Шарло Бантар - Яхнина Евгения Иосифовна (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗

Бисмарк старался замаскировать военную помощь, которую Пруссия оказывала Тьеру для подавления революции. Так, Пруссия освободила большую часть французских солдат, попавших в плен во время злосчастной для Франции франко-прусской войны. Освобождённые военнопленные поступали в распоряжение Версаля, и эта мера была на деле нарушением нейтралитета, грубым вмешательством Пруссии в гражданскую войну во Франции.

Прусская военщина, не склонная разбираться во всех тонкостях дипломатической войны, рвалась в открытый бой с революционным Парижем. Бисмарк умел, однако, и разжигать и сдерживать пыл прусских юнкеров.

— Если понадобится, — внушал он своему собеседнику, — мы отпустим в Версаль ещё несколько десятков тысяч военнопленных, но не следует без крайней надобности вводить в бой наши войска. И всё же будьте наготове!

— Всё готово! — ответил Мольтке. — У северных и восточных фортов Парижа стянуто достаточно наших войск. Осадная артиллерия давно уже вернулась к стенам города. Через занятые нами зоны не проберётся ни один француз.

Бисмарк пытливо взглянул на Мольтке. На всякий случай он решил пояснить значение блокады Парижа, которую осуществляли немецкие войска, занявшие северо-восточные форты. На его языке «никого не впускать» в Париж означало — отрезать восставший город от остальной Франции, не пропуская туда тех, кто стремился на помощь к коммунарам. Но канцлер считал, что через нейтральную зону можно пропускать версальских солдат каждый раз, когда им понадобится зайти в тыл коммунарам.

— Конечно, делать это надо незаметно, без огласки, — уточнил Бисмарк тактику, какой фельдмаршалу надлежало придерживаться при «соблюдении нейтралитета» прусской армии.

Откровенная, ничем не прикрашенная беседа двух хищников была прервана появлением третьего, не менее важного действующего лица в той трагедии, которая вошла в историю под названием, франко-прусской войны.

Это был начальник прусской полиции, король шпионажа Штибер.

Он поздоровался с Бисмарком и Мольтке и сказал:

— Улица Рапп в огне. Взорван крупнейший патронный завод.

Бисмарк усмехнулся и протянул Штиберу распечатанную телеграмму, которая лежала перед ним на столе:

— Из Версаля меня уже уведомили об этом.

— Неудивительно, что сообщение в Версаль и в Франкфурт посланы из Парижа одновременно, — с удовлетворением заметил Штибер. — Оно оплачено марками и франками.

Штибер был доволен: тайные агенты осведомляли его о всех важных событиях в Париже. И не мудрено: шпионы, которые всюду проникали и имели доступ даже в учреждения Коммуны, служили одновременно и Тьеру и начальнику прусской тайной полиции.

— Ну-с, — обратился Бисмарк к Мольтке, хладнокровно взиравшему на своих собеседников, — теперь вы видите, что, кроме той армии, которой руководите вы, есть ещё армия, и ею управляет Штибер.

— Армия?.. — с нескрываемой иронией переспросил Мольтке.

Штибер подхватил вызов:

— Именно так, господин фельдмаршал. Моя армия занимала все важнейшие позиции во Франции ещё до того, как ваш первый вооружённый солдат перешагнул французскую границу.

Он стал рассказывать, как его многочисленные агенты — немцы и подкупленные французы — ещё задолго до войны подготовляли почву для успешного вторжения германских войск во Францию. На французской территории немецкую армию встречали «свои люди», которые заблаговременно обеспечивали ей помещения и провиант и собирали подробные сведения об оборонительных мероприятиях французского командования. В тылу неприятеля штиберовские шпионы сеяли панические слухи, на фабриках и заводах всеми способами мешали производству военного снаряжения, портили ценное оборудование. Такие же агенты были размещены Штибером и в разных гражданских и военных учреждениях Франции. Взяточничество и продажность министров правительства Наполеона III сильно облегчали Штиберу осуществление его преступных планов.

