Как мы росли - Карпенко Галина Владимировна (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

— Гришенька!

Поев супу, Гриша сразу уснул, а бабушка не спала до самого утра.

Утром Гриша рассказал ей о том, как он с товарищами ходил в разведку и как предал их один, оказавшийся врагом. Попал Гриша к белым, били его, допрашивали, только ничего не добились и погнали на расстрел. А он скатился с берега на лёд, ползком по реке добрался до ельника, потом до деревни, а там, в сарае, переждал ночь. Наутро пришли наши. Он был без памяти. А теперь вот уже на ногах, едет на поправку в госпиталь, и поскорее надо возвращаться обратно на фронт.

Бабушка согрела воды, вынула чистую рубаху и поставила посреди комнаты корыто:

— Давай, Гриша, обмою, а то на тебе вши.

— Зачем это вы? Я до госпиталя доберусь, там и помоюсь. Я только на ночь зашёл, хотел поглядеть на вас. А ехать-то ужас как!.. Не надо, тётя Фенечка!

— Будем мы с тобой разговаривать — вода остынет.

Бабушка стала поливать и еле устояла на ногах: на тощей Гришиной спине чернела струпьями звезда, а пониже — рубец; на рубце иссечена вся кожа.

Видно, ещё в дороге Гриша тяжело заболел. К полудню он уже горел и громко в бреду командовал.

Федосья Аполлоновна решила его не тревожить: «Если умрёт, то на моих руках. А жив будет — его счастье. Как-нибудь выхожу, а в госпиталях там и без него много». И в госпиталь Гришу не повезла. Она сходила к Чапурному, отнесла ему Гришины документы.

Чапурной всё устроил: привёл врача, сходил к военному коменданту. Гришу разрешили оставить дома и выдали бабушке карточку на сухой паёк. И не успела она по этой карточке ничего получить — у неё вытащили и карточку и два миллиона: всю пенсию и пособие.

— Лучше бы не давали — не так бы обидно было! — ворчала бабушка. — Сроду пятачка не теряла, а тут миллионы не уберегла.

Цены этим миллионам никакой не было — бумажка и бумажка, а вот карточку было жалко: что-нибудь на неё и дали бы.

Бабушка стала думать, чем кормить Гришу.

Люськина тётка привела ей покупательницу.

— Вот, приехала ко мне из деревни — замуж выходит, — говорила она про девку.

Девка была здоровая, в шубе, в сапогах, в большой цветастой шали. Она стояла потная, красная и до невозможности укутанная, а рядом с ней стоял мешок картошки. Вынь да положь ей фату подвенечную!

— У тебя вроде была, Аполлоновна? — говорила Люськина тётка. — За эту фату — если она, конечно, есть — меньше мешка картошки с неё не бери. Теперь где это можно достать фату?

Девка засопела.

— Нигде не достанешь, ни за какие деньги, — повторила тётка.

Бабушка отомкнула сундук и достала тонкую белую кисею. Много лет она пролежала просто так, для памяти, а тут пригодилась. Девка рассматривала фату деловито, на ощупь и на свет:

— Во, глянь, дырка!

Правда, на фате была маленькая дырочка, прожжённая свечой. Бабушка её сама, наверно, нечаянно прожгла, когда венчалась.

— Это подштопать можно. Подштопаю, и видно не будет, — сказала она.

Девка терпеливо дожидалась, пока бабушка штопала, и хотя на фате от дырочки и следа не осталось, но она вынула из мешка десять картошек покрупнее и сунула их себе в карман.

— Больше-то нечего сменять? — спросила она.

— Нет, нечего, — сказала бабушка.

«Целый мешок картошки — богатство! Пусть она подмороженная и мелкая, а всё равно будем сыты», — подумала бабушка и сварила полный котелок. И как Грише ни было плохо, он съел несколько картошек с солью.

Когда Грише стало полегче. Варя решила спросить у него про Ваську. Она часто приходила его навещать.

— Дядя Гриша, — сказала Варя, — вы на самом, на самом фронте были?

— На самом, Варюша.

— А у нас Васька на фронт убежал.

— Какой же это Васька?

— Наш Васька, — И Варя рассказала всё, как было. — Вот, смотрите. — Варя показала Грише фотографию. — Здесь он ещё маленьким был — видите, он у тёти Поли на коленях сидит. Теперь он уже старше меня, а такой же кудрявый.

Нет, не видел Гриша парнишки с белой кудрявой головой и с таким курносым носом.

