Честь Родины (Рассказы о народных героях) - Дмитриев Николай Петрович (читать книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Но солдаты будто не слышали. Он подошел вплотную и тронул одного из них за плечо.
Солдат обернулся. Это был сигнальщик. Увидев командира, он встал во фронт.
— Что за базар? Порядка не знаете! — вспылил Перекомский. — Глазеете, как бабы. Ну, чего не видели?
— Вашбродь, — отозвался сигнальщик, — дозвольте доложить. Так что лошадь…
— Какая лошадь? — переспросил капитан. — Что ты чепуху порешь?
— Никак нет, — упрямо ответил сигнальщик. — Так что лошадь… Извольте взглянуть.
Перекомский подошел к краю бруствера и выглянул.
По полю, между третьим бастионом и вражеским окопом металась рослая лошадь без всадника. На спине ее торчало дорогое седло. Ускакала ли она, сбросив седока, или по недосмотру от хозяина убежала, оборвав привязь, — неизвестно.
Над английским окопом виднелись головы стрелков. А выйти за беглянкой было боязно. Под пулю попадешь.
Кто-то тронул Перекомского за рукав. Он обернулся и увидел рыжеватого матроса. Это был смельчак, бросивший в ушат с кашей залетевшую бомбу.
Но об этом случае Перекомский еще не знал. Лейтенант Головинский, угрюмый и молчаливый человек, сменившись с дежурства, не успел ему рассказать, как матрос Кошка потушил горящий снаряд.
— Ваше высокоблагородие, — спросил матрос, — дозвольте лошадью завладеть?
У капитана Перекомского была природная болезнь: в затруднительных случаях голова его дергалась. И получалось, как будто он соглашался. Это приводило к недоразумениям.
— Как тебя звать? — спросил он матроса.
— Петром, — бойко ответил черноморец.
— Я не имя, братец, а фамилию спрашиваю, — буркнул капитан.
— Кошка, — сказал матрос. — Дозвольте, ваше благородие, очень уж лошадка хороша…
Лицо Перекомского побагровело. Он подумал, что такой фамилии быть не может, а это ему, капитану, солдаты приклеили такое прозвище.
— Как фамилия? — переспросил он, и от растерянности голова его дернулась.
Матрос, приняв кивок за согласие, козырнул, бросился к насыпи и мигом перелез через бруствер. Солдаты остолбенели от удивления. Только сигнальщик успел крикнуть:
— Вертайся, Петро. Убьют!
В ответ снизу глухо донеслись слова:
— Ребята! Палите по мне! Пусть смекают, что я до их бегу.
Перекомский очнулся первым.
— Что стоите? — крикнул он. — Палите скорее… холостыми…
Сигнальщик вскинул ружье. Грохнул первый выстрел, за ним другой, третий.
Из вражеского окопа высунулись стрелки, с удивлением разглядывая бегущего человека, по которому со стороны русских шла частая ружейная стрельба.
Он бежал зигзагами, спотыкаясь, припадая к земле и снова учащая шаг. В этот миг ни у кого не возникло сомнений в том, что это перебежчик. Из вражеского окопа ему махали руками, касками, кричали, чтобы он бежал быстрее. Вот он поравнялся с лошадью, нагнулся, перехватил волочившиеся по земле поводья и вдруг вскочил на седло. Лошадь рванулась, взвилась на дыбы, но матрос ударил ее стременами в бока и, повернув, поскакал обратно в русскую сторону.
Не успели враги опомниться, а он уже был у своего бастиона. С вражеской стороны запели пули, но тщетно. Смельчак, перемахнув с разбегу через бруствер, влетел к своим.
Смельчак перемахнул с разбегу через бруствер.
Со всех сторон к нему бежали защитники бастиона.
— Ваше высокоблагородие! Вот вам конь, — сказал матрос, слезая с седла. И, кивнув с усмешкой в сторону неприятеля, добавил: — А они пусть теперь на козе покатаются.
— Голубчик, — ответил Перекомский, — дай я тебя за удаль поцелую!
Солдаты обступили их. Крича «ура», они принялись качать храбреца.
С тех пор матрос Кошка стал гордостью третьего бастиона.
Севастополь, как разъяренный лев, отбивался от врагов.
После нескольких неудачных атак неприятель приступил к планомерной осаде города.
