Лорс рисует афишу - Мальсагов Ахмет Пшемахович (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
— Подожди-подожди…
— Танцы остановились — слышите? Без меня там нет порядка. Когда я буду свободный, тогда поговорим про разные случаи.
«Вот так, без направления свыше и без анкеты, появился у меня Вадуд, — писал Лорс ночью Эле. — Даже не дождавшись моего согласия, он пошел в зал наводить порядок. В отличие от своего предшественника, который прятался за кулисами, хныкал от тоски и безделья. Понимаешь, Эля, я не хотел бы быть таким, как мой приятель Керим, у которого все слишком ясно. Я не хотел бы быть и таким, как этот симпатичный Вадуд, для которого все слишком просто. Я не хотел бы также быть человеком, у которого понемножку и того и другого. А каким же надо быть?»
«Вас освежить?»
Лорс перелистывал свои блокноты, исписанные в колхозе «Восход», и вспоминал эту поездку.
Гораздо интереснее, чем колхозный клубик, оказалось знакомство с бригадиром.
Это был самый простой крестьянин из той, старой гвардии, которая вела хозяйство с мужицкой мудростью и расчетом. Маленький, сухой, с цепкими глазами, внимательно глядевшими на мир из-под соломенной шляпы, Иван Матвеевич часто произносил слово «культура»: «Крестьянин, побратавшийся с культурой… Культура-то нас и подняла, на ноги поставила!»
Лорс почему-то сразу почувствовал себя с этим старичком просто и сказал начистоту:
— Иван Матвеевич! Видел же я эту культуру у вас в клубе…
— Да я не о той, не о клубной! — махнул сухой ручкой бригадир. — Та у нас хромает, потому что толкового специалиста никак в клуб не заманим. Я о культуре производственной, хотя ее тоже, конечно, без клуба не поднимешь… Хочешь прокатиться? Меня хозяйство ждет.
Он повез Лорса на высокой двуколке — «бедарке». Проезжая по полям, Иван Матвеевич горячо рассказывал о сортах пшеницы «Безостая», «Мироновская», «Аврора», о каких-то применяемых в бригаде почвенных картах, гербицидах… Лорс мало что понял, но он видел, какие удивительно аккуратные здесь поля. Борозды — как по ниточке. Изумрудная зелень озимых — без соринки.
На полевых станах — домики с белоснежными постелями, душ и обязательно шкаф с книгами.
На молочной ферме доили вручную, зато Лорс не увидел ни одной заржавленной автопоилки; легко катились подвесные вагонетки с ароматным силосом, действовал уборочный транспортер. И было здесь почище, чем у Лорса в Доме культуры.
— А это потому, что я запрещаю дояркам ходить в черных халатах, — сказал бригадир. — Только в белых! Словно каждую минуту оператора с телевидения ждем. Наденет доярка черный халат — она и на себе-то грязи не замечает, не то что на корове.
Бригадир рассказал Лорсу о каком-то подменном графике, который позволяет доярке быть вечером свободной.
— Только куда ей вечер этот девать с вашей скучной культурой, избачи?! — подтрунивал старик, терпеливо понукая крепкую лошадку.
Лорса удивило, что ни в поле, ни на полевых станах, ни в мастерской, ни на фермах почти никто не толкует с бригадиром подолгу о производственных делах.
— Тут уж, похвастаюсь, моя культура, бригадирская, — объяснил старик. — Раньше моя бригада отдельным колхозом была. Доходу мало, а расход и на председателя, на двух замов, бригадиров, заведующих фермами… Теперь начальник один я, да помощник у меня по тракторам. Зато каждый колхозник свою работу знает, хвостом за бригадиром не бегает. Учим ведь людей делу! Рубль они увидели настоящий. По себе видят, сколько денег, машин государство нам двинуло!
Подкатывая поздно вечером к селу, Иван Матвеевич сформулировал, к чему клонил во время поездки по хозяйству: чем выше становится производственная культура, тем короче начинает казаться колхознику другая «ножка» — культура духовная.
До чего коротка эта «ножка», Лорс увидел в доме у самого бригадира, куда Иван Матвеевич пригласил ночевать гостя из райцентра. Книги и журналы почти только одни сельскохозяйственные…
Зоркий старик заметил это удивление и смутился. Он помрачнел, умолк. А потом, вдруг что-то вспомнив, оживился и крикнул жене:
— Марья! Открой-ка сундук, достань ту штуку.
