Морская соль - Жданов Николай Гаврилович (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
ПОПУТНЫЙ ВЕТЕР
Трёхмачтовая моторно-парусная шхуна «Лада», о которой говорил Дусе Раутский, вошла в Неву на рассвете, когда разводят мосты. В полусумраке белой ночи стройный её силуэт неслышно скользил по реке меж уснувших каменных громад города. Паруса были убраны, и только великолепный рангоут выделялся на фоне бледного неба.
Правый створ Кировского моста был отведён в сторону. Чуть слышно постукивая мотором, «Лада» прошла меж каменных быков и, отвернув влево, замерла, став на якорь как раз против домика Петра I.
Набережная в это время была совершенно безлюдна. На противоположной стороне, в Летнем саду, выглядывали из-за чёрных стволов старых лип белые фигуры мраморных статуй. Покоряясь общему безмолвию, Нева казалась недвижимой, только слабый рокот струй, ударяющихся о штевень, выдавал вечное течение реки.
Наконец первые солнечные лучи затрепетали на золотом шпиле Петропавловской крепости. Огромные дуги мостов, белая колоннада Фондовой биржи, богатырский шлём Исаакия, дома, деревья, чугунные ограды садов — всё становилось с каждой минутой отчётливее в прозрачном и свежем утреннем воздухе.
Вот откуда-то издалека, с Выборгской стороны, донёсся заглушённый расстоянием заводской гудок. Призывные звуки горна возвестили начало дня.
Весть о прибытии судна тотчас распространилась по училищу.
В то утро Дуся впервые увидел «Ладу». Шхуна стояла довольно далеко от берега и казалась столь же заманчивой, как и недоступной.
Но всё сложилось для него и неожиданно и удачно.
Всё утро Дуся провёл на набережной.
Вот от «Лады» отвалила шлюпка. Три моряка, из которых двое гребли, а один сидел на руле и подавал команду, подвели шлюпку к нижним ступеням гранитной лестницы, спускавшейся к самой воде. Дуся обрадовался, узнав в сидевшем на корме загорелом моряке мичмана Гаврюшина.
Мичман, очевидно, торопился и, не задерживаясь, прямо через булыжную мостовую прошёл к училищу. Тогда ещё тут не было деревьев, цветов и асфальта. В том месте, где теперь стоит «Аврора», работала землечерпалка, выбирая ковшами грунт со дна реки, чтобы крейсер смог свободно подойти вплотную к гранитной стене набережной.
Занятий в тот день не было. Большинство новичков получили разрешение навестить своих родных перед началом учебного года. Дусю никто не тревожил, да и сам он ничего не замечал вокруг, кроме «Лады».
Вдруг кто-то свистнул у него за спиной. Дуся оглянулся и увидел перед собой Тропиночкина. Он был уже в полной форме, при погонах и с лентой на бескозырке.
— Это наша шхуна, нахимовская, — сказал он и с важностью поправил погон на своём плече.
— Ты когда же всё получил? — спросил Дуся, разглядывая его новую форму.
— А сейчас — как приехал, так и получил, — сказал Тропиночкин.
— Ты, наверное, без торжественности получил?
— Вот так без торжественности! — возразил Тропиночкин. — Мне сам дежурный офицер всё выдал и руку даже пожал… Здравствуйте, товарищ капитан-лейтенант! — бойко крикнул он, увидев приблизившегося к ним Стрижникова, за которым в некотором отдалении шли начальник училища Бахрушев и мичман Гаврюшин.
— Здравствуйте, Тропиночкин, — сказал «папа-мама». — Как вы себя чувствуете? Здоровы? И уже в полной форме! Поздравляю!
— Служу Советскому Союзу! — очень громко ответил Тропиночкин, косясь на подошедшего начальника.
— Так это и есть Тропиночкин? — спросил Бахрушев.
— Так точно, — улыбнулся Стрижников.
— Тот самый? — спросил начальник.
— Тот самый, — серьёзно сказал «папа-мама».
— Ну что же, значит, опять вместе, — сказал начальник и посмотрел на Дусю. — Теперь уж вам шалить придётся меньше, а учиться больше. Не возражаете?
И Дуся и Тропиночкин смущённо молчали, не зная, что сказать.
— Они что же, тут одни? — озабоченно спросил начальник.
