Хрустальные тайны - Кирпичникова Ирина Павловна (серия книг TXT) 📗
Из них были сотканы занавески для окон, пёстрый коврик на полу. Из кусков стеклянной ткани, склеенных вместе, сделаны стулья, диван и даже... лодка с вёслами. Настоящая лодка, в которой можно плавать по рекам и озёрам, только стеклянная! Борис попробовал приподнять её за нос — не тяжела ли? Оказалось — легче деревянной. Удивительно!
Всё, что окружало здесь Бориса, он увидел впервые. Он, стеклодув, всю жизнь проработавший со стеклом! Можно сказать, своими руками и своими губами столько его перепробовал. Но таких диковинок не видывал. Сколько же тайн у стекла?
— Не сосчитать! — сказал профессор. — Тут всем вместе, засучив рукава, начать разгадывать — не разгадаешь.
И он показал фантастические картины, нарисованные художниками и развешанные на стенах лаборатории. На одной из них была изображена станция метро, свод в главном зале которой поддерживали необыкновенные хрустальные колонны. Эту станцию решили строить в Ленинграде недалеко от Кировского завода — там, где жили, в основном, тракторостроители.
— Нарисовать просто, совсем другое дело — выполнить, — сказал профессор и вздохнул: — Конечно, эти колонны будет делать машина: выдувать или отливать. Но прежде, чем поручить машине такую работу, нужно на маленькой модели всё хорошо рассчитать и испробовать. И в каждом случае тут без искусных рук мастера-стеклодува не обойтись... Догадываетесь, Борис Алексеевич, для чего я вас пригласил?
СКРОМНОЕ РЕМЕСЛО, А СЛАВУ ПРИНЕСЛО
Когда Борис вернулся к себе домой, в Пестровку, Клава сказала:
— Совсем ты академиком стал: без тебя, видишь, даже учёные не могут разобраться!
— Выходит, не могут, раз приглашают, — ответил Борис и рассказал ей, что в Ленинграде надумали строить хрустальный завод. Будет он выпускать самый красивый хрусталь. А ещё там будут испытывать разные прозрачные новинки, какие только выдумают учёные, скульпторы и художники.
Хрустальный завод решили строить в Ленинграде на месте старой фабрики. Ещё до войны начали её переделывать. Дядька Михайла приезжал тогда помогать. Но не успели в то время всё наладить.
«Теперь, — подумал Борис Алексеевич, — мой черёд пришёл».
Ярёмин поехал на новый хрустальный завод не один. Всю бригаду за собой сманил. И семью перевёз. Так Ярёмины стали ленинградцами.
... Прошли годы. Борис своей работой на заводе был доволен.
С каким бы делом ни обращались учёные к Ярёмину, всегда он выручал. Изобретут ли новую электрическую лампу, в которой спрятано маленькое солнце, — пестровский мастер первую стеклянную колбу выдувает. Выдумают кварцевый сосуд, в котором и металл плавить можно, — с тугой кварцевой массой опять возится Ярёмин. Даже когда увеличительные стёкла телескопов или новые очки придумывают— приглашают стеклодува с хрустального завода. И хоть это совсем не его дело, но какой-нибудь полезный совет мастер обязательно даст.
Больше всего Борис Алексеевич занимался художественными работами. В линиях его хрусталя появилась строгость и тонкое изящество, в окраске — нежность и лёгкая прозрачность, в отделке — чёткость. Словно впитал этот хрусталь студёную свежесть ленинградского воздуха, блеск невской волны и зыбкий свет белых ночей.
Знатоки высоко оценили поделки Ярёмина. Где бы ни устраивались выставки русского народного мастерства, всюду славились изделия Ярёмина.
Его хрустальная елочка покорила американцев. Не верилось им, что она руками человеческими сделана. Будто живую ветку в льдинке заморозили: принеси её в тепло — оттает ёлочка и наполнит комнату лесным ароматом.
А ваза Ярёмина «Колпачки» целый месяц красовалась на выставке в Праге.
Потомственных чешских стеклодувов поразить чем-либо очень сложно. Тем более хрусталём. Ведь они сами его выдумали и уж наверняка про него разгадали все тайны.
А тут их русский собрат по профессии сумел запрятать в хрусталь семь радужных колпачков. Как?