Жена подала ему… пульверизатор. Большой, заграничный, с золоченой пробкой и носиком. Иван Матвеевич начал работать грушей и робко спросил Лорса, почему-то перейдя на «вы»:
— Вас освежить? Самый лучший одеколон, «Красная Москва»…
Лорс покорно подставил голову и дал Ивану Матвеевичу возможность реабилитироваться. Но лицемерить долго Лорс не умел, да и больно умен и душевно прост был старик.
— Эх, что ты хочешь, парень! Сорок лет я знал одно: паши, сей, убирай… И слава хлеборобская у меня высокая. А сверх того во всякое общественное дело безотказно первым лез и лезу по сей день. Но культуру все откладывал на потом. Спохватился — поздно! Вот и вышло: вроде ограбленный. И не со мной одним такая беда вышла. Ну, что у меня радости? Детей с нами нет. Каждый год со старухой ездим куда-нибудь. Красоты и культуры везде много, да и здесь бы нашлось — а взять-то не умеешь! Вкус и понятие за один день не заведешь ведь в себе, да еще в моем возрасте. Что мне по уму и сердцу доступно, то я хватаю. Я землероб, так мне вот полюбились розы. До двадцати сортов их у нас в деревеньке, и все это я сам отовсюду понавез. Какая же это красотища! Но это — в саду. А в стенах-то — пусто. Вот я и зафорсил перед тобой этой пшикалкой, да глупо вышло. Ну ничего, я на других стараюсь отыграться, на молодых. Клубу — ни в чем отказа. Иной раз на хомуты деньги в правление не выбьешь, а уж для библиотеки — не отстану… Почему я за тебя уцепился? Культура ведь сверху идет, по ступенькам. Словно от высоковольтной линии расходится. Ну, думаю, из райцентра человек, специалист! Может, киловатт-другой перепадет и нам, подскажешь что-либо дельное моему избачу?.. А честно сказать, и у вас в райцентре слабая электростанция. Бывал я в твоем Доме культуры да вот твои рассказы о вашем бедняцком клубном житье послушал. Слушал я и «Кабачок» ваш, чернявый все его напевал. Тоже вроде моего пульверизатора!
Опять пульверизатор. В районном масштабе!
Объявили пленум райкома партии, на повестке дня вопрос о культпросветработе.
Обычно пленумы райкома, сессии райсовета проводили в зале кабинета политического просвещения. Там хоть и тесно, но благопристойно, чисто. Но на этот раз решили собраться в Доме культуры. То ли потому, что много было приглашенных, то ли потому, что такой вопрос уместно было обсуждать именно в главном учреждении районной культуры.
Полунина проверяла, как подготовлен зал к пленуму.
— Пятна на стенах мы кое-как прикрыли, — вздохнула Полунина, — но как устранить этот ужасный, въевшийся за годы запах махорки и керосина? Каждый раз я от него задыхаюсь… Стоп! Кажется, придумала. Попробуем.
Лорс озирал преобразившийся зал и дивился изворотливости женского ума. С помощью занавесей, дорожек и прочих тряпочек клуб был превращен в роскошные хоромы.
Пш-пш-пш-пш… — зашипело кругом, и по залу разлился запах одеколона. «Вас освежить?» — вспомнил Лорс бригадира. Сама Полунина ходила с девушками по залу, освежая стены одеколоном. Целая батарея пульверизаторов!
«Женщина-секретарь — все равно женщина», — глубокомысленно рассудил Лорс. Знал бы он, как обернется для Марины Васильевны это невинное ухищрение, решился бы остановить ее…
…Яша Покутный на пленуме не выступил. Лорс решил, что заведующий попал в переплет: он ведь не мог при такой повестке дня, когда только о культуре и шел разговор, начать с обычной фразы: «Вот тут говорили обо всем, а о культуре ни слова». Другого же начала для речи Яша в резерве не хранил.
По перешептываниям в зале Лорс понял, что причина Яшиного молчания в другом: на пленуме присутствовал приезжий человек, которому предстояло сменить Яшу, возвращавшегося к специальности, — его назначают начальником плотницкого цеха райпромкомбината. Лорс с любопытством поглядел издали на своего нового начальника. Худое, очень смуглое и длинное лицо аскета; а губы большие, энергично сведены вбок чуть не до самого уха. Шевелюра черная, высокая, свисающая на лоб прядками, как у музыканта. Этот явно не плотник. Говорят, районный работник.