— Неспокойный, наверно, парень? — спросил Гриша.

— Глупый, — сказала бабушка, услыхав, о чём разговор. — Я все вокзалы обошла — помогала Чапурному искать, — да разве теперь найдёшь! Была бы жива Пелагея, не случилось бы этого.

— Фронт, он большой, — объяснял Гриша. — От моря и до моря. Трудно будет отыскать вашего Ваську. Если бы знал — поискал. Может быть, и нашёл.

Варя повесила фотографию Васьки и тётки Пелагеи над папиным столом, рядом с портретом Ленина, и, попрощавшись, пошла к себе в детский дом.

Так она ничего и не узнала про Ваську.

«Фронт, он большой. Наверно, дядя Гриша был в одном конце, а Васька в другом, — рассуждала Варя. — Вот и не встретились».

Новая воспитательница

В Москве таяло. По улицам бежали ручейки, ручьи и даже маленькие речки. Под ногами хлюпало ледяное крошево, было скользко. А над головой синело весёлое небо.

По Москве шла женщина: маленькая, в тужурке, сапогах и красном платочке.

Женщина несла плетёную корзинку. Шла она из одного конца Москвы в другой — утомилась. Наконец на одной из улиц стала смотреть на номера домов. Вот и районный Совет. Этот дом и нужен.

Она нашла председателя и положила перед ним свои документы.

— Вот хорошо-то! — обрадовался председатель. — Ведь меня Чапурной прямо заел. Я ему говорю, что вы едете, а он не верит. Очень он обрадуется!! Только придётся вам его подождать.

— А разве это далеко? Я дойду. На месте и познакомимся, — сказала Оксана Григорьевна.

Так звали приехавшую.

— Близко-то близко, но надо вас проводить. Вы, я вижу, с багажом.

— Я с поезда, да она у меня лёгкая. — Оксана Григорьевна подняла свою корзинку.

— Всё равно надо проводить… Игнатов! — закричал председатель. (Вошел Игнатов.) Вот надо проводить товарища до детского дома, к Чапурному.

Игнатов подхватил корзинку, и они вместе с Оксаной Григорьевной вышли на улицу, залитую водой.

— Ступить некуда! Вы поосторожнее, по камешкам, а то промокнете.

— Ничего, я уже промокла, — ответила Оксана Григорьевна. — Трамвай у вас в Москве не ходит, я с утра с вокзала добираюсь.

— А вы из Питера?

— Нет.

— А я думал, из Питера, — сказал Игнатов. — К нам из Питера правительство приехало. Ленин, Владимир Ильич, теперь в Москве. А вы, значит, не из Питера…

Игнатов поправил винтовку и подал Оксане Григорьевне руку. На их пути была такая огромная лужа, что не перейдёшь.

— Глубоко! — сказал Игнатов и, не раздумывая, подхватил свою спутницу; через мгновение она уже была на другом берегу.

— Что же, вы меня каждый раз будете перетаскивать? — засмеялась Оксана Григорьевна.

А Игнатов резонно отвечал:

— Ну что ж, придётся! Снегу-то в эту зиму было сколько — не убирали, а теперь потоп. Как же быть-то?

Наконец они добрались.

— Вот и пришли!

Игнатов повёл Оксану Григорьевну в дом через парк. Большие двери с улицы были закрыты.

Навстречу им попались две промокшие девочки, с них текло ручьями. Они тащили большой, неуклюжий ящик. Увидев Оксану Григорьевну и её спутника, они посторонились; а когда те прошли, одна девочка крикнула:

— Вы к кому приехали, тётенька?

Оксана Григорьевна обернулась:

— К вам, девочки… Только почему вы мокрые?

Девочки, не ожидавшие ни такого ответа, ни такого вопроса, зашептались и побежали обратно и уже издали закричали вместе: «Здравствуйте!» А потом засмеялись и убежали.

— Как только он с ними управляется? — Игнатов посмотрел вслед девочкам и махнул рукой. — Ведь это геройство, честное слово!

Игнатов и его спутница поднялись по широким ступеням и вошли в дом.

— Вот, Михаил Алексеевич, я привёл к вам товарища, — сказал Игнатов и поставил корзинку на пол.

Оксана Григорьевна увидела перед собой плечистого человека с добрыми глазами; человек был сед и молод. Он протянул ей руку и сказал:

— Здравствуйте, товарищ, здравствуйте! Вы Оксана Григорьевна?.. Ждал позавчера, вчера, сегодня. Третий день вас жду.