Родник - Тайц Яков Моисеевич (прочитать книгу txt) 📗
— По звёздам, — догадался Толя.
— Правильно. Но ведь для этого их надо знать. Понятно? Или взять хотя бы межпланетные путешествия. Ведь они рано или поздно начнутся. Как тут обойтись без астрономии?
Лёва знал чуть ли не все звёзды наперечёт, точно сам их сосчитал.
— Ладно, я с вами схожу, — сказал он. — Запиши в план!
Но тут в пионерскую вошёл Антон. Он услышал конец разговора Толи с Лёвой и сказал, что сейчас не до звёзд. Через полтора месяца годовщина пятого года, и пора уже начинать к ней подготовку. А звёзды, мол, подождут.
В общем, решили этот вопрос обсудить на совете отряда.
А Владик с Петей всё ещё были в буфете. Они взяли у тёти Нюры своё самое любимое — по круглой булочке с кремом, — сели за укромный столик в углу за прилавком и стали шептаться, словно заговорщики.
— Ну как, Владька, узнал про то? — тихим голосом спросил Петя, надкусывая булочку со стороны крема, чтобы поскорей насладиться.
— Узнал! — кивнул головой Владик и надкусил булочку там, где крема не было. Крем он оставлял на закуску. — Поезд в двенадцать ноль пять ежедневно.
— Ежедневно! Вот здо?рово! — обрадовался Петя.
Кругом стоял шум, в стаканах звякали ложечки, слышались голоса ребят: «Нюрочка, дай… Нюрочка, отпусти… Нюрочка, сейчас моя очередь…» А Владик и Петя всё шептались в своём углу.
— Владик, слушай, как ты считаешь… как мне с мамой быть?
— А что с мамой? — насторожился Владик.
Петя замялся. После того разговора в Детском парке, возле щита с портретами лучших людей, Петя стал гораздо больше дружить с мамой. Он рассказывал ей теперь все школьные новости, он даже учиться стал лучше. Поэтому ему особенно тяжело было скрывать от мамы затею с поездкой.
— А что, если сказать маме, а, Владик? — спросил он. — Она, знаешь, такая, что не выдаст, вот увидишь!
— Да что ты, с ума сошёл! — отрезал Владик. — И думать не смей! Узнает — не пустит, и всё дело завалишь!
— Ну ладно… — вздохнул Петя. — А когда же мы поедем?
— Не скоро ещё. Надо сухарей насушить, надо запас продовольствия набрать. Потом надо денег накопить!
— Правильно! Это мы накопим! — подхватил Петя. — Если каждый день копить, знаешь сколько можно накопить… И они тоже будут копить…
— Кто «они»? — удивился Владик.
— Как — кто? Витя, Славка, Гена…
— Как? А разве они тоже поедут?
— Конечно. Я уж с ними договорился.
— Смотри, Петух, завалишь всё дело! — Владик постучал пальцем по клеёнке.
— Ничего я не завалю, не бойся! — Петя доел булочку и стряхнул крошки со своего зелёного в рубчик бархатного пиджачка. — Давай, Владька, ещё по булочке.
— Давай! — Владик шагнул было к прилавку, но вдруг остановился и строго взглянул на Петю: — Постой! А копить?
— Копить?..
Петя оглянулся на прилавок. Там за стеклом лежали круглые булочки и словно дразнились белыми высунувшимися языками крема.
— Ну ладно, тогда отставить, — вздохнул Петя. — Пошли!
Приятели побежали в коридор, потому что звонок уже заливался вовсю. Трррр… Конец перемене. В класс, друзья, в класс! За работу, за парты, за книжки, за тетрадки! Мальчики строились в линейку у дверей своего класса и проходили чинной цепочкой. Скоро в школе снова наступила тишина.
Не верилось, что коридоры только что были заполнены неугомонными, шумливыми мальчишками. Сейчас везде торжественный покой. Тихо в коридорах, в пионерской, в буфете…
Тихо и в учительской, потому что все педагоги разошлись по классам. Впрочем, нет, не все разошлись. За длинным столом сидит учительница в синем костюме со значком ВЛКСМ на отвороте.
Это Кира Петровна. У неё сейчас «окно» в расписании, и она решила использовать время для того, чтобы записать в книжечку адреса своих учеников. Ведь их надо всех проведать на дому.
Она сидит и пишет: «Афанасьев, Большой Девятинский… Белкин, Дружинниковская…»
Напишет фамилию, и сразу ей представляется тот, чья это фамилия. Ещё недавно все ребята казались ей на одно лицо. Все стриженые, у всех красные галстуки, все шумливые, непоседливые. Но сейчас она видит, что это не так: у каждого свой нрав, свои привычки.
