Письмо на желтую подводную лодку(Детские истории о Тиллиме Папалексиеве) - Корнев Владимир Григорьевич
Тот, в свою очередь, поразился:
— Моя бабушка всегда называет русский и литературу словесностью — ее в гимназии так учили… По-моему, ты права!
Сорок пять минут пролетели как одно мгновение, но зато какое! Вместо скованной мертвящей коркой программы совдеповской средней школы, вместо выхолощенной черно-белой литры одаренным подросткам предстала Великая Русская Словесность, способная увлечь и вызвать живые человеческие эмоции у кого угодно.
Очередной урок Ирины Юрьевны ждали уже с нетерпением, однако произошло нечто совершенно неожиданное: после первых вдохновенных слов учительницы дверь неслышно приоткрылась и чья-то рука бросила в класс кусок горящей пластмассы. Едкий удушливый дым желтоватыми клубами моментально заполнил помещение. За дверью послышался топот, гулко отдававшийся под сводами коридора, в пролетах лестницы. Не растерявшись, Ирина Юрьевна схватила лежащую у классной доски влажную тряпку и накрыла источник дыма. Огонек потух, но задымление стало еще больше. Однако учительница поспешила открыть настежь окно и невозмутимо спросила, обратившись к старосте:
— Наташа, кто сегодня дежурный?
— Саша Матусевич… По графику… — растерянно отрапортовала Наташа Плотникова.
— А теперь спокойно выходим из класса. Саша, останьтесь!.. Проветрим, а затем продолжим урок.
Но Ирина Юрьевна не успела сделать и шага к двери, как в соседней рекреации оглушительно грохнуло. Зато класс уже сорвался с места и, проявив завидную прыть и организованность, в считанные секунды оказался в коридоре. Тиллим вместе со всеми перепрыгнул через источник дыма, заметив наполовину сгоревшую оплавившуюся прозрачно-голубоватую линейку с четырехугольной лупой, — такие недавно появились в канцелярском отделе ближайшего магазина «Культтовары».
В рекреации тем временем творилось нечто, напоминающее кадры не то из импортного боевика, не то из фильма-катастрофы. От одной стены к другой с пронзительным свистом металась, оставляя следы копоти на свежей нежно-голубой краске, «римская свеча». Посмотреть на небывалый «аттракцион» из других классов тоже высыпали любопытные. Завуч младших классов Галина Николаевна попыталась было сбить летающую зажигалку шваброй, но вскоре убедилась в бессмысленности этого трудоемкого занятия. Наконец из административного коридора появился директор. Остановившись у входа в рекреацию, он взирал на происходящее с видом разъяренной статуи командора. Зеваки и не думали уходить из коридора и рекреации. В толпе слышался испуганный девчоночий визг и одобрительные возгласы мальчишек:
— Крутая дымовуха! Змей Горыныч отдыхает!
— Эх, жаль, что ракета не самонаводящаяся, а то бы взад-вперед уже раз десять пролетела…
— Сейчас тут все так задымит, что завтра, пожалуй, уроки отменят. Вот было бы классно!
— Кто совершил это безобразие?!! — надрывалась бедняга завуч, бегая в дыму и копоти по всему помещению и уже ставшая похожей на мулатку. — Ну что же вы молчите-то, ребята? Вам хорошая характеристика не нужна?
Пиротехническое представление закончилось так же внезапно, как и началось. Пролетая в очередной раз мимо окна, бешеная ракета неожиданно изменила траекторию и со свистом вылетела в форточку, начисто высадив в ней стекло. Теперь уже можно было наводить порядок ни на что не отвлекаясь.
Поскольку паника постепенно улеглась, а до конца урока была еще добрая четверть часа, преподаватели быстро развели перевозбудившихся учеников по кабинетам. Тиллим вместе с другими семиклассниками направился вслед за Ириной Юрьевной.
В классе еще отвратительно пахло дымовухой. От лежавшей на полу линейки — главной виновницы маленького столпотворения — к этому времени оставался лишь бесформенный комочек тлевшей, спекшейся пластмассы, из которого торчал кусок закопченной линзы. Когда дежурный Матусевич закрыл наконец окна и расставил по местам перевернутые стулья, так неудачно начавшийся сорванный урок можно было, по крайней мере, спокойно закончить.
