Шарло Бантар - Яхнина Евгения Иосифовна (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗

— Но русский царь и английский король будут только радоваться, если вы раздавите эту кучку бешеных!

— Вы правы. Однако ни тому, ни другому вовсе не понравится, если прусские войска расположатся в самом сердце Франции.

— Да, но французское правительство этого не боится!

— Вот это и вызывает беспокойство иностранных держав: Тьер может оказаться слишком уступчивым, а они этого не хотят. Вы же знаете, что русский царь «нахмурился», когда узнал о том, что мы требуем восемь миллиардов франков контрибуции. Как видите, недовольная гримаса Александра обошлась нам в три миллиарда.

Бисмарк не мог скрыть чувство горечи, вызванное воспоминанием о недавней дипломатической неудаче. Прусский канцлер добился от Тьера полной уступчивости. Он потребовал у Франции богатую провинцию Эльзас. Тьер не спорил. Пруссия пожелала и Лотарингию. Тьер согласился. Но Бисмарк, сверх того, назначил ещё огромную контрибуцию: восемь миллиардов франков. Правительство Тьера не возражало и против этого грабежа. Прусское министерство финансов уже распределило на бумаге эти деньги; они нужны были до крайности: ведь война удовольствие дорогое, разорительное. Бисмарк торжествовал… И вдруг — осложнение.

Когда Александру II сообщили о грабительских требованиях Бисмарка, царь нахмурился. Прусский посол немедленно уведомил об этом Бисмарка срочной телеграммой. Канцлер тотчас снизил свои требования к Франции с восьми до пяти миллиардов франков. Это отступление было тяжким ударом и по финансам Пруссии и по самолюбию канцлера.

Мольтке придавал меньшее значение дипломатическим тонкостям.

— Значит, — с неудовольствием протянул он, — прусская армия обречена на бездействие, и только потому, что наши дипломаты не хотят дразнить иностранных правителей?

— Друг мой, — нравоучительно сказал Бисмарк, — и не надо их дразнить. Запомните раз навсегда: англичане только и думают, как бы столкнуть нас с Россией, [35] чтобы ослабить этого колосса, а заодно и нас. Для этого они не прочь зажечь пожар во всём мире.

— Одни ли только англичане!.. Я скажу вам, что и германский народ мечтает о походе на восток.

— Какой там народ! Ваши офицеры, а не народ! А они, уж вы меня извините, не могут похвастаться способностью далеко предвидеть. Едва ли кто лучше меня знает все слабые стороны государственной и военной организации России. Кого-кого, но только не меня, фельдмаршал, можете вы заподозрить в тёплых чувствах к этой стране. Но Россия не Австрия и не Франция, и спаси бог немецкий народ от военного столкновения с нею. Суровый климат, стойкость русского солдата, огромные просторы России и связанный с этим гигантский размах военных действий — вот с чем придётся встретиться каждому, кто переступит её границы. Для любой державы такая попытка неминуемо кончится катастрофой… Я со страхом думаю, что когда-нибудь, под влиянием зарвавшихся генералов или политических авантюристов, Германия затеет войну с Россией. Этот день станет днём величайшей трагедии немецкой нации.

— Вы находитесь под впечатлением несчастной русской кампании Наполеона, — сказал Мольтке недовольно.

— Не только Наполеона. Я напомню вам ещё об одном весьма способном полководце: Карл Двенадцатый тоже с большим трудом выпутался из экспедиции в Россию.

— Но теперь другие времена… Техническое вооружение армии быстро меняет соотношение сил. А немецкая техника…

— Техника — дело наживное, вооружение армии можно приобрести в обмен на золото! — резко перебил Бисмарк. — Но есть оружие, которое не купишь ни за какие деньги. Это нерушимость русской нации. Если бы даже мы добились полного военного успеха, то и тогда не одержали бы настоящей победы над Россией, ибо русский народ победить нельзя. Никакая война не может привести к разгрому России. Основная сила этой огромной страны зиждется на миллионах русских людей. Если даже какие-нибудь международные соглашения приведут к её расчленению, отдельные части её вновь быстро соединятся друг с другом, как соединяются частицы разбитой капли ртути. Более дальновидные и талантливые русские люди знают об этом преимуществе России. Недавно вышел новый роман графа Льва Толстого «Война и мир». Мне перевели оттуда несколько отрывков. Разрешите познакомить вас с некоторыми мыслями известного русского писателя.

Бисмарк взял один из лежавших перед ним на столе листков и начал читать, отчеканивая каждое слово:

— «После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько-нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит?» — Канцлер бросил на собеседника колючий взгляд, взял новый листок и продолжал: — «Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже не в армиях и сражениях, а в чём-то другом.

Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что всё в великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов; да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли своё сено и не давали французам.

Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас… и всё бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

…несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему-то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce, сделать искусное выпадение в prime [36] и т. д., — дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло всё нашествие.

И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передаёт её великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и лёгкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменится презрением и жалостью».

Бисмарк умолк. Он в упор смотрел на собеседника и с явным удовлетворением подметил смущение на морщинистом лице Мольтке. Не дожидаясь, пока он нарушит молчание, Бисмарк проговорил:

— Да, таковы русские. И советую вам, фельдмаршал, запомнить эти слова графа Толстого на всю жизнь и завещать их вашим ученикам.

Ровный, бесстрастный, глухой голос Бисмарка изменял ему, как только речь заходила о русских. Бисмарк ненавидел Россию, но боялся её. «Традиционные дружеские отношения» с восточной соседкой, которые он старался поддерживать, как только мог, объяснялись именно этим страхом. Россия стояла непреодолимой преградой на пути всеевропейского, а возможно, и всемирного владычества, о котором мечтали Англия и Пруссия.

Избегая вступать с Россией в открытый бой, Бисмарк пускал в ход против неё все виды оружия, какими владела дипломатия. Но плести паутину сложных дипломатических интриг надо было так, чтобы она оставалась незаметной для русских. Поэтому, занося меч над Францией, Бисмарк не забывал оглядываться на Санкт-Петербург. Французские послы и специальные уполномоченные министерства иностранных дел Пруссии постоянно сообщали ему о настроениях царя Александра II и русского министра иностранных дел князя Горчакова. Канцлер стремился развязать себе руки, чтобы самостоятельно управлять судьбой Франции, и старался для этого запугать царя тем, что парижское восстание угрожает распространиться на всю Европу. Он обещал правителям Европы и Америки превратить столицу Франции в ловушку для революционеров из других стран. Однако, опасаясь протеста России, Бисмарк был вынужден до поры до времени воздержаться от прямой, открытой интервенции.