К надземной войне прибавилась подземная. Французские саперы рыли в земле тайные ходы, подбираясь к русским позициям.
Русские взрывали эти ходы минами и фугасами.
Осада затянулась. Дни стали короче. Подошла зима. Земля обледенела, покрылась снежным покровом.
Однажды ночью из третьего бастиона сделали вылазку. Шестьдесят солдат пробрались к вражеским окопам, но французы их заметили, открыли стрельбу и многих убили. Оставшихся в живых спасла поднявшаяся метель. Они с трудом добрались до бастиона.
К рассвету метель улеглась. Сигнальщик, через отверстие в бруствере следивший за неприятелем, заметил, что у вражеского окопа, прислонившись к насыпи, стоит неподвижно наш унтер-офицер.
Сигнальщик подозвал товарищей. Начались толки и разговоры. Кто-то из солдат, ходивших на вылазку, присмотревшись внимательней, сказал:
— Конечно, это наш Ефим Тимофеевич… Замерзший он, братцы.
— Вороги над покойником тешатся! — возмутился сигнальщик. — Нарочно его караульным выставили…
— Нам на позорище, — добавил один из артиллеристов.
К разговаривающим подошел матрос Кошка. Узнав, в чем дело, он тоже присоединился к общему негодованию.
— Ведь это же обидно, братцы! Эх, сердечный! И бежать не может, потому как мертв. Как бы его сюда доставить?
— И думать нечего, — возразил сигнальщик. — Убьют.
— А вот я попробую, — ответил Кошка.
— Ничего не выйдет, — проворчал один из солдат. — Подстрелят тебя французы, как зайца.
— Посмотрим! — сказал Кошка и пошел искать лейтенанта Головинского.
Выслушав матроса, лейтенант пожал плечами:
— На такое дело дать разрешения я не могу. Ступай к капитану.
Кошка, мрачно козырнув, отправился в капитанскую землянку. Осторожно приоткрыв дверь, чтобы не выпустить тепло, он увидел, что Перекомский что-то пишет. Капитан составлял очередные сводки убитых и живых.
Увидев матроса, он положил карандаш. Матрос снял шапку.
— Ваше благородие, — сказал Кошка. — Дозвольте спасти товарища от надругания.
— Какого товарища? — спросил Перекомский.
Кошка рассказал о мертвом унтере. Капитан нахмурился.
— Опять чудишь? — буркнул он. — А что, если подстрелят? Незачем живому из-за мертвого пропадать. Не могу разрешить.
Но Кошка стоял на своем.
— Ваше высокоблагородие, — бормотал он, — меня пуля не трогает. Отпустите, будьте так милостивы… Дозвольте…
Он так упорно клянчил, что Перекомский не выдержал.
— Ну, черт с тобой! — сказал он. — На меня не пеняй. Сам в могилу лезешь. Пойду просить Панфилова.
Начальник оборонительной линии севастопольских укреплений контр-адмирал Панфилов после уговоров дал наконец разрешение.
Довольный Кошка отправился в землянку и целую ночь оттуда не выходил. Взяв матрац, он распорол его, вытряхнул солому и сшил себе из холстины мешок. А для рук и головы сделал прорези.
Рано поутру он напялил на себя мешок и выбрался с бастиона. Спустившись с бруствера вниз, он осторожно пополз.
В утреннем тумане белая холстина почти сливалась со снегом. Ползти было трудно. Обледенелые камни раздирали руки до крови.
До вкопанного в землю мертвеца оставалось еще шагов сто, а уже начинало светать. Ползти дальше было бесцельно и опасно.
Кошка залег на снегу и весь день пролежал до темноты.
Руки и ноги закоченели, не разогнуть.
Когда стемнело, он опять пополз. Кое-как добрался до мертвеца, вытащил широкий нож, начал тихонько откапывать. Мерзлая земля поддавалась туго. Он долбил ее ножом. Искрошенные комья осторожно вынимал пригоршнями, отбрасывал в сторону.
Работал он долго, несколько часов. Наконец откопал. Труп стал качаться в яме. Кошка, обмотав мертвеца веревкой, привязал его к своей спине. С усилием он вытащил труп из ямы и медленно, изредка останавливаясь, двинулся в обратный путь.
Нести тяжело, и уже опять светать начинает.
Заметили англичане, что кто-то по снегу ползет, открыли пальбу.
