Как мы росли - Карпенко Галина Владимировна (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
— Ой! Ну стукни меня, стукни! Я-то думала… Ой, Варя! Ой, я дура!
— Ну тебя! — сказала Варя. — Идёмте спать. Я замёрзла прямо ужас как…
Девочки на цыпочках вошли в спальню. В чугунной печке ещё тлели покрытые пеплом угли. Подойдя к дверце, Варя осторожно стянула чулок.
— Царапины нет, а синяк здоровый, — сказала Клавка.
Сорокина не спала или проснулась.
— Ну что? — спросила она, поднимая голову. — Видели?
— Видели! — ответила зло Клавка. — Только мы его пуганули.
Наливайкина тайна
На другой день Клавка уступала Варе во всём, а за обедом отдала ей горбушку.
— У меня что-то зуб шатается — ещё сломаешь, — сказала она.
Варя милостиво принимала её внимание и даже согласилась с ней дежурить, чего раньше никогда не было.
Клавка разбудила Варю пораньше:
— Одевайся скорее, и побежим!
— Ещё рано, — сказала Варя.
— Ничего не рано!
Девочки прибежали на кухню. Кроме дяди Егора, там никого не было. Дядя Егор только что растопил куб и сидел покуривал.
— Какую рань примчались, — сказала Варя.
Но дядя Егор не удивился. Он встал и снял с полки большой медный колокольчик.
— На, звонарь, звони! — сказал он Клавке.
— Бежим, Варя! — И Клавка, потрясая колокольчиком, вихрем понеслась по коридору, вверх по лестнице.
Варя, прихрамывая — нога ещё болела, — еле за ней успевала.
Вот какая Клавка! Никогда не рассказывала, что дядя Егор даёт ей звонить.
— На?, позвони! — говорит Клавка и даёт Варе колокольчик.
Варя трясёт его обеими руками, но так, как у Клавки, у неё не получается.
— Ты вот так! — И Клавка, подняв колокольчик над головой, звонит громко: динь-динь-динь!..
Обежав лестницы и коридоры, дежурные вернулись в столовую.
Дежурство с утра шло хорошо, но во время обеда, когда Варя несла поднос с хлебом, в тёмном переходе из кухни в столовую на неё кто-то налетел. Раздался грохот. Варя побежала вперёд, Клавка, которая сзади несла ложки, завизжала.
Варя добежала до стола — на подносе осталось только несколько кусочков хлеба.
Из коридора неслись крики. Свет не горел, и туда с факелом отправилась Гертруда Антоновна.
На полу валялись ложки. Клавка, вцепившись в волосы Наливайко, визжала вовсю, а Наливайко обеими руками прижимал к груди ломти хлеба. При свете факела он выронил хлеб, но Клавка продолжала крепко держать его за волосы. Она просто повисла на нём. Наливайко хоть и большой, а всхлипывал.
Когда Варя и Клавка раскладывали помятые куски хлеба, Клавка сказала:
— Вот он теперь поймает меня и вздует.
— Мы вместе ходить будем, — сказала Варя.
— Что ж, что вместе — обеим и попадёт.
Весь день был испорчен. После ужина, когда Варя с Клавкой мыли посуду, Наливайко появился в столовой. Он нарочно дожидался, когда уйдёт Чапурной. Клавка схватила половник. Варя тоже приготовилась сражаться, но Наливайко, не подходя к ним близко, сказал:
— Я не драться… Буду я с вами связываться! У меня собака осталась не евши. Давай сюда что в мисках осталось, выгребай!
И он поставил на стол ржавый котелок.
Варя подумала: «Вот и хорошо, а то мы с ним бы не сладили, если драться», и стала выгребать остатки из немытых мисок.
— Ты не мешай крошки с кашей, складывай кашу отдельно! — командовал Наливайко.
— Что же, твоя собака сначала первое, а потом второе ест? — спросила Клавка.
— Ты помалкивай! «Второе»! Я вот покажу тебе «второе»! — И Наливайко показал Клавке кулак.
Варя аккуратно выскребла остатки из всех мисок. Наливайко очень торопился:
— Ну ладно уж, давай что есть. У тебя большая собака или маленькая? — спросила Варя тоном примирения.
— А тебе не всё равно?
— Большой собаке здесь очень мало. Погоди, я у малышей посмотрю.
На столе у малышей посуду ещё не собирали, и в мисках было что поскоблить.
— Вот посмотри — теперь, может, хватит?
