Петька - Книжник Генрих Соломонович (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
Нюська наконец замолчала. У Петьки звенело в ушах, и он поковырял в них пальцами. «Нет, не такая уж хорошая вещь, сестра, собака лучше», — решил он, и тут ему в голову пришла такая мысль, что он даже задохнулся.
— Всё, Борька, — тихо сказал он. — Витьке конец. Серого надрессируем, он Витьку загрызёт.
Дрессировать Серого решили завтра с утра.
Сам Петька, может быть, и не догадался бы приготовить к столу, да Борькина мать научила. Она прибежала с работы, быстрая, торопливая, и сразу погнала Петьку.
— Шёл бы ты, помог тётке, — сказала она. — Всё одно, Бориска мне сейчас по хозяйству нужен. А ну цыть! Я ещё не спросила, откуда нос битый? А Нюська почему грязная такая? Бери ведро, неси воды. Я тебе сколько раз говорила… Дальше Петька слушать не стал и поскорее пролез под забором на свою сторону. На сегодня Борька был потерян.
Петька сел на крыльцо и задумался. «Почему они заставляют Борьку всё время работать? Ведь он ещё маленький. Когда папа говорит, что нужно трудовое воспитание, мама возражает, что я ещё успею наработаться, что у каждого ребёнка должно быть весёлое и полное впечатлений детство. А папа говорит, что самое весёлое и впечатляющее — хорошо сделанная работа. А мама говорит, что он, папа, и он, Петька, не оглянутся, как детство кончится, и на Петькины плечи лягут постоянные заботы. Что скоро седьмой класс и трудовой лагерь после него. А папа говорит, что поскорее бы. А Борька говорит просто: надо воды натаскать, надо Нюську покормить, грядки прополоть, курам корму насыпать. И не жалуется. Он что, любит работать? И мой папа любит работать, я знаю. И мама всегда рассказывает про свою работу. Папа в детстве жил здесь и, наверное, работал, как Борька, и вырос трудолюбивый. А Витька, наверное, не любит работать, он гад, и ему скучно, и поэтому он мучает маленьких. Что же получается, кто работать не любит, тот гад и ему скучно?» — Петька вздохнул и встал с крыльца. Он умылся, расставил на столе тарелки, разложил вилки и ложки, налил воды из ведра в чайник. Буханку, вывалянную в пыли во время драки с Витькой, он почистил платяной щёткой, которую мама специально купила ему в дорогу.
Щётка была совсем новая и, конечно, чистая. Она хорошо очистила буханку, но в самых грязных местах всё же пришлось срезать корку. А дядя с тётей всё не шли.
Из-за Борькиного забора потянуло чем-то нестерпимо вкусным. Петька сглотнул слюну. Можно было, конечно, поесть, не дожидаясь тёти с дядей, но не хотелось. Хотелось сидеть с ними за столом: тётя наливает из чугунка в тарелки большой разливной ложкой, дядя режет хлеб, и вот все начинают есть. Есть очень хочется и разговаривать некогда. А потом, когда тётя раскладывает по тарелкам второе, можно задать дядьке два-три вопроса. Но лучше всего разговаривать, когда дядька закуривает после обеда. Почему они не идут?
Папу тоже хорошо спрашивать, но он обычно не дослушивает до конца. И потом, он часто говорит не то, что хочешь от него узнать, а то, что он сам тебе хочет сказать, и нельзя возражать, а то он сердится. А дядька Василий слушает молча, пока не доскажешь, а потом отвечает. А если не хочет ответить или не может — так и говорит. И тётя Ксения такая же. Где они? Петька прислушался.
За забором слышны были голоса и смех. Петька уже знал, что это соседская Любка встретилась у колодца со своей подругой. А вот затявкал-завизжал Любкин мохнатый Шарик: наверное, увидел кошку. Петьке он не нравился: маленький, крикливый, и трус к тому же — на кошку лает, а подойти боится. То ли дело Серый: сдержанный, молчаливый, на кошек не обращает никакого внимания. Понятно, про него и так все знают, что он самый сильный.
Опять голоса, и опять не дядя с тётей. И эти голоса Петька уже знал: старая бабка Дуня ведёт свою упрямую козу домой. Коза тащит лёгкую бабку Дуню за собой на верёвке, куда хочет, та хлопает её прутом по косматым бокам и ругает, а коза мекает. А вот и дядькин голос: здоровается с бабкой Дуней и советует ей взять палку потолще, чтобы уважала зловредная коза… И Петька побежал к калитке встречать.
