Хрустальные тайны - Кирпичникова Ирина Павловна (серия книг TXT) 📗
Видно, не пришла тому пора...
И вертелся он пока на деревянном кругу рядом с дядькой.
Часто приходили к деревянному кругу гости — полюбоваться его работой. Приходили старые и малые. Ребята просили:
— Дай в трубочку подуть. Может быть, у нас такой же стеклянный шарик получится.
Опытные мастера подолгу наблюдали за Ярёминым и потом многозначительно произносили:
— Ну и ну!
Борис понимал: одобряют, значит.
... Зашла как-то в цех молоденькая девушка. Под Новый год это случилось.
На ней был белый овчинный тулуп, весь расшитый шерстяными нитками, на ногах — маленькие уютные валенки, на голове — мохнатый меховой капор.
Несла она в руках зелёную, как изумруд, еловую ветку — душистую и свежую, с густыми колючими иголками. Снежинки на ветках растаяли и превратились в прозрачные сверкающие капли.
Девушка протянула Борису лесную ветку и сказала:
— Возьми. Уж очень ты красиво работаешь!
Борис посмотрел на девушку и даже трубку опустил от удивления:
— Как звать тебя? — спросил он.
— Клава.
— Откуда ты?
— Из села Никольского.
А Борису показалось, что сама Велия, покровительница лесов, свою посланницу с подарком из леса прислала.
Борис улыбнулся ей:
— Подожди здесь. Я тебе тоже хочу подарок сделать.
Он пошёл к печи. Достал из одного горшка немного бурого стекла, из другого— ярко-зелёного. Повытягивал тоненькие ниточки. А потом стал их складывать замысловатым рисунком.
Дядька Михайла не выдержал, подошёл к Борису:
— Уж не хрустальные ли кружева ты собираешься плести? Я тебе такого не показывал...
Когда-то филигранная вязь считалась самой большой тайной муранцев. Кто-то выдал эту тайну стеклодувам других стран. Стала она известна и в России. Но редкие русские мастера делали кружевные кубки. Не у каждого, даже очень опытного стеклодува, получалось это необычное хрустальное плетение.
— Я тебя такому не учил, — повторил дядька Михайла.
Дядька был не совсем прав. Действительно, они никогда вместе филигранную вязь не делали, хотя Борис очень ею интересовался и завидовал тем редким мастерам, которые умели плести хрустальные кружева.
Но сейчас он складывал из прозрачных ниточек не кружева, а совсем другие узоры. Они только напоминали муранские. Его — ярёминская — филигрань была яркая, колючая, лесная. Совсем как еловая веточка в руках девушки.
Борис уложил первую сплетённую зелёную лапку на кусок прозрачного хрусталя и залил её сверху стеклянной массой. Потом острой гребёнкой наколол ветку в нескольких местах — и повисли на концах изумрудных иголок блестящие сосульки.
Старый мастер удивился:
— Ничего не понимаю. Филигрань вроде бы делаешь по-мурански, а ниточки складываются как-то по-другому. Непривычно.
Тем временем Борис ещё смастерил одну хрустальную веточку и спрятал её в куске хрусталя.
Ветка за веткой — вырастала хрустальная маленькая весёлая ёлочка. Совсем-совсем зелёная, будто б родилась на лесной опушке. Каждая иголка к свету тянется. Коричневые ветки чуть-чуть приспустились, прижимаются к корявому стволу. Прозрачные сосульки фонариками горят.
— Так вот оно что, оказывается, ты затеял, — догадался дядька Михайла. — Старинную технику муранских мастеров по-своему, по-русски перевернул. Молодчина! Это уже настоящее твоё — ярёминское. — Потом печально добавил: — Значит, уйдёшь от меня...
Грустно стало старому стеклодуву. Должен бы он радоваться успеху племянника. Но жалко расставаться со своим любимым учеником...
А Борис всё смотрел да смотрел, как зачарованный, то на девушку, то на еловую ветку. И руки его продолжали плести из хрустальных нитей хрустальные узоры.
— Ты очень красивая, — говорил он девушке. — Ты самая красивая на свете.
Клава слушала его и улыбалась. Ей тоже понравился молодой стеклодув и его удивительно сильные руки. До чего же ловко они вертели выдувальную трубку! Она весело плясала перед стеклодувом в воздухе. Борис то гладил трубку осторожно, то подкидывал вверх, то покачивал из стороны в сторону. Пальцы его пробегали по трубке, как по кларнету: выше — ниже, выше — ниже.
