Река твоих отцов - Бытовой Семен Михайлович (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗

Доклад… в картинках

Председатель сельского Совета Михаил Петрович Намунка не пропускал ни одного урока ликбеза. В дни занятий он старался не уезжать в тайгу и с самого утра садился за учебники. Он уже умел считать до ста, читал по складам букварь, научился ставить свою подпись на справках, которые выдавал в сельсовете.

В ту ночь, когда из района пришла телеграмма, Михаил Петрович долго не мог заснуть. Ворочался с боку на бок, тяжко вздыхал, вставал, ходил туда-назад по комнате и беспрерывно курил.

Если бы телеграмму принесли не так поздно, Намунка давно сходил бы к Николаю Павловичу за советом. Но учитель, наверно, спал, и тревожить его среди ночи Намунка не решался.

Настя Уланка, принеся с почты телеграмму, два раза вслух прочитала ее Михаилу Петровичу, но ему захотелось прочесть самому.

Присев к столу и придвинув поближе лампу, Намунка долго всматривался в мелкие буквы на телеграфном бланке, пытаясь разобрать их. Он уже стал сердиться на Настю, что она неразборчиво написала, но, вспомнив, что все грамотные люди пишут так (Настя полгода училась на курсах телеграфисток), успокоился. А в телеграмме было вот что: «Пятнадцатого января два часа дня вам надлежит быть на сессии райисполкома тчк Подготовьте подробный доклад тчк Будут приняты решения отпуске средств на строительство школы-интерната зпт клуба зпт улучшение быта орочского населения тчк Председатель райисполкома Кононов».

Михаилу Петровичу приходилось бывать в городе несколько раз. И на сессии райисполкома присутствовал. Но тут прямо говорится, чтобы он, Намунка, подготовил подробный доклад. Шутка ли, сколько бумаг писать надо, сколько разных цифр говорить! Если бы на год раньше учиться начал, тогда бы, понятно, знал больше. А тут телеграмму прочитать не может — и уже велят доклад делать!

«Схожу к Тихону, может быть, уговорю его поехать, ведь Тихон Акунка член сельского Совета и грамотней меня».

Он натянул на ноги унты, надел меховой жилет и вышел на улицу.

Было темно и холодно. Над тайгой висели низкие тучи. Ветер мел поземку. Было похоже, что опять собирается пурга. Третьего дня пурга так бушевала, что на крышах упали железные трубы. Кое у кого повалило цзали — свайные амбарчики. Сегодня весь день было тихо, даже солнце немного выглянуло из-за облаков, а теперь вроде опять пуржить начинает.

Охваченный тревожными думами, Михаил Петрович шел медленно, покуривая трубочку. Когда завернул за угол, к радости своей увидел, что в доме Сидорова светится окошко. Значит, Николай Павлович еще не спит. Сидит, верно, за столом и проверяет тетрадки. Может быть, в этот момент перед ним тетрадка его, Намунки, — ведь третьего дня, после диктовки, учитель собирал у орочей тетрадки, сказал, что дома проверит их.

Михаил Петрович вспомнил, как учитель во время диктовки прохаживался между партами и, заметив, что Намунка вместо буквы «щ» написал «ц», сказал строго:

— В речи многие из вас «цокают», а писать надо правильно. Ну, давайте повторите за мной громко: «Мальчик вытащил из речки щуку».

Намунка откинул крышку парты, встал:

— Мальцик вытясцил из рецки сцуку!

— Опять не так, дорогой мой, — мягко сказал учитель и развел руками. — Почаще повторяйте эти слова…

Михаил Петрович подошел к дому Сидорова. Постоял с минуту за окном, потом слегка постучал.

Отодвинулась занавеска, и глаза Намунки встретились с глазами Николая Павловича.

Учитель побежал в сени.

— Что случилось, Михаил Петрович?

— Худо дело, сказать страшно…

— Кого-нибудь опять медведь в тайге задрал? Вместо ответа тот протянул учителю телеграмму. Николай Павлович быстро пробежал ее глазами и, к удивлению Намунки, весело заулыбался.

— Отлично, совсем не вижу худого. Намунка спросил тихо, точно самого себя:

— Может, не ехать? Доклад делать — сколько читать-писать нужно!

— Подумаем, как быть с докладом, — возразил Николай Павлович, — а ехать обязательно надо.

Намунка угрюмо молчал.

— Может, Тихон Иванович поедет? — опять сказал он после тяжелого раздумья. — Он член сельского Совета. Грамотный много больше меня.