Прошло несколько учебных дней. Перед следующим по расписанию уроком словесности в дверях учительской дорогу Ирине Юрьевне буквально преградила чем-то озабоченная Юля Григорович. Глядя в глаза словеснице непорочным ангельским взглядом и старательно хлопая пушистыми ресницами, девочка начала:
— Ирина Юрьевна, тут какое-то недоразумение: я хотела посмотреть свои оценки в журнале и увидела, что у Штукарь и Папалексиева стоят пятерки, а они их не получали! Я в принципе могла бы промолчать, но у меня нет такого принципа. После тех единиц и двоек, которые поставила Вера Павловна перед инфарктом, их ведь даже не спрашивали, и вдруг у них по две пятерки! Вы посмотрите, пожалуйста…
— Если я вас правильно поняла, Юля, кто-то совершил подлог. Но такое абсолютно невозможно, — ответила молодая преподавательница. — Журнал всегда находится в учительской или на столе в классе.
— А помните дым по всей школе, ну то, что случилось два дня назад? — продолжала настаивать Юля. — Все же было затеяно специально! И вообще, все оценки за урок проставлены синими чернилами, а эти пятерки фиолетовые — я внимательно рассмотрела… А еще, когда все выбежали из класса, Штукарь задержалась там, я сама видела!.. Ну почему вы мне не верите, Ирина Юрьевна? Зачем мне что-то придумывать?
— Спасибо, Юля. Я приняла к сведению… Что ж, будем разбираться…
Ирина Юрьевна, которой педагогические, да и просто человеческие принципы не позволяли обвинять учеников в чем-то, пока нет веских доказательств, все же не могла проигнорировать возмущенное обращение Григорович. Она внимательно проверила оценки в журнале: стоявшие в означенной графе против указанных фамилий пятерки, фиолетовые среди синих, к сожалению, свидетельствовали не в пользу названных Юлей учеников. Ирине Юрьевне ничего не оставалось, как попросить Папалексиева и Штукарь задержаться после уроков.
Когда на перемене класс опустел, молодая преподавательница подозвала их к своему столу и, открыв предварительно заложенную страницу журнала, указала на выявленный подлог.
— Очень тяжело подозревать кого-либо в позорном поступке, еще тяжелее обвинять, но все-таки я должна понять, откуда здесь это. Кто это сделал?
Девочка и мальчик посмотрели в журнал. Ирина Юрьевна строго глядела на них. Оля, в свою очередь, молча взглянула на учительницу, и в глазах ее читалось недоуменное возмущение. Напряжение росло, а ответа все не было. Преподаватель словесности закрыла журнал и со всей строгостью, на которую была способна, произнесла:
— У вас было время обо всем подумать, но вы не хотите идти со мной на контакт. Мне, право же, очень жаль, но я буду вынуждена доложить о случившемся директору.
— Это я, Ирина Юрьевна! — нарушил молчание Тиллим. — Понимаете, даже не знаю, как я мог… Мне очень хотелось поехать на пленэр, я знал, что и Оля мечтает об этом путешествии. В общем, взял и нарисовал пятерки себе и ей заодно. Иначе бы нас в Новый Афон не взяли.
— Полагаете, теперь возьмут? — Ирина Юрьевна укоризненно вздохнула. — Вы не глупость допустили, вы совершили мелкую подлость, но она может иметь серьезные последствия. Не знаю, чем вам помочь и стоит ли… Стыдитесь!
Когда, опустив головы, оба вышли из класса, Оля еле сдержалась, чтобы не залепить Тиллиму пощечину:
— Какая же ты, оказывается, дрянь, Папалексиев! — резко бросила она, глядя на Тиллима полными слез глазами. — Разве я тебя о чем-нибудь просила? Неужели ты думал, что мне нужна такая… услуга?! И себя тоже опозорил… Ты мне больше не друг, Тиллим. Не подходи ко мне никогда и не звони. Если бы не ты, мы были бы хорошей парой…
С этого дня для Оли Штукарь бывший друг превратился в человека-невидимку. Зато счастливый Матусевич получил право носить Олин портфель и всюду следовал за ней, как верный оруженосец. Провожал ее после школы тоже Шурик, а не отправленный в отставку Тиллим. Он даже видел однажды, как новоявленная парочка отправилась в кафе-мороженое.