В прозрачном гранёном кристалле плавает, словно в воде, изогнутый фиолетовый лепесток. Ничто его не поддерживает, ничем он не связан. Как будто там всегда и находился.
Над ним чуть повыше подвешен на невидимых нитях красный колпачок. Ещё выше — оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий. Посмотришь сквозь все колпачки сверху, и — о, фокус! — вдруг все они разом исчезают. Остаётся только радужное сияние по краям.
Опять сбоку посмотри — и снова все семь колпачков на месте: плавают в хрустале как ни в чём не бывало...
Как-то на завод приехали два седовласых учёных из Русского музея.
— Дошла до нас весть, — сказали они, — что творит у вас здесь необыкновенные чудеса из хрусталя простой русский мастер. Так почему же в нашем Русском музее никаких его изделий нет? Непорядок!
Ярёмин как узнал про всё это, смутился страшно. Достоин ли он таких почестей? Там, в музее, собраны самые выдающиеся творения русского народа. Разве можно рядом поставить свою скромную работу?
Учёные выбрали из всех ярёминских поделок очень незаметную на первый взгляд вазу.
Борис долго над нею работал. Не какими-то мудрёными украшениями её наряжал, а просто запрятал в неё... луч солнца: нежный, жёлтый, обволакивающий. Навсегда оставил в хрустале сверкать.
В московском музее хранятся теперь его самые крупные хрустальные изделия: круглый гранёный стол и две высоченные вазы: «Дружба народов» и «Юбилейная». Их он делал не один, а вместе с художниками и скульпторами.
Киевский и Новгородский музеи тоже выбрали для показа его нарядные хрустальные изделия.
Приглашали Ярёмина и на Выставку достижений народного хозяйства показать своё искусство. Поехал стеклодув в Москву с маленьким кувшинчиком-куманцом. А вернулся оттуда с Большой золотой медалью — красивее того маленького куманца никто не смог ничего придумать. Вещица простая: стоит на подставке стеклянный бублик. Внутри пустой. С одного боку — носик, как у чайника, с другого — ручка, сверху — крышка с кнопочкой. И всё по народным украинским мотивам вышито стеклянными нитями.
Участвовал Борис Алексеевич и во Всероссийском конкурсе стеклодувов, который происходил под Москвой на старинном Дядьковском хрустальном заводе.
... В тот день главный цех завода было не узнать. Деревянный помост рабочие украсили гирляндами из еловых веток. Над окнами вывесили национальные флаги всех союзных республик. Вдоль стен расставили кресла для гостей. На свободной площадке перед помостом поставили длинный стол, накрытый алой скатертью, — для арбитров.
Здесь должен был состояться первый в стране конкурс стеклодувов. Со всей нашей необъятной Родины съехались знатные мастера стеклоделия, чтобы решить спор, кто же из них лучший выдувальщик.
8 часов 30 минут. Рабочие места заняли участники конкурса. На каждом верстаке указано, какой мастер будет работать и откуда он приехал.
К верстаку с табличкой «Ленинградский завод» поднялся, цокая деревянными сандалиями, высокий пожилой человек. Голова его, как лунь, седая. Морщины легли на лице. Но держался он прямо, молодцевато. Это был Борис Алексеевич Ярёмин.
Стол президиума заняли члены жюри — министры, художники, скульпторы, учёные. Все они сегодня должны стать строгими, беспристрастными арбитрами.
Гонг пробил девять. Председатель объявил:
— Стеклодувы! Мы не даём вам никакого конкурсного задания. Тема вашего «хрустального сочинения» — вольная. Можете выбрать три любые работы. В печах для вас приготовлены разные сорта стекла — цветное, прозрачное, матовое, бесцветное. Выбирайте, какое захотите. — Он махнул рукой:
— Начинайте! Желаю удачи!
Все стеклодувы взялись за свои выдувальные трубки и сразу же принялись их разогревать: ведь к холодному металлу стекло не пристанет.
«Что же эдакое интересное выдуть?» — подумал Борис Алексеевич.
В Ленинграде он заранее не наметил, что будет делать на конкурсе. Когда мастер знает какой-нибудь один секрет выдувания, он только этот приём всюду и показывает. А Ярёмин знал их много. И на какое-то мгновение даже растерялся.