— Мои люди, господин фельдмаршал, — закончил свою речь начальник прусской полиции, — хорошо поработали для того, чтобы сделать приятной вашу прогулку по французской земле.

— Однако, если бы мои войска не вторглись молниеносно во Францию, вас всех перевешали бы там без всяких церемоний, — заметил Мольтке.

— Не совсем так, господин фельдмаршал! Моя армия ведёт огромную и опасную борьбу без всякого шума и занимает позиции в самом сердце любой страны без единого выстрела. В отличие от армии солдат, моя армия не знает союзников. Она имеет только противников. Это все государства мира, независимо от того, граничат ли они с Германией или их разделяют тысячи километров. Моя армия наступает непрерывно — как во время войны, так и во время мира. И даже более энергично во время мира… — И, чтобы сильнее оттенить значение своей армии шпионов, Штибер торжественно закончил: — Прекратив войну, вы заключаете мир, а я и в мирное время продолжаю подготовлять вам почву для следующей войны.

Наступило молчание. Упоминание о следующей войне навело каждого из собеседников на мысли, которые они не решались высказать вслух. Их алчное воображение рисовало заманчивые картины будущих кровавых завоеваний.

Однако реальная действительность напоминала им о новых силах, которые всё больше влияли на ход истории. Во всех странах росла классовая сознательность рабочих, их воля к объединению для совместной борьбы. На весь мир прозвучал свободный голос парижских пролетариев, взявших свою судьбу в собственные руки.

Враги рабочих нетерпеливо и беспокойно следили за борьбой Тьера с восставшим Парижем.

— Уверены ли вы, — нарушил молчание Штибер, — что Тьер вполне справится с задачей?

— Посмотрим… — ответил Бисмарк. — Если версальским войскам не удастся полностью овладеть Парижем, мы найдём повод пустить в ход наших солдат. Если, например, кем-либо будет разгромлен дом американского посольства, где хранятся наши дипломатические архивы, [37] мы немедленно откроем огонь по Парижу. Надеюсь, вашим людям не трудно будет устроить такой разгром дома Уошберна?

Штибер наклонил голову, давая этим понять, что указание принято им к сведению, что провокация совершится вовремя.

Мольтке, в свою очередь, снова подтвердил:

— Военные действия против Парижа подготовлены так, что их можно начать в любую минуту.

Бисмарк был доволен. Ему удалось поставить французское правительство на колени, и теперь он распоряжался судьбой Франции. Ослеплённый успехами, он не понимал, что крушение Парижской коммуны, которого он ждал с таким нетерпением, всё равно не повернёт вспять колесо истории. Не видел Бисмарк и того, что далеко не все немцы разделяли с ним торжество победы.

Это была пора, когда рабочие всех стран стали понимать, что у них есть общий враг — международные империалисты, готовые объединиться и позабыть раздирающие их распри, как только народ попытается сбросить с себя ярмо. Пролетариат делал только первые шаги к международному объединению своих сил, но в немецкой рабочей среде идеи Интернационала уже начали широко распространяться. На многолюдных собраниях немецкие пролетарии протягивали французским братскую руку. Берлинская секция Интернационала заявила:

«Мы даём великий обет в том, что ни звуки труб, ни громы пушек, ни победа, ни поражение не отвратят нас от нашего общего дела объединения рабочих всех стран».

В эти великие и трагические для Парижа дни по всему миру разнеслись вещие слова:

«Бисмарк самодовольно смотрит на развалины Парижа и, вероятно, видит в них первый шаг ко всеобщему разрушению больших городов; ведь он любил мечтать об этом, когда был ещё только простым помещиком… Он самодовольно любуется трупами парижских пролетариев. Для него это не только искоренение революции, но и уничтожение Франции… он видит лишь внешнюю сторону этого громадного исторического события…

…После самой ужасной войны новейшего времени победившая армия и побеждённая армия соединяются, чтобы вместе избивать пролетариат. Такое неслыханное событие доказывает не то, что новое, пробивающее себе дорогу общество потерпело окончательное поражение, как думал Бисмарк, — нет, оно доказывает полнейшее разложение старого буржуазного общества…