Все будет в порядке - Воскобойников Валерий Михайлович (читать книги без регистрации полные txt) 📗
– Так и я с тобой…
Володя продолжал стоять, не оборачиваясь. Одного из говорящих он чувствовал даже спиной. Это был тот самый семиклассник, с волчьей улыбкой и сотовым телефоном.
О ком они говорили, было понятно сразу. Из пятиклассников только Шурка участвовал в математической олимпиаде и даже там победил.
Они шли домой, и Шурка ни о чём не догадывался.
– С тобой бывает так: подходишь к окну, видишь небо, солнце или звёзды и вдруг чувствуешь, что родился для великого дела, для всего мира? Ты такое чувствуешь? Тайные силы? Только они где-то прячутся, внутри… Чувствуешь такое? – допрашивал Шурка.
– Не знаю, – отвечал Володя с сомнением.
Хотя ему тоже стало иногда казаться, что растёт он не просто так, а для чего-то необыкновенного. Только бы знать – для чего. Здорово было бы, например, спасти человечество от космической катастрофы. Или хотя бы просто – кого-нибудь спасти. А то какое-нибудь открытие совершить.
Они шли по улице, и Шурка всё говорил, говорил и не догадывался, какая его подстерегает опасность. Что через несколько минут его могут ткнуть носом в вонючую землю там, где выгуливают собак, и заставить эту землю есть.
Но только этого не будет, потому что вместо Шурки на заброшенную стройку, за забор, пойдёт Володя.
Так он решил и так сделает. Он недавно в книге прочитал, что ещё в прошлые века, если полагалось драться на дуэли раненому, слабому или больному, то вместо него выходил друг. И принимал бой.
Только бы Шурка ни о чём не догадался. А с Володей им будет не так-то просто управиться.
– Ты чего больше всего боишься? – спрашивал Шурка. И сам отвечал: – А я больше всего боюсь, что меня по голове ударят нечаянно или сам ударюсь – и мыслей лишусь. Потому что думать – это самое главное счастье. «Я мыслю – значит, я существую». Ноги или руки там сломаются – пускай, только бы не голова!
И тут Володя его перебил:
– Я забыл, тебя же Анатолий просил зайти, прямо сейчас. Ты ему зачем-то срочно нужен. Он мне утром, до школы, позвонил.
– Я? – удивился Шурка. – Зачем?
– Не знаю, пусть, сказал, немедленно после школы ко мне.
– А ты?
– Он тебя одного звал, так и сказал: пусть приходит один.
Шурка поверил и пошёл в противоположную от забора сторону. Володя постоял немного на углу, посмотрел, как он уходит, а потом свернул к заброшенной стройке.
Там, за дырявым забором, валялись пыльные куски бетона, ржавые гнутые трубы и был утоптанный кусок земли, куда вечером со всей улицы приводили гулять собак. Володя и раньше время от времени видел там семиклассника с компанией, когда провожал Шурку домой. Эту компанию многие побаивались, старались незаметно обойти их стороной.
А теперь Володя сам шёл к ним.
Семиклассника с жёстким взглядом он увидел сразу. Вместе с ним были ещё двое – высокий, с румяными щеками, и другой, понурый, почему-то всегда уныло смотрящий вниз.
Семиклассник уже издалека улыбался ему, только эта улыбка опять напоминала волчью. А когда Володя молча приблизился и остановился перед ними, семиклассник, продолжая улыбаться, сказал сквозь зубы:
– Вали отсюда! Вали, пока по мордасам не схватил.
Володя отрицательно мотнул головой.
– Я вместо Шурки. – Ему вдруг стало не страшно, а легко, даже весело.
– Вместо кого? – переспросил высокий, с румяными щеками. – Он тебе доверенность выдал, что ли?
– Ага, доверенность землю зубами грызть, – подтвердил понурый.
– Стой, – перебил их семиклассник и снова повернулся к Володе: – Нам тебя не надо. Ты нам этого, киндервуда, приводи, понял? Значит, так, сумку оставь, а киндервуда приводи. Отпустим его? – кивнул он своим и приблизил к Володе лицо, которое опять улыбнулось волчьей улыбкой. – Приведёшь – будешь жить с нами, понял?