— Поедете вы, Михаил Петрович, — твердо заявил учитель. — А я вам помогу подготовиться к докладу. — И взял со стола тетрадку: — Ведь большие успехи делаете. В последней диктовке у вас всего две ошибки. Молодец! А теперь идите спать, Михаил Петрович. Утро вечера мудренее.

Николай Павлович проводил расстроенного Намунку и еще долго сидел за столом. Свет в его окне погас только под утро.

Намунка шел не спеша и думал:

«С каждым годом все больше орочей начинают жить по-новому, с удивлением вспоминают прежнее время. Правда, еще не все идет хорошо. От старого как будто ушли далеко, но еще не все правильно думают. У Софьи Сеченки в комнате железная кровать есть, а спит Софья на полу. То же самое у Елизара Ауканки. С вечера ложится на кровать, ночью на пол перебирается, а утром, чуть свет, опять в кровать лезет. Многому еще наших людей учить надо. Зато охота идет неплохо. Рыбная ловля тоже хорошо идет. Немало сдаем государству пушнины, колхоз у нас крепкий стал. У орочей всегда деньги есть. Что твоей душе угодно купить можно в лавке: муку, сахар, чай, соль, спички, керосин, табак. Одежду тоже какую хочешь купить можно. Посуду привезли — сразу раскупили женщины. И детишки наши живут весело — здоровы, сыты, в школу ходят, в интернате на всем готовом. Смотришь на детишек — сердце радуется. Большими, умными людьми вырастут.

Наверно, и это все записать в доклад надо? Много очень, не смогу, однако. Увижу утром, что Николай Павлович придумает. Раз обещал, что-нибудь, верно, придумает…»

… Доклад, который подготовил Сидоров для председателя сельсовета, был очень прост. Он состоял из множества картинок, нарисованных тушью, и против каждой из них стояла цифра. На картинке, изображавшей охотника в меховой зимней одежде с ружьем за плечами, стояла цифра 110. Это означало, что в Уське числится 110 охотников, промышляющих зверя. На другой картинке нарисована женщина орочка в национальном халате и меховых торбазах и стоит цифра 100. Значит, по записям в книге сельсовета, в поселке проживает 100 женщин.

Таких картинок было тридцать. Изображены на них были дети, дома, школа, олени, собачьи упряжки — и на каждой стояла цифра.

— Вот, Михаил Петрович, ваш доклад. Садитесь рядом, слушайте, что я вам буду рассказывать.

Намунка сел на краешек табуретки, облокотился на стол.

Учитель пронумеровал картинки, сложил их в стопочку. Потом снял верхнюю и объяснил, что надо будет по ней говорить.

— Ясно?

Намунка закивал головой.

Так учитель «прошел» с Михаилом Петровичем все тридцать картинок.

— Ну как, все запомнили? Может быть, повторим?

— Давай повторим.

Намунка вставал и с серьезным видом говорил:

— Товарисци депутаты, разрешите, однако, передать привет от всех жителей Уськи-Ороцкой… — И, обернувшись к учителю, спрашивал: — Так, однако?

— Отлично, только поменьше вставляйте в свою речь «однако». Оно здесь совсем не к месту. И старайтесь не «цокать». Ну, давайте повторяйте за мною: «Товарищи депутаты!..»

— Товарищи депутаты…

— Ну вот и молодец! Дальше: «Разрешите передать от жителей Уськи-Орочской…» Ну, повторите, смелее.

И Намунка повторял.

— Отлично. Теперь получше присмотритесь, в каком порядке будут лежать картинки. И не берите их сразу по нескольку штук, а по одной, сверху.

Когда картинки были опять сложены в том порядке, как это требовалось к докладу, Николай Павлович спрятал их в папку и завязал тесемки.

— Ну, пэдэм нэйво! [16] — сказал учитель по-орочски.

— Спасибо, Николай Павлович, без тебя пропал бы, наверно.

— Ничего, дорогой, все будет хорошо. Только оденься потеплее в дорогу. Ветер холодный.

В городе Михаила Петровича Намунку сразу же устроили в общежитии, в небольшой комнате на двоих, и дали талоны в столовую. Придя с обеда, он сел на койку, достал из портфеля папку с картинками и долго задумчиво рассматривал их. Намунка стал перебирать в памяти события последних лет, и ему показалось, что картинок у него слишком мало, а разговор предстоит большой.