Галя - Новицкая Вера Сергеевна (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗

Вдруг дрогнула ночная тишина. Будто радостный ветерок всколыхнул синий небесный полог и рванулись навстречу друг к другу сияющие звезды, когда раздался первый благовестный удар. Вслед за ним запели, переливаясь, большие и малые колокола, и их чистые голоса слились в торжествующем пасхальном хоре.

Глубокое умиление охватило Галю: среди этой совсем особенной обстановки, тишины и одиночества, при которых все чувствуется и воспринимается сильнее и глубже, этот чудесный величественный звон зачаровывал ее.

«Христос Воскрес! Христос Воскрес!» — звенело в ее сердце. «Христос Воскресе, дядя Миша! Приезжай же, приезжай! Скорее, скорее!» — пела и молила душа ее.

Почти в тот же миг далеко-далеко, на самом краю извилистой железной ленты показались три громадных горящих глаза. Все ближе подвигается огнедышащий великан; все ярче сияют, все настойчивее прорезают ночной сумрак его сверкающие пламенные очи; смотрит, напряженно смотрит он перед собой. Вот уже доносится стук его колес; странно смешивается он с пасхальными перезвонами. Гале кажется, что и колеса звучат как-то по-иному, весело, празднично; не так тяжело дышит и сам паровоз. Легко, бодро мчится он, торопясь добежать до назначенного пункта, чтобы, замолкнув, прислушаться к льющемуся воскресному благовесту [27], насладиться им, не заглушенным больше громыханием собственных тяжелых колес.

Вот он совсем близко!.. Можно уже различить окраску вагонов… Галино сердце то, притаившись, как бы останавливается, то с новой силой рвется из груди.

«Господи, сделай, чтобы дядя Миша приехал! Господи, сделай! Сделай!» — молит она.

Плавно, медленно подкатила и сразу будто замерла громадная машина. Сердце Гали бьет тревогу. «Что это? — никого…»

Ни одна душа не показывается из пустующих вагонов. Наконец вылезает кондуктор с большим жестяным чайником в руках… Вот он христосуется с жандармским унтер-офицером, единственным нарушителем безлюдья платформы. И все…

«Что же это?» — разочарованно думает Галя. Ей хочется плакать; она чувствует, что после пережитого ею громадного духовного подъема, после напряженного, тщетного ожидания вот-вот хлынут слезы, неудержимые, обильные. К горлу подступает какой-то теплый комок.

И вдруг слегка увлажненные уже глаза девушки разгораются, как звезды… На площадке одного из вагонов вырисовывается крупная мужская фигура. Пусть она стоит спиной к Гале, пусть она не видит ни единой черты, ни даже самого контура лица, ей достаточно одного движения, одного шага, чтобы узнать слишком памятного, дорогого человека.

— Дядя Миша! — непроизвольно вырывается радостное восклицание из груди девушки.

Ей все равно, прилично это или нет, да, впрочем, ведь вокруг и нет никого. Она не может осилить своей громадной радости.

Фигура уже спустилась на платформу и быстро поворачивается на звук раздавшегося голоса. При виде сияющей, взволнованной тоненькой фигурки в ярко пунцовом платье, бегущей ему навстречу, все лицо господина озаряется хорошей светлой улыбкой; лучистые глаза мягко теплятся.

А приутихшие на мгновение, словно передохнувшие колокола снова запели свой ликующий гимн…

— Христос Воскресе, дядя Миша! — уже прямо перед приезжим раздается взволнованный, звенящий радостью девичий голосок.

— Воистину Воскресе, Галочка! — отвечает Таларов, христосуясь с девушкой.

— Поздравляю вас, дядя Миша, со Светлым праздником, желаю всего светлого, хорошего-хорошего, — звенят дальше прочувствованные слова.

— Спасибо, детка, и тебе тоже всего-всего благого, что только доступно на земле, — тепло звучит в ответ. — Твое же пожелание уже исполняется: не успел я выгрузиться из вагона, как вдруг мне сразу преподносят такой неожиданный, радостный сюрприз — вот это самое славненькое красное яичко. Ведь знаешь, говорят, особенно дорого оно в Светлое Христово воскресенье. Спасибо тебе, моя крошка, спасибо, родная, что встретила, а то трясся бы я до Василькова один под звуки великого радостного благовеста, и, чего доброго, еще взгрустнулось бы мне, грешнику, под его святую песню.

В звуке его мягкого голоса прорвалась тоскливая, тщетно подавляемая нотка, сейчас же уловленная и отраженная чутким сердцем девушки.