«Белкин Юра… — выводит она убористым почерком. — Ваньков Владик, Красная Пресня…»
Ей представляется продолговатое лицо с насупленными бровями и узкими карими глазами. Учится этот мальчик хорошо, он один из лучших, но держится как-то особняком. Может быть, потому, что он ещё недавно в этой школе, так же как и она сама. Надо зайти к нему, познакомиться с его родителями.
«Горшков Лёня, Шмидтовский проезд…» — выводит перо, и Кире Петровне представляется спокойное, в крапинках веснушек лицо самого младшего из её учеников — отрядного барабанщика Лёни Горшкова.
«Ерошин Петя, Красная Пресня…» — записывает учительница и видит перед собой круглое озорное лицо Петьки-непоседы. Правда, он сильно подтянулся за последнее время.
«Журавлёв Митя, Баррикадная…» Кира Петровна с удовольствием выводит в книжечке эту фамилию. Как же! Митя Журавлёв — это первый ученик, всегда вежливый, спокойный, собранный. Недаром он классный организатор.
Перо быстро бежит по листку, листок заполняется адресами. Все живут здесь, в районе Красной Пресни. Осталось ещё написать три адреса.
Но тут — тррррр… — снова заливается звонок. Значит, незаметно пробежало сорок пять минут. Опять перемена! Снова коридоры заполняются шумной толпой. В учительскую входят один за другим учителя, кладут журналы на стол и садятся на диван — покурить, поговорить, сделать передышку после трудной работы.
Медленно, с вазочкой в руках вошёл учитель рисования Абросим Кузьмич. На ходу извлекая из кармана портсигар, входит Игнатий Игнатьевич. Быстрым шагом вошла учительница истории Тамара Степановна — высокая, в больших роговых очках, с пышной причёской.
Она посмотрела поверх очков на Киру Петровну и сказала:
— Кируша, милая, можно вас на минуточку?
Кира Петровна промокнула листок и закрыла книжечку.
— Я вас слушаю, Тамара Степановна.
— Пойдёмте вот сюда, если можно. Во избежание лишних всяких толков.
— В чём дело? — удивляется Кира Петровна.
— Сейчас узнаете.
Тамара Степановна ведёт Киру Петровну в дальний угол учительской, за шкаф, на котором лежат свёртки карт и стоит большой лакированный глобус. Там Тамара Степановна принимается расстёгивать свой туго набитый, раздувшийся портфель.
— Что случилось, Тамара Степановна? — тревожно спрашивает Кира Петровна.
— Случилась некоторая неприятность… Сейчас, минутку… сейчас вы всё сами увидите.
Тамара Степановна долго возится с непокорными замками. Наконец она справилась с ними, расстегнула портфель, извлекла узкую полоску бумаги и протянула её Кире Петровне. Кира Петровна с недоумением взяла вырванный из арифметической тетрадки клочок бумаги, на котором чернилами по бледноголубым клеточкам было выведено печатными буквами: «НАСЧЁТ ПВК СОБРАТЬСЯ ЗАВТРА У ПМ. СЕКРЕТ. МОЛЧАНИЕ. ТАЙНА!»
Кира Петровна повертела бумажку в руках и подняла глаза на Тамару Степановну:
— Тамара Степановна! Что это значит? Где вы это взяли?
Тамара Степановна прижала коленом раздувшийся портфель к шкафу и стала поправлять какую-то шпильку в своей пышной причёске.
— У вас, — сказала она, — в вашем миленьком пятом «Б».
— В моём пятом «Б»? — переспросила Кира Петровна, глядя на бумажку. — Но что это значит? ПВК какое-то… ПМ?
Учительница истории сверкнула очками:
— Я сама хотела бы узнать, что это значит. Я думала, вы мне поможете узнать. Ведь это ваши удальцы писали. — Она подхватила портфель: — Нам надо с вами, Кируша, выяснить, что это за таинственные буквы. Так это оставить нельзя! Может, вы по почерку угадаете?
— Да где же по почерку! — сказала Кира Петровна. — Ведь это же печатными буквами.
— Ну да, ну да… они народ хитрый. — Тамара Степановна тянула крышку портфеля, стараясь запереть его на все замки. — Ничего, вы не очень-то расстраивайтесь. Я вам эту бумажку оставлю, а вы там со своими молодцами попробуйте всё-таки выяснить, кто её написал.