И вдруг остановились где-то у самого мундштука. На какое-то мгновение Борис перестал дуть в трубку: пальцы его нащупали заветную отметину на металле...
В ЦАРСТВЕ СТЕКЛА
... Весной сыграли свадьбу. Перед каждым гостем стоял сверкающий хрустальный кубок. А у жениха и невесты кубки были кружевные.
Борис их сам выдувал. Засыпал чистое золото в огненную массу — стекло сделалось похожим на кроваво-красный рубин. Из него стеклодув вытянул тонкие нити. Потом скрутил их затейливыми спиралями—получились узоры, совсем как те, муранские, которые он видел когда-то в Эрмитаже.
Только его, ярёминские, кубки были ещё ярче!
Теперь филигранная вязь перестала быть для Бориса тайной.
Кружевные кувшины, вазы и графины украшали коллекцию Ярёмина. Слава о его мастерстве разнеслась повсюду.
Однажды Борис получил письмо из Ленинграда. Писал тот знаменитый профессор стеклянных дел, который когда-то приезжал с художником заказывать хрустальный фонтан. Сейчас профессор приглашал Бориса к себе, в свою стеклянную мастерскую. Хотел, видно, и своими чудесами похвастать.
И вот Борис снова в Ленинграде.
Открыл дверь стеклянной лаборатории и замер: вниз вели несколько прозрачных, хрупких ступеней. Профессор заметил смущение гостя.
— Смелее, Борис Алексеевич! Ничего этим ступеням не сделается, — сказал он и на глазах изумлённого Бориса бросил на ступени тяжёлый молоток. Молоток отскочил, а на лестнице не осталось даже трещинки.
— Закалённое стекло! — воскликнул профессор, взял гостя за руку и усадил в совершенно прозрачное стеклянное кресло.
Борис огляделся. Всё здесь было стеклянное, даже стены. На полках и на полу лежали какие-то таинственные прозрачные предметы: дуги, трубы, кольца, куски застывшей пены.
У входа стояли огромные хрустальные колонны, покрытые резными узорами. С потолка свисали фантастические кристаллы и сосульки. Настоящее царство стекла!
Профессор показал Борису кусок стеклянной трубы.
— Представляете, Борис Алексеевич,—сказал он,— сколько можно было бы сделать из стекла вещей, если б оно не трескалось и не билось? Вот хотя бы такую водопроводную трубу. В земле она никогда не заржавеет, и её не нужно часто менять, как железную. Или вот стеклянные стены. Можно выстроить целый дом из стекла.
— Неужто весь дом из стекла? — спросил Борис.
— А почему бы и нет! В нём будет много света, и его не надо красить. Даже улицы можно мостить стеклом. Стеклянные дороги не пылят. Грязь с них будет скатываться. Главное, чтобы покрытие было прочным. Ну хотя бы как это кресло.
Профессор несколько раз стукнул кулаком по подлокотнику. Стекло в ответ весело дзинькнуло. Многоголосым нежным эхом ему отозвались стеклянные предметы в зале.
— Я верю, — говорил профессор, — что настанет время, когда мы окончательно победим недостатки стекла. И прежде всего — его хрупкость. Стеклу будут не страшны ни мороз, ни жара, ни удары, ни тряска. И тогда прозрачные поезда помчатся по стеклянным рельсам. Через реки перекинутся стеклянные мосты. В городах появятся хрустальные дворцы. Люди будут обедать из хрустальных тарелок и стаканов, которые никогда не будут биться. А если кому-нибудь придёт в голову отделаться от какой-нибудь стеклянной вещи, то придётся её закопать в землю, так как разбить её будет невозможно.
Борис слушал и поражался. Его заинтересовали картонные коробки в шкафу. Они стояли ровными рядами, словно книжки в библиотеке. В каждой коробке по стёклышку, а в каждом стёклышке — секрет.
Через одно стекло всё видно в темноте, другое пропускает солнечные лучи, и под ним можно загорать. Целую полку занимали увеличительные стёкла. Посмотришь через такое, например, на свой палец — и он кажется тебе толще слоновьей ноги.
Самым удивительным показались Борису стеклянные нити. Не такие, как он вытягивал из огненных капель, а совсем тонкие, тоньше человеческого волоса.