— А вы знаете, почему так вышло, что одна я встретила вас? — торопливо начала объяснять Галя, предполагая, что отсутствие на станции всех Таларовых обидело и причинило боль Михаилу Николаевичу. — Ведь и вчера, и третьего дня Марья Петровна сама ездила вас встречать, собиралась и сегодня. Надя тоже непременно хотела, и Леля, — потупляя глаза, плетет ради его утешения Галя. — Но потом стали толковать и обсуждать и решили, что вы ни в каком случае не приедете сегодня, что вас кто-нибудь задержал и в канун праздника ни за что не выпустит. Тогда они поехали в церковь, а я рано справилась, была совершенно свободна, ну, думаю, попробую, авось, на мое счастье… И как раз — есть! И они все… Надя будет так рада, — поспешно поправилась Галя.

— Воображаю! — добродушно ухмыльнулся Таларов. — Особенно Маша и Леля. Виктора, на его счастье, кажется, нет? — осведомился Михаил Николаевич. — А Марья Петровна, говоришь, даже дважды ездила мне навстречу? Ого! Могу себе представить, в каком она была чудесном расположении духа! То-то, верно, воркотни да пиленья в доме было! — снова рассмеялся он, хорошо знакомый с нравом и обычаями своей невестки.

— Что вы, дядя Миша! Нисколько! Ничего подобного! Наоборот, все так рады… А что сегодня не встретили, что только одна я… Так просто… Невозможно им было, ну, невозможно. И потом, я же говорю, все убеждены, что вы приедете завтра, завтра все снова собирались встречать вас, а сегодня… Так уж… Неудачно вышло, что одна я…

Но Таларов перебил Галю:

— Да ты никак утешать меня пытаешься в мнимой неудаче? — опять засмеялся он. — Уж это совсем зря: будь уверена, моя девочка, что самая приятная встреча была для меня именно та, которая получилась. Мне так отрадно было видеть, что моя славная Галочка еще помнит, не совсем забыла своего старого друга…

Теперь уж Галя с негодованием перебила его:

— Не совсем забыла?!. Дядя Миша, и вам не стыдно!.. Господи, я так ждала, так ждала! Мне казалось, я не смогу дождаться. А когда меня вдруг осенила мысль встретить вас, — вот я летела! За восемнадцать минут пешком сюда добежала, а-а? Чуть было в кухонном переднике не выскочила, едва сообразила, что его снять надо. Зато и вид же у меня — ужасающий! Воображаю! Красная, взъерошенная, растрепанная. Ведь гребень и шпильки я по дороге все до последней посеяла, завтра пойду посмотреть, может, выросло уже штук двенадцать, — смеясь, ввернула она. — Откровенно скажите, очень я неприлично выгляжу? — допытывалась Галя и вдруг спохватилась: — А-ай! Ведь ехать-то нам через город придется, а я без шляпы. Как же быть? Вот так шту-ука!

Михаил Николаевич между тем ласковым взором оглядывал ее. С разметавшимися великолепными волосами, с мелкими чертами правильного смуглого личика, залитого ярким румянцем, с громадными, поражавшими каждого своей редкой красотой глазами, разгоревшимися теперь как звезды, в пунцовом, так шедшем ей, платье Галя была красива, как картинка.

— Ужасный вид, прямо-таки неприличный, как ты говоришь, — серьезным голосом, но со светящимися весельем глазами, подтвердил Таларов. — Вид до того ужасный, что мне даже совестно показаться в городе с тобой, да еще, о ужас, без шля-япы, — комически протянул он. — А по сему случаю, не лучше ли нам вернуться тем же путем, которым ты сюда пришла, конечно, если ты не слишком устала. Что ты на это скажешь, Галочка? А вещи пусть до утра на станции полежат. Согласна?

Предложение с радостью было принято, хотя в глубине души Галя немного трусила, опасаясь опоздать к возвращению Таларовых от заутрени. Однако все обошлось благополучно, и они с Михаилом Николаевичем успели прийти своевременно.

Осман устроил столь восторженную, шумную встречу своему бывшему хозяину и воспитателю, что в порыве радости свернул с пасхального стола стоявший на самом уголке его горшочек резеды. Но и эта катастрофа не имела особых последствий: когда коляска подвезла Марью Петровну с обеими дочерьми, черепки и землю успели подобрать с пола; кофе был засыпан, сварен и уже готовый стоял в сторонке.