Наливайко заглянул в котелок: «Хорош!» — и бегом бросился к двери. На пороге он обернулся и сказал:
— Вы вот что: если Чапурному расскажете, то жизни не просите. А если будете соображать насчёт котелка — всё забыто. Идёт?
Клавка промолчала, а Варя с обидой ответила:
— Ты большой, а дурак!
— Ругайся, ругайся, а завтра я котелок под ваш стол поставлю. Идёт?
— Ставь, пожалуйста, — сказала Варя. — Жалко, что ли? Не тебе ведь, а собаке.
И вот после этого дня Наливайкин котелок стоял под столом.
— Ты всё-таки косточки отдельно клади, — просил Варю Наливайко.
— Интересно, какая у него собака? — спросила Варя.
— Да нет у него никакой собаки, — говорила Клавка. — Я везде смотрела: и в спальне у них нет, и в сарае с дровами нет. Что она, у него под снегом, что ли, живёт?
И вот однажды вечером Клавка по Наливайкиным следам дошла по парку до пруда. Следы свернули вдоль каменного забора, потом пошли кустами — до сторожки. Вот, оказывается, где собака! Послышался лай. Окна сторожки слабо засветились, и Клавка услыхала, как Наливайко крикнул:
— Иди-иди, черт, лохмач!
Дверь хлопнула, и лай затих.
Наливайко зазвал собаку в сторожку. Клавка не выдержала и подбежала к окну. В сторожке Наливайко был не один. На кровати сидел очень худой старик, и Наливайко кормил его из котелка с ложки.
Клавка пришла обратно и рассказала Варе всё, что видела.
— Нечего ему было собаку выдумывать, — сказала Варя. — Наверно, дедушка-то больной.
Наливайкин котелок с этого дня был куда полнее, и не объедками, а чистым супом или кашей.
Как-то Варя, передавая ему котелок, спросила:
— А чем же ты собаку кормишь?
— Чем? Кожуру всякую на кухне прошу. Она всё ест. Я её мороженой петрушкой кормил. А вот станет потеплее — мышей будет ловить. У деда в садоводстве про?пасть мышей.
Наливайко понял, что девочки разгадали его секрет, и был очень признателен за то, что они молчат.
Долой Татьяну Николаевну!
Уже чувствовался приход ранней весны. В дом глянуло солнце, сразу стали видны серые, немытые стёкла, а по углам пыль и паутина. Девочки решили устроить уборку.
— Сами возьмёмся и вымоем. Подумаешь, какое дело! — сказала Клавка и отправилась к Гертруде Антоновне просить тряпок.
К своей воспитательнице, Татьяне Николаевне, ходить нечего: она только придёт в столовую, съест, что полагается, и опять к себе в комнату. Гертруда Антоновна — другое дело: сама берёт тряпку, чистит, моет, потому у малышей и чистота.
А Татьяна Николаевна за всё время только один раз сказала: «Боже, как всё запущено!» — но как убрать, не посоветовала.
— Я к вам пришла за тряпками, — сказала Клавка Гертруде Антоновне.
Гертруда Антоновна пошла с Клавкой в бельевую и выбрала там старое одеяло:
— Его можно разорвать на тряпки. Только пусть все работают! У вас в комнате настоящий свинушник.
— Тряпки есть — теперь вымоем! — сказала Клавка и побежала вприпрыжку обратно.
Сорокина мыть пол отказалась:
— Что я, кухаркина дочь?
— При чём здесь кухаркина дочь? — уговаривала её Варя. — Мы хотим, чтобы было чисто.
— Что же я, по-твоему, буду половую тряпку в руки брать? Ты можешь взять половую тряпку в руки, а я нет.
— Почему ты не можешь?
— Почему?! — Люба смерила Варю презрительным взглядом. — Потому что я не росла на фабричном дворе…
Сорокина не договорила своей речи, — вмешалась Клавка.
— Не помрёшь! — сказала она, бросая ворох тряпок на пол. — В столовую бегаешь — не помираешь, а пол мыть — сахарные ручки отвалятся! На, бери тряпку, и будешь мыть, как все, ничего с тобой не случится.
— Да как ты смеешь! Как ты смеешь мне приказывать! Что я, с ума сошла, что ли, мыть пол? — Сорокина даже ногами затопала.
Клавка с удивлением глядела на Сорокину:
— Гляди, и правда как сумасшедшая. Ну, чего глаза-то вытаращила!
— Ты ещё обзываться, уличная побирашка! — закричала Сорокина.