— Видишь, Ксеня, я же говорил, что он на стол накроет, — сказал дядька, когда увидел Петькину работу, — а ты сомневалась.
Если Петька делал что-нибудь по хозяйству, мама и бабушка тёплыми голосами долго потом рассказывали знакомым и родственникам о Петькиных подвигах. Петька ожидал благодарности и здесь, по крайней мере обещания написать домой о том, какой он хороший, но тётка только сказала:
— Вот и хорошо, а то устала я сегодня очень, — и пошла в дом. Дядька пошёл за ней.
— Тётя, я хлеб купил! — крикнул ей вслед Петька. Он даже растерялся, что тётка и дядька так спокойно восприняли его инициативу.
— Вижу, Петя! — отозвалась тётка, выходя с полотенцем из дома. — Правильно сделал. А деньги где взял?
— У Борьки одолжил двадцать копеек.
— Вот тебе деньги, завтра отдай.
Петька молча взял монетку и сунул в карман. Было обидно, что дядька и тётка ведут себя так, будто он каждый день накрывает на стол и покупает хлеб, и даже обязан это делать. «Принимают как должное», — говорила мама. Но обида была какая-то ненастоящая, зато уверенность, что он сделал нужное дело, была настоящей.
После еды Петька начал готовить задуманное.
— Дядя, — спросил он, — где Серый?
— Кто его знает? Бегает где-то.
— Как же так можно? А двор сторожить?
— От кого же сторожить?
— От воров и разбойников!
— Откуда они у нас? Отродясь не было.
— А если из лесу?
— Воры-разбойники в лесу не живут. Им там делать нечего и есть нечего. Если только со станции придут, так ведь далеко. Пока до нас дойдут, их люди увидят и запомнят: здесь все друг друга знают, чужой на виду.
— А если вор всё-таки со станции придёт, украдёт и уйдёт, по следам его можно найти?
— Зачем по следам? Позвоним из конторы на станцию, его там железнодорожная милиция возьмёт.
— Ну а если он переоденется или спрячется, можно по следам?
— Не пойму я тебя, Петька. Говори прямо, чего надо.
— Ничего не надо, просто интересно. Вот Серый, например, по следам нашёл бы?
— Серый? Не знаю. Он ведь охотник, на человека не обучен. По следу, может быть, и найдёт, да не бросится.
— А если надрессировать?
— Научить-то можно, только ни к чему.
— А если научить, то как?
— Да зачем тебе?
— Надо, дядя.
— Серого к этому делу приучать нельзя. Для охоты пропадёт.
Дядька встал и, бесшумно ступая босыми ногами по траве, пошёл к собачьей будке. Слышно было, как он шуршит там чем-то, наверное, перетряхивает Серому подстилку. Потом Петька услышал звяканье рукомойника: дядька мыл руки. Петька сидел на крыльце, подперев кулаками щёки, и слушал. Шевелиться не хотелось. Тихо было очень. Даже комары не зудели, или Петька к ним уже привык? Изредка перелаивались собаки, хрюкнула и завозилась в своём закутке свинья. Кто-то прошёл по улице, шумя транзистором, звук быстро затих. Длинная тень от леса прикрыла двор, и он потемнел. Небо потеряло свою голубизну, стало совсем прозрачным над лесом и тёмным над головой. Посвежело. От дома на траву лёг жёлтый оконный отпечаток. «Свет тётка зажгла, — подумал лениво Петька, — а у Борьки темно, Нюську, наверное, в доме спать уложили, а сами во дворе сидят. Может, и Борька спать укладывается». Петька представил, как он сам забирается под одеяло, сворачивается там в клубок, а мама подтыкает одеяло со всех сторон, целует его в лоб и уходит, прикрыв дверь так, чтобы через щель в комнату падал свет и было не страшно. На полу лунные квадраты, тихо тикают часы, а из кухни доносятся мамин и папин голоса. Папа что-то рассказывает, а мама смеётся или ужасается. И так уютно под одеялом, и всё-таки чуть-чуть страшно: вдруг в окно заглянет кто-нибудь? Залезет на крышу, с крыши по верёвке вниз и заглянет в окно. И так Петьке нестерпимо вдруг захотелось увидеть папу и маму, что даже защипало в носу и глазах. Он потёр глаза кулаками и пошёл спать.
