот какая.
Сначала, и в глубокой тайне, решено было, что сыграет с деревенскими сборная третьих отрядов. Вернее же, устраивали две встречи. С большими деревенскими сыграют наши большие, из первого отряда, а потом с деревенскими поменьше — мы, сборная от двух третьих. Но вышло не так. Я об этом расскажу подробно, но попозже, а сначала немножко о другом.
16
Был вечер. Давно прошёл ужин и кончилась линейка, но лечь мы ещё не легли, и некому было нас загонять по палатам, потому что к Гере пришёл Спартак.
Они сидели на крылечке и разговаривали, а мы слушали, как они говорят, и радовались тому, что вот прогорнили уже отбой, а вожатые, видно, так и не услыхали сигнала…
— Деревенских мы обштопаем! — говорил Гера. — Они и играть-то не умеют. Из них небось никто ни одной настоящей игры не видел, да и мяч-то настоящий, чтоб я сдох, если они видали! Ведро какое-нибудь ржавое гоняют, вот и весь ихний футбол! Да ещё босиком… Что у них, бутсы, что ли, есть? Да никогда я в это не поверю — откуда у них бутсы? А ботинки они берегут, они в ботинках ни за что на игру не выйдут, это как штык, точно!
«Странно, чему же тут радоваться?» — подумал я, прислушиваясь к тому, что будет дальше.
Я тоже ботинки свои берёг и тоже никогда ещё не играл в бутсах. Поэтому мне стало обидно за этих ребят, правда я их вблизи и не видел ни разу, только издали, когда бегал украдкой на речку.
Там, на лугу, они поставили себе ворота из тонких жердей и гоняли действительно босиком и действительно не настоящий мячик, а какую-то старую шапку, набитую травой… Наверно, у пугала с головы сняли, гадал я тогда же. глядя на то, как неумело и смешно некоторые из них дрыгали попусту ногами и как таскают эту травяную шапку туда и сюда без всякого толка…
Гера прав — это было мне ясно, они плохо играют, да только правота его была совсем нехороша. Тем более, что и ещё кто-то из темноты, а за ним ещё и ещё — вразнобой в несколько голосов заговорили, весело посмеиваясь над тем, что…
— Ага, они же все босые! А мы как выйдем в бутсах, со щитками и всех их сразу перекуём!
— Коробочку им устроим!
— И под сухую их, со счётом 25: 0!
— Погодите-ка! — вмешался Спартак. Он закурил, и я увидел, что лицо у него, всегда улыбающееся, теперь сделалось злым.
— Погодите-ка! Это же тогда не игра. Деревенских надо потренировать сначала… Наш отряд так играть не согласен!
— А кто их тренировать-то будет? — спросили с недоумением из тьмы.
— Да и я могу, — сказал Спартак, — и ребята из первого отряда могут…
— Они нас обыграют тогда! — недовольно сказал тот же голос… («Это Женька», — подумал я.)
— Если мы будем хуже играть, обыграют, — отозвался Спартак.
— Что ж, и нам, что ли, тоже разуваться? — спросил-: Витька-горнист.
И снова все вразнобой загалдели:
— Они летом босиком! Привыкли!
— Как баски, — вставил кто-то.
А ещё кто-то фыркнул презрительно:
— Сказанул тоже — баски… Баски себе ноги бинтовали! Они знаменитые футболисты.
— У нас есть бутсы на две команды, — сказал Спартак — так что босым никто не останется.
— Нет, это нельзя, — перебил Спартака наш Гера, — прав не имеем им бутсы давать. Потому что можно внести в лагерь инфекцию…
— Это мы уладим. И давай договоримся: ты наших тренируешь, а я деревенских подучу… Идёт?
Никто ещё не успел пожалеть о таком обороте дел, нашу команду, оказывается, тренирует Гера, играть вовсе не умеющий — он только орать у нас мастер, — как вдруг раздался страшный, душу леденящий крик и стремительный чей-то бег сквозь кусты, неведомо куда, с треском и хрустом.
— Кто там? — тоже страшно крикнул Гера: он сам, видимо, испугался… Да и мы все замерли.
— Ой! — отозвался неведомый голос. — Ой-ой-ой! — из кустов вылезла мама Карла. Ей, оказывается, в во-сы вцепилась летучая мышь.
Полина трясла головой и сильно топала ногами, пока Спартак с Герой выпутывали из её волос маленького цепкого зверька. А сбоку уже кто-то старательно давился, сдерживая смех.
Но вот Спартак освободил маму Карлу. Её ещё колотила дрожь, а лицо исказила гримаса отвращения, но она се поправляла волосы и явно готовилась задать нам вопрос: «Это почему же отряд до сих пор не спит?»
Но тут кто-то произнёс дикое слово — «убить».
Кто это сказал — не помню, да и темно было. Помню, о вздрогнул, и ещё помню, что вовсе не неожиданно прозвучало тогда это «убить». Пожалуй, даже почти нормально это было сказано, и никто, казалось, не удивился. Впрочем, мама Карла возразила, но брезгливо, вяло и негромко:
— Фу, какая гадость… Не делайте этого…
А мышонок сидел в кулаке у Спартака, и вот кто меня тогда удивил — Спартак!
Несколько мальчишек столпились возле него, Женька присел даже, стараясь подсмотреть, что же у него там в кулаке.
А Спартак вдруг громко и Чётко спросил у всех:
— Убить? Кто за то, чтобы убить? Ну?
И такое что-то было в его голосе, что никто ему не ответил, и все притихли.