Улыбка всё приближалась, наползала на Володю. Володя даже чуть попятился, а потом медленно, будто во сне, размахнулся и несильно ударил ладонью в лицо семикласснику, в волчью его улыбку.
– Я с вами жить не буду, я вас гнать буду! – выкрикнул он и тут же почувствовал удар сбоку, там стоял розовощёкий.
А дальше началась свалка, когда толком не знаешь, чью отбиваешь руку и кто тебя бьёт сзади, когда крутишься между всеми врагами, прикрываешься, отбиваешь удары, нападаешь и кулаки, ноги, плечи действуют автоматически. И Володе уже казалось, что это никогда не кончится, и уже из носа густо капала кровь, и руки были то ли в этой своей крови, то ли в чужой.
И вдруг откуда-то он услышал близкий Шуркин зов:
– Вовик! Вовик, я иду!
Володя приостановился, повернулся на этот зов. И в это мгновение небо озарилось яркой космической вспышкой, а потом рассыпалось на тысячи искр и всё вокруг потемнело.
Дальше он уже ничего про себя не помнил, не знал. Ни Шуркиных криков, ни милицейского свистка, ни топота ног…
Ему было никак не проснуться. Он слышал рядом голоса. Порой эти голоса говорили про него, про Володю, даже были знакомыми. Только он не различал их. Услышит на минуту, почувствует страшную боль внутри головы и снова исчезнет, как будто и не существует.
Он проснулся оттого, что кто-то рядом плакал. И открыл глаза. Вокруг были чужие стены, сам он лежал на чужой кровати, в комнате было темно, а в окно светил фонарь. Рядом, на другой кровати, почему-то плакал Шурка, и голова его была забинтована.
– Шурка, ты чего? – спросил Володя и удивился слабости своего голоса. И тут же по запахам догадался: в больнице они, вот где. – Шурка, мы в больнице, что ли? Под машину, что ли, попали? Ты чего, Шурка?
А Шурка повёл себя странно. Он ещё раз всхлипнул, как бы по инерции, а потом приподнялся, посмотрел на Володю, как бы не веря, что это он, и потому вглядываясь, и вдруг закричал необыкновенно радостным голосом:
– Анатолий, Анатолий, он в себя пришёл, зови дежурного!
И тут же в тёмном углу кто-то вскочил со стула, едва не упав, и зажёг свет. Это был Анатолий.
А Шурка, смеясь, повторял:
– Я же говорил, что он сегодня оживёт! Правда, Володя, ты ведь ожил, ожил?
А у Володи снова от этих криков, шума, внезапного электрического света страшно заболела голова, но, чтобы обрадовать и Шурку, и Анатолия, он насильно улыбнулся и подтвердил:
– Я ожил, да. Я ожил.
Он лежал, прикрыв глаза, а Шурка рассказывал ему про какую-то драку, о которой он, Володя, совсем ничего не помнил.
– Ты же меня специально услал, да? Специально? Я сначала не догадался, а потом понял. И сразу назад. Разве я могу тебя бросить. А ты уже был там, один против трёх. Я подбегаю, а они тебя – трубой. И мне тоже этой же трубой слегка вмазали, видишь? – и он с гордостью показал на повязку.
– Потом, потом расскажешь, – сказал Анатолий, увидев, что Володя снова лежит с прикрытыми глазами. – Напугал ты нас всех. Как ты сейчас, Вовик?
– Хорошо. – Володя едва прорвался сквозь жуткую боль в голове.
– Мы тут около тебя все передежурили – и мама твоя, и Зинаида, и майор. Ты больше так сознание не теряй, не уходи. Слышишь? Ты нам всем нужен. Слышишь? Ты нужен всем!
А Володя как раз собрался снова уйти, провалиться в темноту, потому что невозможно было дальше терпеть эту боль в голове. Но Анатолий взял его за руку, и от его руки шли тепло и покой. Покой постепенно стал вытеснять боль, и скоро Володя задремал. А когда вошёл встревоженный врач, Анатолий тихо объяснил ему:
– Он очнулся, а сейчас просто спит. Теперь уж всё будет в порядке.
– Я же говорил, что выживет, – радостно проговорил врач. – Лобачевским, может, и не станет, но жить будет.
Эти слова донеслись до Володи словно из тумана.