— Да, — сказал «папа-мама», — остальных я отпустил сегодня, а им некуда, вы же знаете…
— Знаю, — сказал Бахрушев и нахмурился, точно от внезапной боли, но вдруг, повернувшись к мичману Гаврюшину, спросил, прищурясь.
— А вы, мичман, почему не возьмёте их на свою бригантину? Не всё же им на плотах кататься. Как-никак — будущие моряки!
Мичман Гаврюшин совсем, по-видимому, и не ожидал такого поворота дела. Однако же отозвался с готовностью:
— Что ж, пускай пообвыкнут. На корабле места хватит.
— Вот и добро! — сказал начальник. — Когда вы снимаетесь с якоря?
— Завтра при разводке мостов, — сказал мичман Гаврюшин и, как показалось Дусе, чуть заметно подмигнул им с Тропиночкиным…
Вот так и получилось, что в тот же день перед вечерней поверкой шлюпка доставила Дусю и Тропиночкина к деревянному крепкому борту шхуны, и они с гордостью поднялись на палубу по верёвочному трапу.
«Лада» ни в чём не обманула их ожиданий — не только издали, но и вблизи она была именно такой, какой они представляли её себе ещё раньше. Казалось, она сошла со страниц, любимых книг, с картин и рисунков, издавна волновавших воображение. С невольным почтением смотрели они на тридцатиметровые мачты, высившиеся над их головами.
Команда шхуны была уже укомплектована. Нахимовцы-выпускники и около десяти матросов судовой команды составляли экипаж судна.
На палубе новичков встретил Раутский. Он провёл их в маленькую кают-компанию, где стоял единственный стол и два деревянных дивана, а на стене рядом с барометром висел чертеж «Лады» с наименованием всех её частей.
— Я вам советую, — сказал Раутский, — употребить время, оставшееся до похода, на изучение нашей шхуны.
И они с жаром принялись за дело: срисовывали в тетрадь паруса, записывали их названия и самозабвенно твердили: грот-трисель, кливер, стаксель, бом-кливер… Затем, показывая на чертёж, без конца задавали друг другу вопросы: что такое бушприт? Для чего служит брашпиль? Где у паруса фаловый угол, где галсовый, где шкотовый?..
Рано утром «Лада» снялась с якоря. Миновав мосты, вышли в устье Невы, тесно заставленное судами. В Торговом порту высились над причалами огромные портальные краны. Плавно поворачивая журавлиные головы, они вздымали на тонких стальных тросах тяжёлые кипы груза и, пронеся их по воздуху, осторожно опускали в глубокие трюмы судов. «Лада» прошла мимо и вышла в залив.
До сих пор шхуна двигалась механическим ходом. Денис и Тропиночкин с нетерпением ожидали, когда будут подняты паруса. Они уже заметили, что ветер дул наилучшим образом, то есть вбок по траверзу, обеспечивая возможность движения в галфинд, или в полветра. Наконец из рубки показались командир «Лады» капитан-лейтенант Иверцев и мичман Гаврюшин.
Командир приказал вахтенному начальнику вызвать всех наверх.
Корабль ожил.
Раздались авральные звонки, прозвучала громкая команда:
— По местам стоять, приготовиться паруса ставить!
Под свист боцманских дудок эта команда повторилась в разных концах корабля. Каждый из нахимовцев, видимо, заранее знал своё место и теперь спешил на свой пост.
Быстро образовались четыре отдельные группы: на носу корабля, у фок-мачты, у грот-мачты и у бизань-мачты.
Командиры постов по очереди доложили Иверцеву о наличии личного состава и готовности ставить паруса. Молодые моряки тотчас принялись снимать чехлы, развязывать паруса, разносить фалы, ниралы, шкоты.
Капитан-лейтенант Иверцев быстрым, внимательным взором оглядел палубу и, вытянувшись во весь рост, звучным отрывистым голосом скомандовал:
— На фалах и ниралах, гафель-гарделях и дерик-фалах! Паруса поднять!
Молодые моряки кинулись по своим местам. Раздалась команда:
— Марсовые, по вантам!
Началось общее движение. Каждый делал своё дело.
Денис по указанию мичмана помогал травить топенанты. Тропиночкин вместе с другими закреплял фалы.
Прошло несколько незаметных минут, и вот уже паруса, хлопая на ветру, поднялись по тросам бегучего такелажа и надулись.
Мотор смолк; судно, чуть накренясь, резало форштевнем волну.
